Страница 21 из 22
Вдруг в окружающем нас тихом гуле шепотков раздается крик младенца, который кто-то безуспешно пытается заткнуть. Я не выдерживаю, сворачивая с пути и шагая прямо между грязных бараков туда, откуда доносится плач, не обращая внимания на слабые попытки Селестины остановить меня. Через несколько метров останавливаюсь перед небольшой землянкой, вырытой под корнями поваленного дерева. Передо мной покорно склоняются двое некотянок неопределенной расцветки и возраста. Из-за грязи, усталости и недоедания им можно дать все сорок человеческого возраста, в то время как на самом деле они могут быть куда моложе. ЗА их спинами надрывается младенец и доносится слабый приглушенный стон.
— Смилуйтесь, милорд, — говорит одна из женщин.
— Поверьте, тут не на что смотреть, — добавляет вторая.
Они обе не поднимают голов, но упорно продолжают загораживать спинами тех, кто лежит в землянке. Тогда я аккуратно, стараясь не напугать, дотрагиваюсь до их голов, мягко поглаживая грязную сваленную шерстку между ушек. Кошки дергаются, как от удара током, но уже через секунду, инстинктивно прижимаются головами к моим ладоням.
— Поверьте, — говорю я, продолжая поглаживать их. — Я не причиню никому вреда. Позвольте мне...
Мой голос дрожит и ломается. Но некотянки поднимают головы, смотря на меня глазами, полными слез и молча расходятся в стороны. На ветоши под корнями дерева распласталась совсем молоденькая кошкодевушка, которая пытается спрятать на впалой груди сморщенное тельце новорожденного котенка. Мой острый взгляд сразу замечает окровавленные тряпки, неестественно бледное лицо роженицы и ее почти остекленевшие глаза. Все это проносится мимо моего сознания, когда тело действует уже быстрее разума. Едва коснувшись рукой ее холодеющего тела, командую:
— Исцеление!
Слепящий поток света озаряет грязные бараки, вознося тело некотянки. Я едва успеваю выхватить тело крошечного малыша. В отличие от его мамы тот получился крепким и весьма громким. На всякий случай я и на него кинул лечение, но ожидаемо ничего не произошло.
Тем временем, вокруг собирался изумленный таким событием народ. Не только некотяне, а вообще все, даже стражники крепости и охрана принцессы вместе с ней самой. Ушастые близко не подходили, почтительно пропуская людей к месту события. Исцеленная кошка опустилась на землю, глубоко вздохнула и открыла глаза. Не оборачиваясь, протягиваю руку назад. В нее тут же вкладывают фляжку. Куноичи натренированы до совершенства, понимая мои приказы с полужеста и полувзгляда. Рядом приседает Хатико, начиная поспешно рыться в рюкзаке. Одной рукой приподнимая голову бедной кошке, другой подношу к ее губам фляжку. Сфокусировав на мне и окруживших ее людей взгляд, несчастная дергается и дрожит в смертном ужасе, но одна из подруг, прикрывавших роженицу своим телом, садится рядом, успокаивая девушку.
Кошкодевушка робко пробует содержимое фляжки, а после первого же глотка прилипает к посудине, выпивая почти половину литровой бутылочки.
— Кисель из злаков и фруктов, — улыбнувшись, говорит Хатико. — Отлично восстанавливает силы. Самое нужное для молодой мамы, верь мне!
Неко благодарно кивает со слезами на глазах и тянет лапки к малышу, которого ей тут же передают. Теперь, когда жизнь ее и крохи вне опасности, встаю, но слышу шепот спасенной:
— Можно... узнать ваше имя, милорд?
— Ричард, — отвечаю ей. — Просто Ричард.
Покидаю бараки, стараясь не смотреть по сторонам, иначе бы визит к барону затянулся бы надолго. Время обещаний и дел еще не пришло. Наконец, наша процессия подходит к стенам крепости. Ворота плотно закрыты, несмотря на отсутствие какой бы то ни было опасности. Один из стражей стучит кулаком в обитую стальными полосами деревянную дверь:
— Открывайте! Знамо гости жамые прибыли!
«Странный акцент», — размышляю я. Тяжелые двери распахиваются, открывая нашим взглядам внутренний двор крепости. Разумеется, тут все иначе, нежели снаружи: чисто, уютно и опрятно. Чуть в стороне две некотянки в простых одеждах метут улицу и убирают мусор. Мы поднимаемся к крепости по большой каменной лестнице, когда двери донжона распахиваются изнутри и громовой голос рычит на весь двор:
— Младая дщерь навестила старого медведа! Давно пора! Устали ждать!
На порог каменного блиндажа выходит натуральный медведь. Он огромен, рыжебород и наводит ужас одним своим видом. Барон носит медвежью шкуру таким образом, что верхняя челюсть зверя закрывает верхнюю часть головы. На первый взгляд кажется, что огромный гризли встал на задние лапы, и говорит человеческим голосом! Впрочем, на второй тоже, так как огромная борода сливается с шерстью, практически полностью закрывая лицо.
Служанка ровным голосом представляет принцессу и меня заодно. Видимо, она уже не раз видела барона, раз так спокойно относится к его облику. Вместо приветствия тот поворачивается и машет лапой, приказывая следовать за ним. Даю отмашку куноичи, разрешая действовать самостоятельно, а сам следую за принцессой.
— Баре не в духе, — бормочет один из стражей, оставаясь на улице. — Ласково просим, не разозлите его больше. Жалста!
Обстановка внутри донжона больше напоминают спартанскую, нежели убранство великого барона. Огромный деревянный стол, лавки вместо кресел, простая посуда.
— Нравится? — рычит с усмешкой Василий, заметив мой взгляд. — Привыкай...как там тебя?
— Ричард фон Лихшт...
— Ричард, — перебивает меня тот. — Давай по-простому. Меня воротит от всех этих «фон», да «ля». Если тебя Селеста притащила, значит, в тебе есть что-то особенное, не так ли?
— Он спас меня, Вася! — вдруг пищит принцесса, в волнении привставая с лавки. — Всех нас спас! С того света вытащил в самом прямом смысле! На нас наемники напали!
Нефедофф мрачнеет на глазах.
— Рассказывай! — бросает он в сторону принцессы, усаживаясь на крякнувший под его весом стул за противоположный конец стола. — Нет, погодь, сначала чай. Варька! Тащи жрать, чем Един... бог послал! И чаю!
Из другой комнаты, откуда доносятся ароматные запахи, мгновенно появляется дорожная женщина под стать барону, несущая самый настоящий самовар, который бухает на середину стола. Судя по виду Селестины, она такое уже видела, а вот мне приходится довольно неожиданно наблюдать такое чудо из прошлого моего времени!
— Нравится? — благодушно спрашивает меня рыжебородый гигант. В его глазках вижу самодовольство и благодушие. — Больше такого ты нигде не найдешь! Сам сделал! Называется...
— Самовар, — опережаю барона.
Тот замирает с выражением обиженного ребенка на лице.