Испытательный срок

Из-за неплотно прикрытой двери кабинета слышались тихие голоса. Подходя к отделу, Некрасов постарался топать погромче, а на пороге появился с нарочито шумным приветствием. И правильно, потому что Оксанка слишком уж пристально уставилась в монитор покрасневшими глазами. Ярик поздоровался спокойно, как и всегда. Это он Ксюшу до слёз довёл или, напротив, пытался утешить?

— Как день прошёл? — почти ровным голосом поинтересовалась Тимофеева.

— Плодотворно, — отчитался Макс, включая чайник. Не столько ради чая, сколько для того, чтобы чем-то заполнить тишину. — С утра вот на вождение сходил, а сейчас только что из «Восхода»…

— Ты в автошколу записался? — на сей раз Ксюша улыбнулась вполне искренне, хоть и не до конца радостно.

— Ну да, — старательно небрежно бросил Некрасов. Вообще-то новость жгла язык уже пару дней, требуя выхода, но всё было как-то не до того. — С недавних пор боюсь в метро ездить, такие дела.

— Боится он, — усмехнулся Ярик. — А вообще начинание достойное. Ты у нас один без прав.

— Андрюха ещё, — уязвлённо напомнил Макс, разматывая нитку на чайном пакетике.

— У Андрея есть права, — возразила Ксюша. — У него машины нет и желания её покупать — тоже.

— Ну и зря, — Некрасов для порядка отхлебнул чаю и отставил кружку на свой стол. — Как тут дела?

— В норме, — Зарецкий подхватил со стола собственную кружку и прогулочным шагом направился к чайнику. Он и впрямь, кажется, заскучал на дежурстве; по крайней мере, у компьютера страницами вниз лежал жуткого вида труд по физике высоких энергий. Макс поморщился: это же до какой степени должно быть нечем заняться, чтобы по доброй воле захотелось читать такое!

— А вылазок сколько было? — уточнила умудрённая опытом Ксюша.

— Пять, — Ярик преспокойно занялся чаем. — Ничего особенного. Больше в документах копался.

— Это то старое дело, да? — полюбопытствовал Макс. — Которое шефу спать не даёт?

— Нет, — Зарецкий прислонился спиной к шкафу и поднёс к губам исходящую паром кружку. — Вы, ребят, когда-нибудь в «Гекату» заглядывали?

— Ой, фу, — Оксанка весьма натурально скривилась. Похоже, окончательно ожила. — Тебе что, ведьмовские штучки нужны? Лучше в «Московский цех» сходи.

— А «Геката» чем плоха? — Макс наморщил лоб, припоминая, что слышал об этих салончиках. — Недорогая вроде.

— Угу, недорогая, — Ксюша презрительно фыркнула. — Ширпотреб в худшем смысле слова. Лучше серебра с хризолитами ничего там нет, и то… Ярик, а тебе что надо-то? Ты вроде цацки не жалуешь.

— Меня хозяйка интересует, — пояснил Зарецкий. — Татьяна Свириденко, слыхали про такую?

Ксюша кивнула.

— Богатенькая. За бугор часто мотается. А по способностям фигня какая-то, ну, сам посмотри, если надо…

— Да, там негусто, — согласился Ярик. Наверняка уже базу перерыл и всё про эту тётку выяснил. — Паршивые, говоришь, поделки продаёт?

— Ну, я бы для себя брать не стала, — твёрдо заявила Ксюша. — Раскрутка у неё что надо, и ещё дешевизной берёт, а так…

— Занятно, — Ярик задумчиво склонил к плечу голову. — «Геката» в гору пошла лет пятнадцать назад, до того про неё никто не знал.

— Всё когда-нибудь начинается, — философски заметил Макс. — Может, тётка грамотного маркетолога нашла, и попёрло…

— А с чего весь сыр-бор? — в лоб спросила Ксюша. — Она натворила что-то по нашей части?

— Не-а, — Зарецкий соизволил наконец вернуться за стол. — Так просто, на всякий случай выясняю. Ксюш, хочешь — поезжай домой, — вдруг предложил он. — Я не устал, могу ещё одну смену взять.

Оксана в ответ вздохнула.

— Да нет, Слав, спасибо. Я в норме, а тебе тоже отдыхать надо. И потом, — она улыбнулась, — Костик расстроится, если мы в первый же день порушим график.

Зарецкий красноречиво промолчал, продемонстрировав всё, что думает о графиках и лично о Костике. Какой-то он добрый сегодня. Или не «сегодня», а «с Ксюшей»? Эти двое всегда неплохо ладили, а если уж Тимофеева примчалась в Управу за три часа до дежурства, чтобы о чём-то поговорить, и реветь при Ярике не постеснялась… Макс остро почувствовал себя третьим лишним и немедленно полез за сигаретами.

— Пойду-ка покурю, — возвестил он. — А потом буду всякие каверзные вопросы спрашивать, так что готовьтесь.

Дверь за собой он старательно прикрыл. В коридорах у исследователей тихо и пусто, а жаль. Не исключено, что где-то в недрах лабораторий засел над экспериментами какой-нибудь младший научный сотрудник, но бегать и проверять Макс не стал. И так все говорят, что контроль везде суёт свой нос. А как не совать, если шестерёнки, которые должны работать слаженно, сбоят и не попадают в пазы, пока лично за всем не проследишь? Правопорядок прохлопал паразита, безопасность — нелегала, надзор — место потенциального разлома… То ли вопиющий непрофессионализм, то ли диверсия. Чья только?

Небо над Москвой успело уже потемнеть. Макс зябко поёжился от прохладного ветра; погода, похоже, портится. Струйка дыма тут же развеялась в разбавленной электрическим светом ночи. Мысли ворочались неохотно, упрямо огибали важные предметы и цеплялись за всякую ерунду. Вот что б стоило делам идти как обычно? Високосный год виноват, не иначе. Костик, услыхав такие суждения, встал бы на дыбы, но что ж поделать, если правда столько всякой ерунды происходит? Хочешь не хочешь, а выводы напрашиваются…

Едва слышное бормотание отвлекло Макса от бестолковых раздумий. Некрасов стряхнул пепел и отодвинул стеклянную плошку. На балконе чисто, на выходных тут некому свинячить, но какой-нибудь домовой обязательно явится сюда со шваброй. И точно, пролез сквозь узенькую щёлочку между дверью и стеной. Как кот: бесшумный, мохнатый, способный повсюду просочиться. Макс посторонился, чтобы не мешать нежити возить тряпкой по кафелю.

— Да кому ж его надыть? — тоскливо вопросил домовой, ни к кому не обращаясь. — Кому ж, кроме старого Фёдора? И-и-эх, Николенька ругатися станет, ох и станет…

«Николенька» — это он про Николая Андреевича, не последнего надзорского начальника, который ведает служебной управской нежитью. Суровый мужик, мрачноватый и внушающий уважение, даром что пятой категории. Такой, пожалуй, если начнёт «ругатися», может мохнатика и повредить если не телесно, то в рассудке. Чем бедняга провинился, интересно? Разговаривать с управской нежитью вообще-то запрещено, потому что она везде ходит и много чего видит. Макс воровато оглянулся на равнодушные камеры. Аккуратно обходить всякие клятвы, запреты и правила он, как и всякий уважающий себя одарённый, научился ещё в детстве. И вообще, если он выяснит, в чём провинилась служебная нежить, будет только лучше, правда?

— Ох, дырявая головушка! — пожаловался домовой, горестно прядая длинными ушами. — Николенька скажет — остолоп, и ить прав будет! Горюшко-горе… Да и где ж оставил-то? Где ж?

— Потерялось, что ли, чего, — бросил Макс, глядя мимо ушастой башки. Колечко в брови ожидаемо нагрелось, отражая слабенькие чары. Нежить, что с неё взять…

— Пропамши, как есть пропамши! — домовой горестно тряхнул бородой. — Был — и нетути, а как теперь Фёдору комнатки-то убирать? Как убирать-то?

Что он такое посеял? Пылесосы нежити не доверяют, она вообще с техникой плохо совместима. Веник? Фи, такого в Управе не держат. Про ведро или тряпку говорить «он» не станет даже самый косноязычный домовой, а без чего ещё нельзя помыслить уборку? И кому, чёрт возьми, это могло понадобиться?

— Шваброй убирать можно, — предположил Макс.

— Да как убирать-то, ежли не зайтить никуды! — расстроенно вздохнул домовой. Проворно переваливаясь на кривеньких лапах, он принялся возить по полу не слишком чистой тряпкой; халтурил, а халтурит домашняя нежить только от великого потрясения. — Как зайтить-то? Маги, они ить пальцем тырк — и открыто, а Фёдору так нельзя. Вот ежли бы какой добрый человек взял да впустил…

— Так вам же универсальные ключи выдают, — брякнул Макс, позабыв про осторожность, и тут же был наказан короткой жгучей болью. Не дремлют следящие чары…