Клеймо на душе

Ярослав никогда ее такой не видел. Принял бы и понял? Или испытал бы брезгливость, учитывая собственный тотальный контроль над характером и жизнью?

Дан… капец, как ее обидел, как ни крути.

— Пей, Юля. Или уже не хочешь? — Дан чуть надавил, вновь поднес стакан и их руки к ее лицу.

— Это ничего не значит, Дан, — всхлипнула она вместо того, чтобы глотнуть предложенную воду. — Я ничего не простила. Между нами все так же… Только без тебя сейчас мне в сто раз паршивей будет, — сжала зачем-то зубами край стакана, вдруг осознав, что второй рукой на его плечо опирается, а Дан осторожно промакивает эти долбанные слезы с ее щек! На колени, выходит, перед ее стулом опустился? Иначе с его ростом неудобно было бы так.

— Я понимаю, малая. Все понимаю, — тихо отозвался Богдан. — И никаких выводов не делаю. Просто помочь хочу тебе. Все.

Она отпила и молча позволила забрать стакан, больше пока ничего ему не открывая. И так вон, оголила свое подсознание, считай. Хотя разум, да и сердце, если уж на то пошло, было не совсем согласно. Слишком большой за Богданом счет. Но и свои эмоции не могла отрицать, не слепая…

«Операцию сделала, зрячая уже», внутренне хмыкнула.

И из-за этих самых эмоций поняла вдруг, что и по отношению к Ярославу не может так себя вести. Он подобного не заслуживает. Некрасиво и нечестно с ее стороны, зачем его в этот запутанный клубок втягивать? Пусть и не говорить о чувствах, над которыми Ярик больше иронизировал. Чисто по-человечески это неправильно, и не стоит ей его использовать, чтобы Дану сильнее насолить. Лучше уж одной быть, чем другого унижать и обижать с такой корысти.

Через минут сорок Юле стало легче. Слезы иссякли, да и жгло уже не так. Она даже рискнула пару раз ненадолго открыть глаза и осмотреться. Оказалось, что они находились в полутемном помещении, похожем на тот зал, куда их сразу провели в клинике, все продумано, чтобы не причинить дискомфорт клиентам.

Дан все это время сидел рядом, держа ее руку, видно, чтобы Юля не боялась и всегда могла на него опереться. Они не говорили, у нее не было для этого никаких моральных сил. Единственное, пару раз попросила принести ей печенья, которое здесь имелось в изобилии, и кофе, успев проголодаться. Дан тоже особо не настаивал на общении, вероятно, уловив это настроение Юли. Но и из ее «личного пространства» не убирался: то нежно пальцы на руке поцелует, осторожно, по очереди, будто согревая каждый своим дыханием; то обнимет аккуратно, словно опасаясь боль причинить; то слезы вытрет, которые, хоть и меньше, но продолжали еще по щекам бежать…

Такой внимательный и предусмотрительный, а Юле только паршивей внутри становилось от всего диссонанса накопленных эмоций, желаний, потребностей и обид!

Искренне обрадовалась, когда через час ее вызвали для повторного осмотра, уже сама в кабинет зашла. Выслушала рекомендации, с радостью узнала, что все хорошо и коррекция прошла прекрасно. Ее записали на осмотр через две недели, вручили пузырек с каплями и разрешили ехать домой, снабдив номером телефона для любых вопросов.

— Я обед на дом заказал, оба голодные с утра, да и не до готовки, — Дан ждал ее у самых дверей, тут же приобнял, явно готовый подстраховать на каждом шагу.

— Хорошо, спасибо, — вяло кивнула Юля, чувствуя себя так, словно все глубже проваливается в какую-то глухую вялость и хандру. Апатия невероятная! Возможно, откат от переизбытка эмоций утром?

Сил не хватало на слова, да и шла, принуждая себя, в этот момент действительно порадовавшись, что рядом есть тот, на кого можно переложить все бытовые проблемы… Даже, если именно он источник куда больших проблем в ее жизни, и этой ипохондрии, по сути, тоже.

Точно в таком настроении они как-то вяло провели остаток дня, пообедав и поужинав у нее дома. Только Дан несколько раз звонил отцу и в свой офис, явно контролируя ситуацию везде. Юле становилось лучше с каждым часом. И хоть пока она не могла как-то однозначно оценить результат, все же четкость зрения еще не вернулась окончательно… точнее, ей просто еще было боязно нормально сфокусировать взгляд, но ощущалось, что все обстояло куда лучше, чем до операции. Ну, или ей очень хотелось в это верить.

Богдан все также придерживался политики потакания ее настроению, видимо, не считая сейчас возможным хоть что-то выяснять, обсуждать или обговаривать. Зато уж очень охотно обнимал ее, целовал и позволял Юле лежать в темной спальне, где они зашторили все окна, в его руках, дремая. А она этим тоже пользовалась на полную катушку, раз уж выпал шанс напитаться от него поддержкой и силой.

И только следующим утром, когда оба проснулись и в тишине пили кофе, сваренный Даном, Юля отставила чашку и в упор посмотрела на мужчину напротив… А видела она теперь действительно прекрасно! Врач не обманула, это факт.

— Я хотела бы выходные провести одна, Богдан. Невероятно благодарна тебе, что ты приехал и был со мной эти сутки, — Юля накрыла своей рукой его ладонь, мягко поглаживающую ее ноги, удобно устроенные на его бедрах, останавливая.

Этой ночью ничего не было между ними… Если можно сказать «ничего» о море нежности и трепетной, совершенно молчаливой всеобъемлющей поддержки, казалось, не требующей ничего взамен. Такой сладкой, и такой режуще-болезненной, учитывая все их прошлое, одновременно. Куда более откровенной и глубинной, чем весь их секс за последние годы. Потому что секс был из-за злости, гнева, невозможности порвать окончательно все их связи, невыносимой страсти, что не поддавалась разумной воле. Эта же нежность душу вскрывала. Только Юля не готова такое словами признавать.

— Было бы ложью говорить, что ты не облегчил мне эти сутки. Облегчил очень, Дан. И я оценила… Но это никак не изменяет того, что произошло три года назад. Ничего, ни капли…

— Юля, нам надо поговорить об этом, наконец, без криков, домыслов и обвинений, — вздохнул Дан.

— Не я отказывалась что-то обсуждать все эти годы, — с горькой иронией усмехнулась она, отворачиваясь.

— Я не отрицаю, что виноват…

— Не сейчас, Дан, — прервала Юля. — Теперь я не хочу ничего обсуждать. Не в том состоянии. До понедельника я просто хочу отдохнуть, а то опять разругаемся только, — не подалась на его попытки, отведя взгляд. — Да и тебе в офисе работы на сегодня хватит.

Не вредничала и не мотала нервы, просто действительно нуждалась в тайм-ауте. Глобальном и полном.

— Хорошо, малая моя, — кажется, Богдан понял это в полной мере. Не зря все же все эти годы жизни между ними, понимали друг друга с полуслова и жеста, с легкого движения ресниц. — Поговорим в понедельник. Но, если хоть что-то будет нужно, звони сразу… или пиши. С глазами, я так понял, все шикарно? — подмигнул, точно пытаясь разрядить обстановку и ее повеселить.

— Да, замечательно, — слабо улыбнулась Юля. — Могу тебе свои очки подарить на память, как символ всех нереализованных твоих фантазий, — сострила, не забыв ни слова, что Дан говорил, если честно.

— Лучше оставь, я и в ролевые игры поиграть не прочь, — расплылся в широкой ухмылке Богдан, уже поднявшись, поцеловал ее волосы, крепко обняв за плечи.

— Не мечтай, Дан, — не осталась она в долгу, ехидно скривившись. Поднялась следом.

Непривычное для них общение: вроде и поддевают, и на грани острой темы, а как-то спокойно, без желания все вокруг выжечь словесным ядом, уничтожив дотла.

— Мечтать запретить невозможно, — не согласился он, выйдя в коридор и надев куртку.

— Это не помогает ни фига, уж поверь моему огромному опыту, — с горькой и едкой саркастичной гримасой, ввернула Юля, замерев в дверях кухни.

Дан помолчал, пристально глядя на нее, казалось, сейчас все бросит, наплюет на просьбу Юли и вернется. Схватит, сожмет ее в объятиях… Но мужчина сдержался, не впервые за эти сутки удивив Юлю явным изменением в своем поведении и привычках.

— Я найду способ исполнить все твои мечты, феникс, — тихо, но твердо пообещал вместо этого.