Надежда Пандоры

— Мне очень жаль. Завтра будут готовы все бумаги, — монотонно сказал он, развернулся и скрылся в ординаторской.

Я не помню, как мы добрались до дома. Мне хотелось уснуть и больше не просыпаться. Бабушка, встретив нас в коридоре, все поняла без слов и расплакалась. Я закрылась в своей комнате, обняла подушку и завыла как раненый зверь. Почему я? За что меня так наказывает судьба? Воздух казался раскаленным, тяжелым и обжигающим, каждый вдох приносил агонию. Вцепилась зубами в кулак и зарыдала в голос. Меня раздирало на части.

— Мила, доченька, нельзя сдаваться, у тебя еще двое деток, ты нужна им, ты должна быть сильной, — утешала мама, нежно гладя меня по голове. Она всхлипывала, смахивая слезы.

Думала, что страшные вещи случаются только в кино, а не в реальности. Считала, что умирают только старики, не задумывалась над тем, что смерть забирает и детей… Когда слезы закончились, наступила апатия ко всему. Не могла спать, есть, жить… Я просто существовала, ничего не чувствуя… Я напоминала зомби. Сидела взаперти, избегая общения с людьми, замкнулась в себе. Свет для меня померк, я осталась во тьме. Единственный луч, который не позволял мне сойти с ума — это надежда на то, что Саша и Маша справятся.

Меня не покидали мысли о самоубийстве… Так тяжело было на душе. Однако осознала, что сдаваться нельзя, как бы не было тяжело, надо надеяться на то, что все будет хорошо. Мы все равно когда-нибудь умрем, поэтому не стоит прерывать свою жизнь и идти на поводу у Тьмы, необходимо бороться и жить на зло судьбе. Доказать ей, что несмотря ни на что подыметесь и двинетесь дальше… Нельзя лишать себя жизни только потому, что плохо или больно. Это причинит страдания другому человеку, тому, кому вы дороги. Я решила, что с меня хватит! Нужно взять себя в руки и идти дальше. Слезами Дашеньку уже не вернешь…

Спустя несколько дней мне позвонили из больницы и сообщили, что Маша пошла на поправку. Ей удалось перебороть инфекцию, дочь набрала вес и стоял вопрос о ее выписке. Я пулей полетела в больницу, чтобы навестить свою малышку. В коридоре столкнулась с Максимом.

— Макс? Простите Максим Александрович, что вы тут делаете? — удивилась я, захлопав ресницами.

— Твоя мама попросила узнать о состоянии детей и поговорить с урологом насчет Саши. Я осмотрел мальчика, с его сердцем все хорошо. Да и операция не такая страшная. Я уверен, что малыш справится, — заявил он, бросив на меня тяжелый взгляд.

— Спасибо, — прошептала я, посмотрев на него с благодарностью, нервно потеребив замок от кофты.

В коридоре появилась мамина знакомая. Она работала педиатром и наблюдала за состоянием Саши и Маши. Я кивнула ей в знак приветствия.

— Не переживай, Мила, вот увидишь, пройдет время и боль от потери дочери утихнет, — сказала она, проходя мимо меня.

— Татьяна Васильевна, эту боль нельзя пережить и время не вылечит… Дыру в моей душе уже не залатать. Можно лишь научиться жить с этой болью, принять ее, но никак не пережить… Этот груз будет со мной до конца моих дней, — выдохнула я, отведя взгляд в сторону. Доктор печально улыбнулась и скрылась в ординаторской, а я направилась в отделение урологии, чтобы навестить Сашу.

— Мила, постой, я пойду с тобой, — заявил Максим, посмотрев на меня с пониманием.

Мы стояли около люлечки и смотрели на Сашу. К его крошечному тельцу были присоединены проводки, а на стенде отражались его показатели жизни деятельности. Малыш крепко спал, хмуря бровки. У меня сердце кровью обливалось, глядя на сына. Надеялась, что мой мальчик унаследовал только внешность Бальтазара, а не характер.

— Ты права Мила, — нарушил тишину Максим, а я вздрогнула и вопросительно посмотрела на него.

— Что? — прошептала безжизненным тоном.

— Ты сказала, что время не вылечит боль, а лишь научит с ней жить. Я потерял Олю… Время идет, но мне не легче… Просто смерился с тем, что ее больше нет в моей жизни, но боль никуда не делась. Вспоминая ее, у меня душу так и рвет на части, — исповедовался мне кардиолог.

— Терять тех, кого любишь — самое зверское испытание, которое может быть послано человеку, — ответила я, тяжело вздохнув. — Вы, Максим Александрович, главное не закрывайте свое сердце. Когда-нибудь оно будет готово снова полюбить, но при этом вы всегда будете помнить Олю и это нормально.

— Да, я об этом уже думал… Невольно буду сравнивать других девушек с Олей… Но пока я не готов к новым отношениям. Мила обращайся ко мне на ты, — серьезным тоном проговорил он, пристально посмотрев на меня.

— Договорились, — кивнула я, чувствуя единение душ… Мы понимали боль друг друга, смерть наложила на каждого из нас свой отпечаток, это и сблизило меня с Максом.

Через несколько дней я сидела в коридоре урологии вместе с Максом и ждала, когда закончится операция у Саши. У меня сердце было сжато словно в тисках. Умоляла Бога не отнимать у меня сына. Гаврилов сжал мою руку в знак поддержки. Только бы Саша выжил! Дух захватило, когда заметила врачей, вышедших из операционной. Они пригласили нас с Максимом в ординаторскую. У меня мурашки бегали по телу и стужа сковывала внутренности. Я боялась услышать плохие известия. Вцепилась в руку Гаврилова, как в спасательный круг. Макс бросил на меня пронзительный взгляд, понимая, как мне страшно.

— Все будет хорошо, — прошептал он, пропуская меня в кабинет.

Я села напротив стола, смотря не моргая на лечащего врача. Он снял очки, потер глаза, а потом посмотрел на меня.

— Операция прошла успешно. Ваш мальчик в реанимации в стабильном тяжелом состоянии. Теперь все зависит от него, — устало проговорил уролог.

Меня оставили в больнице, а Максим уехал, пообещав навестить меня на днях. Через сутки мне отдали сына. В тот же день Машу выписали домой. Мама и бабушка ухаживали за ней. Я впервые взяла Сашу на руки, когда ему исполнилось три месяца. Все это время мои дети провели в больнице. Я ухаживала за Сашей две недели. Гаврилов через день навещал меня, приносил гостинцы. Мы общались как друзья. Могли сидеть в тишине и она на нас не давила. Нам было комфортно в обществе друг друга. Не верила своему счастью, когда сообщили о том, что малыш взял курс на выздоровление…

На выписку пришел Максим и отвез меня домой на своей машине.

Взяв на руки Машу, разрыдалась. Целовала доченьку в щечки, гладя ее по голове.

Я плакала от счастья. Наконец-то мои родные все в сборе. Прижала к себе детей, а по щекам так и лились слезы. Благодарила Всевышнего за то, что не отнял у меня это сокровище.

Потянулись серые однообразные будни… Я ничего не успевала с двойняшками. Не представляла, как бы справилась без маминой и бабушкиной помощи. Дети отнимали все мое свободное время, порой некогда было поесть. Однако я была по-настоящему счастлива, несмотря на рутину. Жила ради детей, впитывая каждое мгновение. Радовалась их первым улыбкам и достижениям. Ушла в материнство с головой и уже не представляла себе жизни без детей. Старалась не вспоминать Бальтазара, однако стоило ночи вступить в свои права и я видела во сне взгляд грустных черных глаз. Он смотрел на меня с тоской и болью, а я умирала без него. Часто снилась наша близость, его горячие поцелуи, крепкие руки, тихий шепот… Наступало утро и я отгоняла ненужные мысли от себя.

Максим очень часто приходил к нам в гости. И его присутствие в нашей семье было уже чем-то обычным. Я свыклась со всеми минусами нашего мира и приключения на Пандоре казались нереальностью. Только дети были живым напоминанием того, что все это произошло на самом деле. Портал в стене я загородила комодом, навсегда простившись с миром Пандоры. Решила жить на Земле. Только мы расслабились и обрели стабильность, как в дом пришла новая беда…

Близнецам исполнилось полгода… Я собиралась с ними на прогулку, но услышала звонок домашнего телефона.

— Да, — ответила я, прижимая трубку ухом к плечу.

— Здравствуйте, подскажите, здесь проживает Колесникова Анна Петровна? — спросил мужской голос.

— Да, это моя бабушка, но ее сейчас нет дома, — ответила я.