Проспорь свое сердце

Так, надо собраться. Раз-два-три-четыре-пять. Нужно успокоиться, если хочешь выйти отсюда живой, Ника. Где бы ты ни оказалась, хозяин данного помещения с головой не дружит. Значит, небольшое сотрясение ему совсем-совсем не помешает. Ищем тяжелое. Только не постамент, его она не коснется и под страхом смерти.

Такой постамент был не один. Плоский камень, он словно переносил на несколько веков назад. Еще на двух из них высились маски смерти… А вот третий… Третий был пустой. Внутренне содрогаясь (у нее был вариант, для чьей маски приготовлен сей предмет), Ника схватила камень. Тяжеловатый. Как бы не убить таким! А может, и к лучшему, если такой несчастный случай произойдет? Ведь он девочек убивал явно не задумываясь.

От собственных мыслей кожу покрыли мурашки. Неужели она всерьез об этом подумала? Неужели она смогла бы убить? Вцепилась крепче в камень, ломая длинные ногти. Призадумалась. Всерьез. Как она только могла докатиться до таких мыслей? Но окружающая обстановка давила, казалось, со всех сторон на нее смотрят убитые девочки… Бедные, такие молодые, им бы еще жить и жить… Но смогла бы она сама отнять у кого-то жизнь? Один из сломанных ногтей Ника безжалостно отодрала зубами, обдумывая. А когда поняла — вздохнула с облегчением. Нет. Какой бы мразью не был человек, в чье логово она попала, Северцева совсем не хотела провести остаток жизни в тюрьме. Впрочем, разве не в тюрьме она сейчас находится? Тюрьме вне закона…

Настроение маятником скакало от упаднического до боевого. То Нике хотелось буянить и все кружить, особенно столь гостеприимного хозяина. То сложить лапки и тихо-мирно умирать — все равно бороться не было смысла, она заперта в четырех стенах, никто ее не найдет.

Интересно, а кто все-таки тот псих, что ее запер? Она даже не помнила толком, как тут оказалась. В парке, кажется, кто-то ее о чем-то спросил, вот только черты лица Ника вспомнить не могла. Помнила, как начала отвечать, а затем — туман, темнота.

Но это точно не может быть Олег, он для этого слишком нормальный. Ведь не может же?

Внутренний голос, судя по всему, устроил ей забастовку — молчал. В итоге Ника оглядывала помещение и развлекалась с собственной паникой, то загоняя ее в угол, то позволяя ей собой овладеть. Театр абсурда, не иначе. Вот только где загулял режиссер?

Словно в ответ на ее размышления послышались шаги. В мгновение ока Ника оказалась дверного проема, так, чтобы, когда хозяин откроет дверь, она оказалась за нею.

Ну что же, гостеприимный кукловод. Добро пожаловать. Встретим тебя и хлебом, и солью, и пинками, и железом.

Дверь скрипнула. Ника приготовилась. Вот он зашел, шагнул в перед.

— Ну что, куколка? Как тебе твоя новая шкатулка? — поинтересовался мужской голос. Что удивительно — в его голосе действительно слышалась забота, теплая, проникновенная. Забота, от которой пробирала дрожь по коже, а сердце ледяным панцирем сковывал ужас. Перед глазами Ники на мгновение возникли фотографии тех девочек, и она решительно шагнула вперед, обрушив на хозяина «кукольной шкатулке» тяжелую каменную глыбу. Не рассчитала. Мужчина оказался выше нее сантиметров на двадцать-двадцать пять, и удар пришелся не по темечку, лишь слегка задел плечо. Парень схватился за пострадавшую часть тела, а Ника, воспользовавшись его отвлеченностью рывком пробежала мимо него и устремилась к двери, которая оставалась открытой. Не успела. Холодные клещи его пальцев схватили ее за руку и толкнули вглубь комнаты с такой силой, что Ника, не удержав равновесия, ударилась о холодный бетонный пол. А парень хлопком захлопнул дверь и нарочито-медленным шагом направился к ней.

— Сбежать хотела, куколка? — вкрадчиво поинтересовался он. — Как нехорошо с твоей стороны.

Вроде бы обычные слова, он не угрожал, не держал в руках ни ножа, ни другого оружия. Но эти глаза — лед на грани безумия — пугали. И Ника медленно, не поднимаясь с пола, отползала все дальше от приближающего к ней парня. Она его не знала. Это был не Олег. Но в его облике было что-то знакомое, словно она его видела где-то совсем недавно. Эти глаза… Они горели лихорадочным огнем, тогда как должны быть потухшими, будто мертвыми, как девушки на его фотографиях…. Она определенно с ним встречалась.

— Это ты, — пересохшими губами прошептала она. — Это ты был сегодня в кафе.

Да, Алена не ошиблась — он был высоким, худым — даже тощим. Весь какой-то нескладный, несуразный, с темно-рыжими волосами — он был совсем не похож на маньяка и убийцу. Но внушал такой ужас, которого Ника еще никогда в жизни не испытывала. Он наступал — она отползала. До тех пор, пока не уперлась затылком в стену. Все. Дальше двигаться было некуда.

Парень сделал шаг вперед и наклонился к Нике, протянул ладонь. Девушка сжалась в стену, на мгновенье ей показалось, что, если его пальцы сейчас ее коснутся, она умрет. Он не казался человеком — зомби, вампир, мертвец, кто угодно… Живой человек не должен так смотреть. Живой человек не должен убивать и снимать со своих жертв посмертные маски…

— Что, куколка моя, испугалась? — ледяная ладонь заботливо коснулась ее щеки, а Вероника показалась, что по ней пробежалось полчище крыс. — Не бойся, я тебе ничего не сделаю. Моя куколка должна быть красивой. Идеальной. Правильной. Так что ты всего лишь тут посидишь, пока не станешь такой, как мне нужно.

— От-т-тпусти м-м-меня, — заикаясь, проговорила Вероника, отчаянно стуча зубами. Почему-то без него в помещении не ощущался такой холод. Или это ужас замораживает все ее части тела?

Парень внимательно на нее посмотрел. Долго молчал, словно что-то оценивая. На мгновенье Нике даже показалось, что сейчас он рассмеется, скажет, что это шутка и выпустит ее отсюда. Но нет. Губы растянулись в кривой, жесткой ухмылке и произнесли:

— Ну уж нет, куколка моя. Ты заигралась. Слишком непослушная. Такой куклы у меня еще не было. Ну ничего, еще научишься.

— Ч-ч-что? — дрожь никак не проходила, зуб не попадал на зуб. Кто бы мог подумать, что этот, в общем-то обычный парнишка, способен вызвать такую реакцию?

— Говорю, подумай над своим поведением, куколка. Ты меня расстраиваешь, — несколько манерно, словно выговаривая маленькому ребенку, проговорил этот…индивид. И почему-то от этого тона, от его самоуверенности в Нике вдруг проснулась злость, которая и раньше помогала противостоять этого этому клоуну. Подтянувшись и прислонившись к стене, она села и оттолкнула ледяные пальцы, которые до сих пор выводили какие-то узоры на ее коже.

— Да кто ты вообще такой? — сузив глаза, пренебрежительно поинтересовалась Северцева. Интересно, а если попытаться его разговорить и что-нибудь личное выяснить, получится? Нет, конечно, вряд ли он будет ей паспорт показывать, но чем черт не шутит. Вот только ответ кукловода ее несколько ошарашил:

— А ты еще не поняла? Я твой хозяин. И теперь ты будешь вести себя так, как я захочу. Так что не стоит меня расстраивать, куколка, — и он покровительственно похлопал ее по щеке. — Посиди и подумай над этим. Чтобы больше никаких фокусов. В этот раз я тебя прощаю, а вот следующего уже может не быть.

Он решительно поднялся и направился к выходу. Ника замерла, боясь лишний раз привлечь его внимание. В голове пробегали тысячи мыслей, но четко сформировалась лишь одна. Он прав: вторая попытка бегства может ей дорогого стоит. Вот Однако сдаваться на милость маньяка Вероника не собиралась. Так что это означало лишь одно: следующий маневр должен быть обдуман и четко рассчитан, чтобы не произошло никаких осечек.

Глава 41

Приятель Родиона Константиновича Андрей Юрьевич Князев с подчиненным приехали быстро. Это был немолодой мужчина среднего роста и крепкого телосложения с русыми волосами и глубоко осаженными серыми глазами. В отличие от Мирославцева, он был немногословен. Выслушал, покачал головой и спросил:

— Вот, значит, почему Марк у нас пасся. Почему сразу не сообщил?

— Сегодня только раскопали. А тут еще девчонка пропала, — признался Родион Константинович. Свое фиаско ему было тяжело признавать, но ничего не поделаешь. Тем более, что он четко осознавал, что виноват в первую очередь он — повелся на идею юной авантюристку и рискнул.