Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 77

Глава 9

9.

Каманин[1] вошел в кабинет Цуканова[2] и поздоровался.

— Добрый день, Николай Петрович, — ответил помощник Генерального секретаря. — Проходите, присаживайтесь.

Каманин подошел к приставному столу, где и сел на стул. Цуканов занял место напротив. Перед этим они обменялись рукопожатием.

— Извините, что оторвал от важных дел, — начал разговор помощник. — Нужда, Николай Петрович. Леонид Ильич поручил мне разобраться в одном деле. На его имя поступило странное письмо. Ознакомьтесь.

Он достал из папки несколько листков и протянул их генералу. Каманин взял, достал очки из кармана мундира и, водрузив их на нос, впился взглядом в строчки.

«Уважаемый Леонид Ильич. Обращаюсь к Вам с великой просьбой. Помогите уберечь от гибели Юрия Алексеевича Гагарина…» — начиналось письмо.

Каманин поднял бровь и продолжил чтение. Пробежав послание глазами, прочел его вторично — вдумчиво и не торопясь. Завершив, сложил листки на стол.

— Ваше мнение? — спросил его помощник.

— Удивлен, — сказал Каманин. — Неизвестный аноним — а письмо, как вижу, не подписано, знает сведения, представляющие государственную тайну. В тоже время изложил их будто мимоходом — на листочках в клетку.

— Вырванных из общей тетради, — подхватил Цуканов. — Добавлю: письмо поступило в секретариат ЦК обычной почтой. Хорошо, сотрудник опытный попался и позвал секретчиков. Письмо изъяли, на листках поставили гриф, а у читавшего его сотрудника взяли дополнительную подписку о неразглашении. О происшествии доложили мне. Ознакомившись с письмом, я показал его Леониду Ильичу, и он велел мне разобраться. Первым делом выяснить, кто автор.

— Кто-то из моих? — вздохнул Каманин.

— Нет, — покачал головой помощник. — Я привлек к делу комитет.[3] Они проверили почерки всех, кто хоть каким-то боком был причастен к тайне. Не совпало. Конечно, остается вариант диктовки, но эксперты комитета это отрицают. Письмо писали явно впопыхах, возможно, даже на колене, о чем свидетельствуют неровные строчки и пляшущие буквы разного размера. При диктовке такого не бывает. Специалистами составлен психологический портрет автора письма. В нем много необычного. К примеру, он очень молод.

— Чей-то член семьи? — предположил Каманин.

— Их тоже проверяли, — сказал Цуканов. — Не подтвердилось. Как я уже сказал, письмо довольно необычное. С одной стороны, его автор молод, о чем свидетельствуют характерные особенности почерка и экспрессивное изложение фактов. Не слишком образован — в письме есть ошибки. Но одновременно проявляет глубокое знание предмета и мастерство анализа сложившейся ситуации. Как такое может сочетаться? Специалисты развели руками. И еще одна особенность. Он употребляет слова и выражения, незнакомые филологам. К примеру, это… «долбодятлы». Хотя смысл его понятен.



— Да уж, приложил! — кивнул Каманин.

— А еще «натягивать сову на глобус», — продолжал помощник. — В буквальном смысле — это издевательство над полезной птицей. Но посыл тут иной — делать глупости, или заниматься чепухой. Короче, выйти на автора не удалось. Письмо смогли проследить до почтового отделения Белорусского вокзала, а там такой круговорот людей… — Цуканов махнул рукой. — Так что это поручение Леонида Ильича я выполнить не смог. Но еще он просил меня дать заключение по существу изложенных здесь сведений, — помощник указал на лежавшие на столе листки. — Что скажете, Николай Петрович?

— Позвольте, я напомню, — вздохнул Каманин: — После гибели Комарова, чтобы сохранить стране первого космонавта, Гагарина отстранили от космических полетов. Но тем самым увеличили вероятность его смерти. Гагарин военный летчик, а у них ЧП нередки. И техника подводит, и сложных обстоятельств при выполнении полетов больше. Запретить Гагарину летать? Но ведь он ездит за рулем автомобиля, и гоняет на своей «Матре», которую ему французы подарили, на высокой скорости. Несколько раз попадал в аварии. Запретить Гагарину водить машину? Пусть на службу на автобусе добирается? Но ведь пассажиры в дорожных происшествиях тоже гибнут. Все эти запреты не имеют смысла, и выглядят издевательством над первым космонавтом. Гагарин молод, любит космос и хочет продолжать полеты, на что указывает автор письма. Что он предлагает? — генерал взял листок со стола и поднес к глазам. — Прошу вас, дорогой Леонид Ильич, верните Юрия Алексеевича в космонавты. Так будет лучше всем — ему и СССР, — Каманин сделал паузу и положил листок на стол. — Я с этим полностью согласен.

— Готовы отразить все это в докладной для Леонида Ильича? — спросил Цуканов.

— Готов, — кивнул Каманин.

— Займитесь, — помощник собрал со стола листки и спрятал их в папку. — А пока озаботьтесь тем, о чем пишет странный аноним. Учебный самолет Гагарина не должен быть изношенным, переданным из авиационного полка по принципу «на тебе, боже, что нам не гоже». Пилот-инструктор — не кто-то из друзей Юрия Алексеевича, а принципиальный летчик, который станет относиться к космонавту, как к обычному курсанту, строго спрашивая с него за ошибки. В полетной зоне, где Гагарин будет отрабатывать задание, не должно быть посторонних самолетов и метеозондов. Если вдруг Юрий Алексеевич погибнет по одной из названных в письме причин, спрос с виновных будет очень строгим. Вам понятно?

— Да, Георгий Эммануилович!

Каманин встал.

— Жду вашу докладную, — сказал Цуканов. — Принесите сами, мы ее обсудим…

Несколько месяцев спустя

«Миг-15 УТИ» пробил облачность и стремительно помчал к земле. Та оказалась неожиданно близко. Гагарин среагировать не успел. После своего знаменитого полета в космос он прекратил тренироваться вследствие многочисленных поездок за рубеж. Кроме того, Гагарин возглавил отряд космонавтов, что добавило административной работы. Часто посещал официальные и прочие приемы за границей и внутри страны, на которых русского космонавта угощали от души. И он ел — вкусно ведь! Пополнел, потяжелел, скорость реакции притупилась. К счастью, управление учебным истребителем вмиг перехватил инструктор. Гагарина вдавило в кресло, самолет завибрировал от перегрузки. Выровнять машину удалось у самой земли. Едва не чиркнув брюхом по верхушкам сосен, «Миг» полез обратно в небо.

— Возвращаемся на аэродром, — раздалось в наушниках. — Самолет веду я.

— Понял, — отозвался первый космонавт, ощутив, как спина покрылась холодным потом. Едва не гробанулись…

— Поняли свою ошибку, товарищ полковник? — спросил его инструктор после приземления.