Страница 5 из 6
Бежала, суетилась, искала.
Когда ты живешь в большом городе, ты должен двигаться вперёд. Не иначе. Любое статическое положение непригодно, – оно слишком рискованно. Нужно быть начеку, чтобы воспользоваться выпавшим на твою долю шансом. Это скажет каждый, кто знает нрав возможностей. Кто сталкивался с капризами шанса. Чуть зазеваешься и.. он пройдёт мимо. Ты его не заметишь. А неиспользованный шанс всегда становится проблемой. Всегда. Белой ниткой он пронизывает потом нервные клетки, стягивая психику к ощущению тотального одиночества и пустоты. И эти ощущения пострашнее, чем усталость от бесконечных забегов за нуждами и удовольствием.
Те, кто однажды с подобным столкнулся, хорошо знают этот мерзкий сквозняк по нейронным отверстиям, как немой вопрос: сколь долго ты еще протянешь с этим осознанием?
И здесь уж – кому как повезёт…
Мне повезло сегодня меньше.
Кеды хоть и видавшие дороги натерли безбожно. На улице стемнело, становилось все холоднее и неприятнее. Я шла по однотипным дворам и проспектам, не разбирая дороги, уже несколько часов. Улицы становились все менее освещенными, плитка на тротуаре пошла вразнос и местами торчала острыми углами вверх. Если не смотреть под ноги, неминуемо навернешься.
Я остановилась, осматриваясь кругом. Дома, дворы, темень. Картинка по обе стороны дороги выглядела как декорации плохого кино.
Там в конце улицы должен быть сквер. Но его не было. Я стояла на перекрёстке, озираясь по сторонам, но никак не могла распознать местность. Да, и как можно распознать то, чего не знаешь? Здесь бы хоть намёк на присутствие человека-разумного, но как нарочно – тишина.
Я сделала еще одну попытку осмотреться. На краю противоположного тротуара раздался тонкий писк. Возле пожарного люка прогуливалась кошка. Она явно что-то высматривала, вертя головой то налево, то направо. Но, видимо, ничего не нашла и исчезла в глубина сумерек улицы. Я переступила с ноги на ногу, еще более ощущая их тяжесть. Усталость накатывала бескомпромиссно. Мысли взять такси развеялись еще как пару часов назад наглухо разряженным телефоном. Там же осталась и навигация в пространстве, успевшая проложить это направление, прежде чем намертво погаснуть. Бесполезным булыжником теперь мотался незаменимый в обиходе гаджет, так легко и добровольно вмонтированный столетием в наши ладони, глаза и головы. Чипизацией все страшатся. Какой чипизации? Кого? Мы и так уже давно, как слепые котята, – чипированы собственной неспособностью видеть, думать и ориентироваться. Собственным нежеланием хоть что-то делать собственным умом. Напрягаться и напрягать то, что в черепной коробке еще окончательно не усохло. Что тут чипировать-то в самом деле? Чем управлять? Сложность прям неимоверная – вести то, что само ведётся, помани лишь удобством и значимостью.
Ты не имеешь права быть привязанным к чему-то. Или кому-то.
Вот, что значимо. Вот, что действительно удобно. В предложенных условиях тотальных подмен и обмана. Найдёшь в себе силы? Рискнёшь? Возможно выпадет шанс выбирать свой обман самому, нежели слепо вестись на предложенное. Не факт, что получится. Но шанс все же есть…
Я вышла к краю дороги и протянула руку в сторону. Редкие машины проезжали мимо, демонстративно игнорируя мое присутствие.
«Без шансов», – подумала я, поднимая глаза на небо. Низкой плотной пеленой оно накрывало действительность. Голова становилось все тяжелее. Ужасно захотелось спать.
Если не обманывать самого себя, тебя непременно обманет кто-то другой. Подхватит на обочине неизвестности и отвезет в неопределённость. Приятную или не очень.
Там уж кому какой куш выпадет…
Куш посыпался с неба и через минуту ливонул как из ведра. Резко, напористо. Дождь. Нежданный, негаданный. Я попыталась укрытиям под деревом – безрезультатно. За пару минут одежда вымокла насквозь, в кедах захлюпала вода. Я стояла, прижавшись к стволу дерева спиной, и не понимала, что дальше делать. Как ни пыталась собраться с мыслями, – ни одна не являлась. Придётся обходиться без них. Без мыслей. Хотя и с ними-то порой – что без них. Сущая бессмыслица. Как сейчас. Я убрала с лица прядь мокрых волос и осмотрелась по сторонам. Дождь лил стеной без намека на завершение. Внезапно захотелось разуться. Я стянула сначала один кед, потом второй. Какое же это наслаждение – просто стоять босиком на мокрой листве и ощущать стопами их холодную рельефную текстуру. Спустя ещё пару минут – я вышла из-под укрытия дерева, проставляя лицо струям воды.
Бывает в дожде такая стадия, что уже не важно, – то же и в жизни. Зависит от интенсивности и степени усталости. А я устала сегодня. Очень устала.
Промокнув до нитки, я снова вернулась под дерево и обулась. Кеды отозвались мерзким хлюпком. Тело – ознобом и странным ощущением, что за мной кто-то наблюдает. Я повернула голову, пытаясь проморгаться. Свет был смазан потоками дождя, льющегося с небес. Свет был искусственный и статичный. Свет фар ближнего освещения у обочины дороги.
Была глубокая ночь, когда я вернулась домой. Не зажигая свет, я бросила ключи на тумбу прихожей и прошла в ванную. Ощущения усталости и тотального холода понемногу отступали под обжигающими струями воды, оставляя приятную усталость в мышцах ног. Вдоволь отогревшись, и с большой неохотой я раздвинула запотевшие створки душевой кабины, завернулась в полотенце и вошла в кухню.
Запах его духов ворвался в голову, перебивая собой табачный дым и мои замутненные мысли.
– Где я раньше мог вас видеть, Миледи? – чинно осведомился голос за моей спиной.
«Даже в таких вопросах не обходится без протокольных формальностей», – усмехнулась я мысленно дверце холодильника, затем открыла ее и извлекла початую бутылку белого сухого. “ Точно извращенец”.
«– Где ты была все эти дни? Где твоё алиби?» – снова пробасили он с нотками издевки.
Я сделала глоток из горла бутылки и, захлопнув дверцу, неспешно обернулась.
В квартире по-прежнему было темно, лишь освещение города сквозь панорамные окна небрежно очерчивали силуэты предметов. Я не видела его лица. Но я видела его улыбку. Чувствовала. Она назойливым насекомым летала вокруг моего тела.
Я сделала еще глоток и улыбнулась в ответ. Как знак того, что принимаю вызов, что понимаю игру. У меня ведь даже ответы имелись. И про алиби, и про местоположение. Но протокол предполагает играть по правилам. И мы слишком хорошо знали, как важно следовать этим правилам в целом, чтоб время от времени нарушать их по мелочам.
Я ощутила объятия. Они были почти как настоящие. Я прижалась к нему, словно стараясь забыться. Он зарылся лицом в мои волосы и глубоко задышал. Мы стояли на фоне оконных сумерек и оба слышали, как сгущается пространство. Как все затихает. Как все успокаивается. Даруя нам ненавязчивое присутствие друг друга. Здесь. Сейчас. А что будет потом? Да, кто ж об этом думает, – что будет потом? Когда алкоголь сводит все к чистой биологии, напрочь уничтожая индивидуальные различия. Таким, собственно, и должно быть идеальное лекарство от одиночества.
Сегодня лекарство выдалось терпким. Насыщенным. С горчинкой. За состав и дозу – ответит завтра. Не для того ли нам дана природой эта тяга к разнообразию? Чтоб не зацикливаться. Не на делах, ни на мужчинах?
Доза была ударной. Действенной.
Я отлично знала, что делаю. В моих поступках всегда прослеживался холодный расчёт, что не всегда мне удавалось скрыть. Я к этому и не стремилась, впрочем. В такие моменты я всегда расползлась в улыбке кошки сожравшей канарейку. И танцевала.
Сейчас я танцевала на кухонном столе, скинув полотенце. Тень от точечного ночника на стене колыхалась в такт моим движениям и музыке. Она вдруг показалась мне невероятно тонкой, изящной. Почти бесплотной. Как язычок огонька свечи, дрожащий от заговорческого шепота. Облизывая губы, я проговаривала слова песни, – те, что не выкинешь. Известные только мне. Они оставались неизменными. Я изменилась. Часть меня умерла. Часть сгорела. Сгорела вместе с теми, кто проиграл. Кто жаждел погреться, но не готов был обжечься. А получив ожог, пытался залить. Затушить. Забить.