Стать Медузой (ЛП)

Порой это даже работало.

Вздохнув, она провела пальцами по своим волосам и рассмеялась с Алексиосом.

Так она хотела запомнить жизнь тут. Она всегда думала о доме, как о смехе с Алексиосом в полях пшеницы. С ним она ощущала себя сильнее, как бы плохо ей ни было.

Медуза будет скучать по этому на обучении. Она не думала, что они давали жрицам видеть кого-то, пока их не обучили полностью, и ее семью это устраивало. Они были заняты. И она знала, что они заботились друг о друге. Было проще прощаться с ними, когда она знала, что они смогут жить без нее.

Но Алексиос?

Она будет скучать по нему. Сильнее, чем хотела признавать.

— Я принес тебе кое-что на память, — сказал он, когда они устроились.

Он вытащил из кармана поразительный золотой браслет. Такой красивый, что она охнула от шока. Золото было редкостью, но она было старательно закручено в узор, как на колоннах храма. Она не знала, что сказать. Или как сказать.

Дрожащей ладонью она взяла браслет. Металл был еще теплый от его тела, и жар пробежал по ней и добрался до живота.

— Ого, — прошептала она. — Так красиво, Алексиос. Где ты это взял?

Он пожал плечами.

— Сделал. Для тебя.

— Для меня? — она сжала браслет.

Какой мужчина делал такой подарок женщине, которая уезжала, чтобы стать жрицей? Это был подарок для будущей жены. Или той, кто была важнее девушки, которая пропадет после долгих лет дружбы.

Она не могла это принять. Как бы ни хотела сохранить его, чтобы помнить его.

Медуза протянула ему браслет.

— Нет, Алексиос, я не могу. Это слишком красиво. Ты должен оставить это для леди, которой сделаешь однажды предложение. Она сделает тебя куда счастливее, чем могу я.

Его глаза стали темно-синими. Он поймал ее ладони, переплел пальцы с ее, и они оба сжимали браслет кулаками.

— Это твое, Медуза. Другая женщина не будет с ним смотреться.

Она ощущала, что в этих словах было что-то еще. Словно он пытался передать ей то, что она не могла понять.

Он любил ее?

Это было невозможно. Он не мог ее любить, и даже если любил, это было неправильно. Она знала, что не стоило портить хорошее, а у них была память, которую она будет лелеять всю жизнь.

И все же жар его взгляда говорил ей, каким важным этот миг был для него. Ему нужно было, чтобы она взяла золотой браслет, хотя это было слишком для друга. Он хотел, чтобы у нее было что-то на память от него, и она тоже отчаянно хотела помнить его.

Если честно, Медуза долгое время видела в нем не только друга. Если она и думала полюбить кого-то, то только Алексиоса. Его сильные ладони сжимали ее руки, и она ощущала в этом уверенность, от этого слезы выступили на глаза.

Она глубоко вдохнула и с шипением выдохнула сквозь зубы. Она смотрела на их ладони и желала, чтобы жизнь могла быть другой. Что было бы, если бы она приняла жизнь, которую он предлагал? Она зачахла бы в его доме, жалея, что не выбрала другое? Был ли у нее шанс жить иначе?

Она не могла оставить мечты ради мужчины. Она не отдаст их ни за что.

Медуза подняла их ладони и прижалась губами к его костяшкам. Она игнорировала его резкий вдох. Он нуждался в этом.

Она нуждалась в этом.

— Я буду скучать, Алексиос, — прошептала она в его ладонь. — Хотела бы я взять тебя с собой, чтобы мы вместе служили богам.

— Мы могли бы, — ответил он. Его голос стал пылким, его сердце разбивалось в его звучании. — Мы могли бы служить богам, родив детей, которые поклонялись бы им. И если бы жили так, чтобы они гордились, доказывая нашу любовь.

— Я так не могу, — сказала она. — Ты знаешь, что я так не могу.

Он вздохнул и отпустил ее ладони. Медуза ощущала отсутствие его прикосновения так, словно он лишил ее конечности. Она нуждалась в нем, разве он не понимал этого? Нуждалась, но не могла остаться с ним.

— Я знаю, что ты не можешь, — тихо сказал он. — И ты знаешь, что я не просил бы тебя оставить мечты ради меня.

Но ощущалось иначе. Казалось, она выбирала между жизнью, которую хотела, и ним. И она не могла выбирать между ним и всем другим, что любила.

Так что Медуза не стала.

Она сжала поводья. Другой ладонью она надела браслет на бицепс и сжала металл так, что он впился в ее кожу.

— Если бы я могла остаться, Алексиос, если бы могла стать женой и матерью, надеюсь, ты понимаешь, что это было бы с тобой.

Он спрыгнул с телеги. Его ноги ударились об землю со стуком.

— Знаю, Медуза. И я знаю, что другой женщины, как ты, не будет в моей жизни.

Слезы обжигали ее глаза, она ударила поводьями, чтобы лошадь бежала быстрее. Как только он оказался далеко, она позволила слезам политься.

ГЛАВА 7

Алексиосу нужно было напиться. Даже больше. Ему нужно было отключиться, забыть о бардаке, каким стала его жизнь, а потом решить, что делать с собой.

Женщина, которую он любил, уехала.

Его отец старел, и жизнь в его душе угасала, как бы Алексиос ни помогал.

Даже его будущее медленно уплывало, и он не знал, что делать дальше. Он должен был продолжать дело кузнеца.

Но чем был кузнец без жены? Он был обречен стать Гефестом?

И он пришел искать утешения в местной таверне, ведь куда еще ему идти? Когда-то тут был постоялый двор. Люди издалека ночевали тут между Афинами и их местом назначения. Они обычно оказывались тут.

Но когда таких гостей стало мало, хозяин решил, что был способ заработать лучше. И это место стало дырой, куда шли все мужчины, когда хотели забыться.

А Алексиос хотел перестать чувствовать.

Он хотел, чтобы мир опустился перед ним на колено, открыл шею за то, что он лишил его любимой. Или он хотел, чтобы мир извинился. Как бы там ни было, Алексиос прошел в дверь с одной целью.

Алкоголь.

Много алкоголя.

Он махнул хозяину, который знал его в детстве. Мужчина принесет ему любой напиток и добавит это в счет его отца. Нужно будет попросить у отца прощения, когда он вернется домой.

Или когда снова ощутит свою голову.

Алексиос рухнул на стул в дальней части таверны. Он не хотел, чтобы его тревожили, ведь уже проснулся в плохом настроении. Медуза только все ухудшила.

Какой дурак все равно отдал ей браслет?

Он знал, что она уедет. Украшение не заставит ее передумать, даже роскошное. Как она и сказала, она впервые сама приняла решение. Скорее всего, это было единственное решение, которое она приняла сама.

Многие женщины просили разрешения у отца или мужа, чтобы покинуть дом. Как жрица, она сможет ходить, куда захочет, когда захочет.

Эта жизнь подходила Медузе. Он знал это.

Ему все еще не нравилось, что она уехала.

Хозяин опустил перед ним большую кружку эля и кивнул.

— Вряд ли ты хочешь сегодня вино.

— Точно.

Алексиос поднес эль к губам. И все. Он не хотел что-то хорошее или сладкое, чтобы тело болело. Он хотел молотом по голове, а не что-то мягкое, чтобы погрузиться в сон без сновидений.

Алексиос не знал, как долго пил, глядя в пустоту перед собой. Он думал, если напьется, увидит богов, о которых все время говорила Медуза. Может, они скажут ему подрасти, или что другая женщина ждала высокого и крупного кузнеца с жутким лицом.

Он фыркнул в кружку и поднял ее. Ничто не попало на язык, даже когда он тряхнул кружкой.

Хозяин был хорошим и знал, когда можно заработать. Он пришел с еще двумя кружками, полными эля, и ушел без слов.

Может, Алексиос выглядел как тот, кому нужно было разбить себя этой ночью.

Он думал, что источал особую ауру, что его не нужно трогать. Мужчина, сидящий одиноко с кружками, не говорящий, точно был тем, кого нужно было избегать. Особенно в такую ночь, когда драки шумели на улицах.

И все же мужчина сел за стол перед ним.