Божья коровка

Мокрым, но довольным, Лосев выбрался из ванной и отправился искать одежду. Обнаружил ее в нижнем ящике в шкафу. Майка, труселя выглядели чистыми и пахли мылом. Здесь же обнаружилось вафельное полотенце. Лосев им обтерся, после натянул белье. Почему пацан его не надевал, было не понятно. Не хотел? Не научили? Ну, дебилов не поймешь. А вот дальше началась засада. Запасной одежды не нашлось, в смысле чистой. Лосев огляделся. Синий тренировочный костюм из тонкой ткани валялся на полу возле дивана. Видно, прежний обладатель тела снял его перед тем, как завалиться спать. Николай поднял кофту со штанами и поморщился — воняют. Он отнес костюм в санузел, бросил в таз к белью. Постирает… Ситуация все больше удивляла. У пацана нет запасной одежды, шкаф стоит практически пустой. Лосев обнаружил в нем лишь сверток белой, плотной ткани, непонятной для чего назначенной, майки с труселями и носки, к слову, без резинки. Шкаф как будто вычищали. Он сходил в прихожую. На прибитой возле двери деревянной вешалке обнаружились пальто и шапка, снизу — кеды и ботинки. По размеру, кажется, его — в смысле идиота. Это, что ли, вся одежда? Потянул за ручку двери — заперта. И замок такой, что открывается ногтем. Впрочем, ключ нашелся быстро — он висел на гвоздике, вколоченном в косяк. Стержень и одна бородка — примитив голимый. Лосев вставил его в скважину и дважды повернул. Дверь открылась тихо и без скрипа. Что за ней? Лестничная площадка, небольшая, он сказал бы: тесная. Дом, скорей всего, хрущевка. На площадку выходили двери, Николай насчитал их три. И еще его четвертая. Лестница бежала вниз и вверх. Что ж, этаж не первый, не последний — остается этому порадоваться.

Николай закрыл дверь — позже разберется. Есть потребности насущнее. Желудок яростно урчал, требуя его наполнить. Следует найти еду. Кухня подтвердила его вывод о хрущевке. Крохотная, метров пять. Стол, две табуретки и буфет с раздвижными стеклянными створками в верхней трети. За стеклом — тарелки, кружки. Газовая плита на две конфорки, эмалированная, чугунная мойка и — о, счастье! — холодильник. Маленький, чуть выше метра, с буквами «Минск-1» на дверце. Лосев подбежал, открыл ее…

Что за хрень? Холодильник был пустой — ни яиц, ни колбасы, ни сыра. Ладно, сыр, хотя бы банка с огурцами! Ничего совсем. Зло захлопнув дверцу, Лосев подошел к буфету. За высокой створкой на полке обнаружилось немного хлеба — где-то с треть буханки-кирпича. Хлеб немного зачерствел, а еще его кусали, судя по всему, пацан. Лосев выложил обгрызенный кусок на стол, найденным на полке ножом отделил примерно треть. Хватит для начала, неизвестно, будет ли еще еда. Есть обгрызенный ломоть было чуть противно, только Николай себя заставил. Если правильно подумать, за собою подъедает — тело-то теперь его. Прожевав, он положил оставшийся кусок на ту же полку и, смахнув в ладонь крошки со стола, бросил в рот. Взял эмалированную кружку и налил в нее воды из крана. К удивлению, она не пахла хлоркой и была довольно вкусной. Лучше бутилированной из прошлой жизни[4].

Заморив червяка, Николай вернулся в комнату. Для начала убрал постельные принадлежности с дивана. Грязные наволочку и простыни стащил и отнес их в ванную. Заменил на свежие, что нашлись в шкафу. Убранная постель отправилась туда же — места там полно. Завершив с этим, он решил исследовать жилище. За перегородкой с ширмой обнаружилась комнатка — темная и без окон. Небольшая, метров пять квадратных. Там стояла узкая железная кровать с бельем и покрывалом. Пухлую подушку прикрывала кружевная накидка. Почему пацан не спал здесь, было непонятно. В комнате нашелся стул, торшер и больше ничего. Ну, еще икона на стене, небольшая и бумажная. Спас Нерукотворный… Николай подумал и, поддернув покрывало, заглянул под койку. Чемодан какой-то, деревянный ящик, как у плотников в старинных фильмах. Первым делом Николай вытащил его. Инструменты, гвозди и шурупы в специально сделанных отсеках. Их владелец дело явно знал. Всем давно не пользовались: полотно ножовки испятнала ржавчина, как и клещи с пассатижами. Николай задвинул ящик под кровать и занялся чемоданом. В нем нашелся лишь альбом, тонкий, но увесистый. Ну, так плотная обложка, и листы, как будто из картона. Все в пробитых частых прорезях, чтобы можно было вставить фотографии.

Сунув чемодан обратно, Николай забрал альбом и вернулся на диван. Сел, открыл. Фотография, большая, черно-белая. Молодая женщина смотрит в объектив, на коленях у нее — ребенок в ползунках и шапочке. Малышу не больше года.

— Мама, мамочка, — раздалось в голове. Голос всхлипнул и продолжил: — Мамочка теперь на небе, ее боженька к себе забрал.

— Блядь! — Лосев чуть не выронил альбом. — Это что за хрень?

— Я не хрень, а Боря, — ответил голос. — Мы здесь с мамою живем. Но теперь она на небке, потому я здесь один. Дядя Вася через день приходит, рыбку мне приносит с хлебом. Рыбка кончилась вчера, — голос погрустнел, — Хлеб остался, но его немного. Ты мне рыбки принесешь?

— Не фига себе заявка! — охнул Лосев. — Крыша, блядь, поехала!

— Крыша сверху дома, — сообщил все тот же Боря. — Здесь ее не видно. Мама говорит, что тебя мне боженька прислал — чтоб помог и защитил. И еще сказала, что ты можешь отказаться. Боженька найдет другого, а ты будешь там, где хорошо. Мама говорит: ты это заслужил, потому как душу положил, других спасая. Ты уйдешь? — голос прозвенел тревогой. — Оставайся. Мне с тобою хорошо. Ты меня помыл и хлеба дал.

— Дай подумать, — отозвался Николай. — А пока немного помолчи.

Боря в голове затих. Николай закрыл альбом, бросил его рядом. Ситуация — туды ее растак! Голоса в башке звучат у психов. Им обычно советуют чего-то совершить. Ножик взять, кого-то там прирезать. Или прыгнуть с крыши дома… Надо ему это счастье?

— Боря, — произнес тихонько Лосев. — Я хочу тебя спросить. Если я останусь в этом теле, ты мне постоянно будешь что-то говорить?

— Нет, — ответил голос. — Я не слишком умный, мало знаю, потому умолкну навсегда. Мама говорит: мы станем как один.

— И сознания сольются?

— Я не знаю, — ответил Боря. — Ты согласен?

— Погоди, — сказал поспешно Николай. — Я подумаю еще.