Власть его желаний

– Разве что драных колготок не хватает, – процедила я сама себе, пытаясь пригладить ещё сильнее взъерошенные из-за гулявшего по салону машины ветра волосы. – Чтоб тебя, засранец ты заносчивый, – распутывая прядки, выдохнула и заметила в отражении этого самого засранца.

Резко развернулась.

– Раздевайся, – приказал он. Через руку его было перекинуто несколько вешалок с одеждой.

– Ты повторяешься.

– И что из этого? – он повесил принесённое на перекладину рядом с кабинкой и в ожидании повернулся ко мне. Ничего не сказав, я задёрнула шторку. Скинула ботинки, рывком сняла платье. На этом пыл мой поубавился. Поколебавшись, я прикрылась краем шторки. Выглянула и наткнулась на стоящего у противоположной стены Виктора. Он как раз достал пачку и, вынув из неё сигариллу, подкурил. Несколько секунд мы стояли друг напротив друга молча. Хотелось бы мне знать, что за мысли в этот момент были в его извращённом мозгу. С таким же видом он мог бы разглядывать скучное полотно в картинной галерее или смотреть, как дворник метёт асфальт.

– Дальше что?

– Дальше, – он вынул что-то из кармана накинутого на плечи пиджака. – Возьми

Ни шага ко мне, ни движения. Я стиснула зубы. Всё так же, прикрываясь шторкой, попробовала подойти к нему, но у меня ничего не вышло. Должно быть, его это забавляло, потому что на губах его появилась лёгкая усмешка.

– Может быть, покинешь зону комфорта? – после того, как ещё одна моя попытка провалилась, осведомился он.

– Сукин сын, – процедила. Отпустила штору и, схватив платье, кое-как прикрылась им, но выйти не успела – Виктор сам появился в зеркальных стенах.

Пространства внутри не стало. Он заполнил собой всё – каждый миллиметр, вытеснил весь воздух, заменив его запахом сандала и дорогого табака.

– Это я возьму себе, – платье выскользнуло из моих пальцев. Я попыталась ухватить его, но в руках остался только воздух.

Морда медведя оказалась прямиком на плече Марчелло. Что-то мягкое легло мне в ладонь, и я судорожно сжала пальцы.

– У тебя прекрасные волосы, Марин, – почти не шевеля губами. Пальцами он взял меня за подбородок и заставил меня посмотреть ему в глаза. – Н-да… таких у меня ещё не было, – ухмылка в самом уголке рта. – Как думаешь, тебя можно отнести к выходу из зоны комфорта, а, Марин? – большим по нижней губе. Затяжка и запах дыма. – Я думаю, вполне. А ты?

– Ты сказал, что я нужна тебе не для секса, – собравшись, я оттолкнула его руку. Сделала от него шаг и тут же поняла – зря. Мишка так и продолжал пялиться вышитыми глазами в зеркальный потолок, тогда как на мне не было ни нитки.

– Пошёл вон отсюда, – резко повернувшись к Виктору спиной, прошипела я.

К щекам, шее, груди прилила краска. Я подняла глаза… О, Боже! Взгляды наши встретились в отражении.

– Выйди! – с абсолютным лютым бессилием.

– У тебя красивые не только волосы, – заключил он. – У тебя очень красивые соски. И вот тут, – коснулся спины, где, похожие на неправильный треугольник, на коже были родинки. – Твоё тело мне однозначно подходит, – провёл вниз по талии, по бедру. – Думаю, у нас с тобой получилась честная сделка, – лёгкий хлопок по заду, ещё один взгляд через зеркало.

Когда он всё-таки убрался, я прижала руку ко лбу. Почувствовала мягкость ткани и, разжав пальцы, поняла, что держу бесшовное бельё. Телесного цвета трусики. Трусики и, будь он неладен, ничего больше! Медленно выдохнув, я надела их и тут же почувствовала себя пусть немного, но лучше. Интересно, а нижнее бельё мне тоже стоило отнести к зонам комфорта? Если так, то выходить из конкретно этой… вернее, снимать её я пока что была не готова, тем более, перед Виктором.

– Надень это, – едва я подошла к шторке, он сам отдёрнул её и протянул мне вешалку с платьем. В момент, когда я потянулась за ней, пальцы наши соприкоснулись. Пронзивший меня непонятный разряд едва не заставил убрать руку. Одно касание, а внутри все натянулось до напряжения. Не знаю, почувствовал ли это Виктор. Посмотрев мне в лицо, он молча отступил, но штору закрывать не стал.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты извращенец? – осведомилась я, прижимая к себе платье. Даже на ощупь оно, казалось, было сделано из чего-то божественного. В жизни я не держала в руках ничего более мягкого и приятного. Ткань, насыщенно коричневого, даже шоколадного цвета, казалось, переливалась в моих пальцах. Шёлк…

– Надень его, – распорядился Марчелло. – Хочу посмотреть, как оно будет выглядеть на тебе.

– Может быть, ты хочешь посмотреть не на то, как оно будет выглядеть на мне, а на сам процесс? – я опять защищалась.

Виктора мой выпад не смутил. Его, казалось, смутить было невозможно в принципе.

– И на это тоже.

Мне вдруг стало ясно, что в словах его нет поддёвки. Он действительно хотел этого – хотел видеть, как я надеваю его платье. Осознание этого было таким внезапным и острым, что я потеряла дар речи. Прижимала к груди платье и смотрела на мужчину, от взгляда которого мне становилось не по себе. Чувство было, как будто меня обдаёт то жаром, то холодом.

– Я жду, Марин, – негромко, но с нажимом.

Я медлила. Смущение, протест, желание казаться ему равной не давали мне убрать руки от груди. Подписав контракт, я заключила сделку с дьяволом, и теперь, стоя от него на расстоянии вытянутой руки, всё явственнее осознавала это. Но обратного пути уже не было, потому что в контракте был ещё один пункт, где чёрным по белому значилась сумма неустойки, не многим уступающая неустойке за раскрытие тайны. Сумма неустойки за преждевременное расторжение договора.

– Хорошо, – он приблизился, когда я, вспомнив об этом моменте, мысленно застонала. Высвободил платье из моих пальцев.

Я не противилась. Нежная ткань в его руках казалась ещё более тонкой. Такой непривычный контраст силы и невесомости.

– Лет в десять я купил на отложенные карманные деньги куклу, – он взял меня за руку и вынудил поднять её. Кончиками пальцев провёл от запястья до локтя. Почти невесомо, но от этого прикосновения внутри меня всё превратилось в миллиард маленьких нервов. Таких же оголённых, как и я сама. – У неё было уродливое розовое платье, которое совсем не шло ни к её цвету кожи, ни к волосам, – поднял мою руку ещё выше.

Я почувствовала, как невесомое платье прохладой заскользило по коже. Подняла вторую руку и послушно продела в проём рукава.

– У неё были каштановые волосы и глаза фиалкового цвета, – его ладони на моих бёдрах.

Мягко, всё так же, почти не касаясь, он нарисовал один ему ведомый узор и рывком развернул меня к себе спиной.

– Она была очень красива, Марин. Самая красивая кукла из всех, что были в магазине, – замок застёжки на боку пополз вверх.

Я опять смотрела на наше с Виктором отражение, но ничего толком не видела. Лишь чувствовала его пальцы, его дыхание у себя на затылке и слышала его вкрадчивый, мягкий и одновременно грубовато-мужской голос.

– Я принёс её домой, Марин. Раздел и распорол её ужасное платье, а потом сшил заново. Но ей не шёл розовый. Совсем не шёл, понимаешь? – теперь он поглаживал меня по спине, немного ниже лопаток. Как раз там, где были три родинки.

Неожиданно он жёстко усмехнулся, на лицо набежала тень. Ладони исчезли.

– Когда отец увидел у меня куклу и несколько платьев, которые я сшил для неё, он устроил мне трёпку. Приказал отправить мою куклу в мусор и пригрозил, что, если ещё раз увидит что-то подобное, высечет меня ремнём.

– И что? – я облизала почему-то пересохшие губы.

Дотронулась до шеи, до ключиц. Вырез был V-образным, и из-за этого шея моя казалась длиннее. Насыщенный цвет оттенял бледную кожу и цвет глаз. Даже босая, растрёпанная, я казалась себе другой. В платье, легко спадающем на плечи, выделяющим талию. И… рядом с мужчиной, возвышающимся у меня за спиной подобно каменному изваянию языческого идола.

– Ты отправил её в мусор?

– Да, – теперь он не касался меня, но я чувствовала его кожей – так близко мы стояли. – А потом достал и сшил ей новые платья. После этого у меня было много кукол, которым я шил платья, Марин. Но ни одна из них не была хороша как та.