Стать Медузой (ЛП)

— Вот как? — он закончил закреплять ремешки.

— Из проклятия можно выбраться. Может, есть задание, которое приведет человека к титулу героя или королевству. Но неприязнь богов? Это забытый человек, а забытый — хуже, чем когда тебя видят. На проклятую жизнь боги хотя бы смотрят. Это честь.

Алексиос не был согласен с этим.

Проклятия усложняли жизнь. Приходилось вечность искать, как убрать проклятие, а не жить своей жизнью.

И если отец думал, что боги любили их, потому что порой с ними случалось хорошее, он обманывал себя. Богам не было дела до кузнеца и его сына.

Им были важны герои. Люди, которые закаляли свои имена в пылу боя, изменяли исход войны. Таких людей боги любили, только на них обращали внимание.

Он потянул сильнее, пока отец не унимался:

— Слушай меня, мальчик, это важно.

— Я слушаю, — выдавил Алексиос, плуг налетел на камень, пришлось тянуть сильнее.

— Может, ты не хочешь благосклонность богов, но стоит быть с тем, кто хотя бы нравится богам. Если кто в деревне и свяжет себя с героем, так это мой сын.

Алексиос застыл от этого. Он выпрямился, хмуро посмотрел на отца, который вдруг оказался куда ниже, чем был. Или это Алексиос стал выше.

— Зачем мне связывать жизнь с героем? — спросил он, голос гремел. — Я хочу тихую жизнь, как у тебя. Мне нравится быть кузнецом. Лучшая часть моего дня — видеть Медузу во время прогулки в деревне. Зачем мне менять это, когда я счастлив?

— Ты точно счастлив? — отец скрестил руки на груди. — Или ты идешь по жизни, когда мог ее проживать?

— Что это за загадка?

— Это не загадка, сын мой. Это предупреждение. Ты слишком долго разбираешься с тем, чего хочешь от жизни. Ты хотел дружить с той девочкой. Потом хотел, чтобы она была твоей женой. А теперь ты хочешь, чтобы она была одна и страдала тут со мной вечность. Я — плохой спутник жизни.

Алексиос пнул плуг и недовольно посмотрел на отца. Как старик мог называть себя плохим! Алексиос отдал все, чтобы всегда быть рядом с отцом. И он хотел, чтобы так было.

Он не жалел, что принял такие решения. Его отец был величайшим человеком, по мнению Алексиоса, и время с ним было радостью. Когда он повернулся, готовый возразить, его отец уже смотрел на него с широкой улыбкой.

Алексиос указал на него, рыча:

— Ты лезешь, куда не нужно, старик.

— Нет, я лезу, куда должен. Ты — мой единственный ребенок, Алексиос. С чего ты взял, что я хочу видеть тебя несчастным тут, со мной? — его отец развернулся и поманил Алексиоса за собой. — Идем, мальчик мой. За мной.

Работы в поле было все еще много, и он не знал, чего отец хотел от него. У них была и работа в кузне. Много работы, так что болтать о женщинах было некогда.

Такие разговоры были хороши у костра с вином. Не днем, когда он только сильнее смущался с каждой секундой.

— Отец, — простонал он, но все равно пошел за стариком. Что еще он мог?

Алексиос понял, что близился день, когда отец не сможет передать ему мудрость. Однажды в его груди будет пылать вопрос, на который мог ответить только отец, а старика не будет рядом. И он пошел за ним. Потому что так сказало ему сердце. А Алексиос слушался сердца.

Они прошли вдвоем в домик у сада. У них не было двора, как у многих соседей, но границы сада были концом их владений. Их дом был крепким, с каменными стенами и красной крышей, отец гордился им. Маленькие окна впускали прохладный воздух, хотя сейчас они были закрытыми, чтобы внутри оставалось прохладно.

Алексиос прошел на холодную плитку пола, который его отец строил годами. Он помнил, как годы назад пол был землей. Каждый месяц отец покупал по плитке на рынке. Он добавлял по одной, и их количество росло, и теперь весь пол был покрыт простой коричневой плиткой.

У многих такого не было, и его отец гордился достижением.

— Присядь, — сказал его отец, указывая на стул у окна. — Нужно серьезно поговорить о девушке, в которую ты влюблен.

— Снова это? — он сел, стуча пальцами по коленям, хмуро глядя на отца. — Я не знаю, почему ты так зациклился на ней сегодня. Она видит во мне только друга.

— Тогда она глупее, чем я думал, — его отец опустился напротив него на стул и махнул рукой на тело Алексиоса. — Ты красивый. У тебя хороший дом и наследие, ты хорошо готов к будущему. Почему она не хочет выйти за тебя?

— Потому что мы друзья, — он скрипнул зубами. — Она не хочет это портить, и я согласен с ней. Мы — хорошая команда, и романтические чувства только все испортят. Для нас обоих.

Его отец цокнул языком, всплеснул руками.

— Молодежь. Дружба — хорошая опора, это позволит вашим отношениям пройти проверку на время. Почему бы тебе не позвать эту девочку, свою подругу, в жизнь счастья с тобой?

Его отец был прав, но Алексиос не хотел давить на Медузу.

— Она упрямая. Воин больше многих.

— И потому тебе нужно сделать предложение. Пусть увидит воина в тебе, — отец стукнул ладонью по его груди. — Те, в ком горит пыл боя, хотят тех, в ком такой же огонь. Докажи ей, что ты достоин ее боевого пыла.

Его щеки вспыхнули от мысли о «пыле» Медузы. Он ответил, запинаясь:

— И как это сделать?

— Я покажу.

ГЛАВА 4

Медуза сидела в гремящей телеге с братом. Она дала ему вести, потому что он все больше напоминал мужчину, и он хотел впечатлить девушку в Афинах. И так было проще ехать.

Она отклонилась и вытянула руки за головой.

— Так что за девушка тебя интересует? Дочь мельника?

— Ее отец — один из самых известных виноделов в Афинах, — буркнул он. — Ты знала бы, если бы тебя интересовало вино.

Все любили вино, так что оно интересовало Медузу. Но это не означало, что она знала всех виноделов, не узнала бы и их печати. Но у нее и редко удавалось выпить.

Они приехали в Афины, и ее глаза расширились, она пыталась все увидеть. Медуза обожала этот город так сильно, что порой сердце болело. Белые колонны обрамляли подметенные улицы. Поразительные красные крыши сияли силой богов. Отполированная плитка дорог потрясала еще до того, как они вышли из телеги.

А люди! Так много, что она не могла впитать их красоту. Люди в городе так отличались от тех, к кому она привыкла. Люди тут тратили время, чтобы выглядеть красиво, по крайней мере, некоторые из них.

Она заметила благородную даму со слугами, спешащими за ней. Ее волосы были собраны идеальными завитками на ее голове, среди них сияли золотом ремешки. Ее пеплос был идеально выглаженным, белым, и золотая вышивка делала ее облик дороже. Ее кожа сияла в свете солнца.

Даже слуги, бегущие за ней, были красивее, чем Медуза привыкла. По сравнению с ними, она ощущала себя простой.

Брат затряс ее за руку.

— Смотри! Это она.

Медуза посмотрела сначала на него, на яркие глаза и дрожащие ладони. Он был увлечен той женщиной больше, чем она ожидала от младшего брата. Может, она и не заметила, как он вырос. Она с улыбкой взглянула и поняла, что девушка была ему не по зубам.

Она явно была дочерью богача. Она была не ребенком винодела, если только он не был одним из лучших в Афинах. От янтарных кудрей до золотых сандалий на ногах, эта женщина была идеальной.

— Адельфос… брат, — прошептала она.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, Медуза, и я не верю. Я ее завоюю! — он спрыгнул с телеги и посмотрел на нее решительно. — Ты меня не остановишь.

Она могла. Они должны были сделать покупки для родителей, а не заигрывать с местными, словно не могли держать себя в руках.