Страница 11 из 75
В целом, все внутреннее убранство герцогской резиденции, насчитывающей более 350 лет, было во многом стилизовано под парадную римскую виллу — повсюду коринфские колонны и изображающие богов Олимпа статуи, а еще аркады, дополненные пилястрами, фрески в стиле позднего европейского ампира и прочие изыски.
Ян терпеть не мог этот дом, все эти карнизы, балконы и обилие позолоты на него давило и заставляло еще сильнее желать вернуться в родной замок — сосредоточение минимализма, симметрии и полусумрака.
— Веди себя прилично, — зашипела на него мадам Ясмин, поправляя подол длинного черного бархатного платья, которое ей необычно шло.
— Лучше я сделаю кое-что другое, — широко ухмыльнулся вампир, продемонстрировав в улыбке острые боковые резцы.
— Что сделаешь? — не сообразила его матушка.
— Сделаю вид, что мы не знакомы, — заявил Князь и уверенно пошагал вперед, собирая на себе восхищенные взгляды окружающих.
Стать, положение головы, разворот плеч — всё в нем выдавало аристократа до мозга костей, в таком поколении, что и считать не стоит — устанешь в процессе.
— Но как же хорош, — восхитилась в слух его мать, наблюдая за медленной, чуть ленивой и в то же время преисполненной внутренней силы походкой своего сына, который ни глядя ни на кого направился сразу же к диванчикам.
Танцевать он сегодня не собирался.
Следующие несколько часов Князь сидел, закинув ногу на ногу, наблюдая за окружающими с бесконечно скучающим видом из — под чуть опущенных ресниц и изредка кивая мимо проходящим знакомым, которые едва только поймав его взгляд, тут же поспешно растворялись в толпе.
Он никогда не боялся внимания, но и не искал его.
Как только стрелки часов достигли десятой отметки, официанты исчезли еще быстрее, чем до этого выносили наполненные бокалами подносы, музыканты заняли свои места и грянул оркестр, давая понять, что Бал Дождей начинается.
Вспыхнули еще ярче огни под потолком, практически ослепляя присутствующих и по лестнице начали спускаться пары. Бал по традиции открывали дебютанты, молодые парни в черных фраках и девушки в корсетных платьях в пол нежно — персикового цвета. Все они были из богатых и знатных семей, которые внесли значительную сумму за возможность представить своё драгоценное чадо высшему обществу.
Ступив на отполированный до блеска паркет, пары выстроились в ряд друг за другом для того, чтобы станцевать полонез. На руках каждой из девушек красовались длинные перчатки выше локтей, и парни, едва касаясь затянутых в шелк тонких пальчиков, вели их в танце. Так предписывал этикет — мужчина ни в коем случае не должен был коснуться обнаженной кожи своей партнерши, это считалось не комильфо и сразу же выдавало невоспитанного человека. А все они старались показать себя очень воспитанными, смущенно отводя глаза и трогательно краснея. Это потом, в кулуарах, прячась за полотнами, коими традиционно драпировались стены, они будут не только касаться друг друга, но и делать вещи куда поинтереснее танцев, но сейчас, у всех на глазах, необходимо было показать свою образованность и рафинированность. Ведь именно манеры, их наличие или отсутствие, были той лакмусовой бумажкой, с помощью которой на Балу считывали «свой» или «чужой».
После полонеза зазвучали звуки гросфатера и следующим танцем был объявлен вальс.
Прозвучала фраза распорядителя «Alles Walzer», то есть, «Вальсируют все!» и к дебютантам начали присоединяться все остальные участники мероприятия — уже не такие молодые, и не такие задорные, как дебютанты, но еще помнящие свой первый выход в свет. В зал вновь вернулись официанты, которые начали разносить не только напитки, но и легкие закуски, правда теперь они двигались не сквозь толпу, а по периметру зала, старательно пытаясь избежать столкновения с танцующими. Для присутствующих на балу вампиров были предусмотрены высокие бокалы из черного стекла, но их официанты не разносили, эти бокалы стояли на отдельном столике недалеко от того места, где сидел Ян.
Танцы длились долго, после вальса была объявлена мазурка, потом галоп, следом за ним полька, затем фокстрот и снова вальс. Когда пришла очередь кадрили с её огромным количеством замысловатых фигур и переходов, Ян впервые задумался о том, что необходимое по этикету время он уже отприсутствовал, а значит, можно уходить.
За то время, что он охранял диван, ни разу даже не поднявшись с него, поблизости с ним часто замирали молодые девушки, по одиночке или в компании. Молодые, раскрасневшиеся от танцев, с призывно бьющимися жилками на раскрепощенно раскрытых шеях, они бросали на Князя призывные взгляды и томно вздыхали. Некоторые, кто посмелее присаживались рядом, двое даже попытались завести разговор.
Все происходящее напоминало Князю распродажу животных на сельской ярмарке, разве что только овцы не носят кринолин. Малышек, так рьяно пытавшихся завладеть его вниманием, он игнорировал. Во время непродолжительных бесед отвечал кратко и холодно, всем своим видом демонстрируя нежелание общаться.
Они его раздражали.
Потому что все были одинаковыми. Завтра он даже не сможет вспомнить их лиц — просто парад облаченных в платья безликих тел.
Они были скучными и предсказуемыми. Еще до того, как они появлялись рядом с ним, он уже знал, что они попытаются сделать, что скажут, как посмотрят и как будут себя вести. Он даже знал, что уходить они будут с надутыми розовыми губками и злыми взглядами, старательно скрытыми за ажурными веерами, которыми барышни обмахивались между танцами.
Некоторых девушек он видел еще до попытки вынудить его пригласить их на танец. В обществе своей матери. Мысленно простонав после очередной такой, перекочевавшей от его матери к нему самому мадмуазели, Князь заключил — маман закусила удила и решительно намерена женить его. И эта мысль добавила к скуке глухую злость.
Женится Князь не хотел и более того даже не планировал. Ему было много лет по человеческим меркам и достаточно мало по вампирским, но как бы там ни было, прожитого времени ему хватило, чтобы понять — в его жизни никогда не было женщины, которую он хотел бы сделать своей. Своей женой, своей спутницей жизни, хозяйкой своего замка, матерью своих детей.
Её не было, нет и скорее всего уже не будет. Нет, он не жил монахом, в его постели всегда были женщины, много женщин, но ни одна из них не тронула его сердце настолько сильно, чтобы он подумал: «Я останусь с ней навсегда».
А по его мнению, именно такой и должна была быть настоящая любовь — сильной, отчаянной, грубой и нежной одновременно, страстной и согревающей, ломающей и возрождающей. Вечной. И непререкаемой. Чувством, в котором сосредоточены все краски мира, вся его боль и вся его радость.
Вампир знал, понимал, что такое любовь. По крайней мере, конкретно для себя самого он уже давно определился с восприятием этого понятия, но испытать все то, что он вкладывал в это слово «любовь»… ему не довелось. А потому и смысла жениться он не видел, ведь, по его мнению, связывать себя узами брака следовало лишь в том случае, когда в твоей жизни появлялась именно «та» женщина. Такая женщина, с которой ты готов пойти до конца.
Во всех иных ситуациях, он не видел смысла шагать под венец с первой в буквальном смысле слова попавшейся под руку девицей. К размножению вампир не стремился, да и вообще, не испытывал никаких нежных чувств к детям. И одиночество его никак не тяготило, наоборот, он сам его искал.
Хотя, нет, Князь лукавил. Даже в размышлениях наедине с самим собой — лукавил. И сам же себя поймал на этом. Поймал именно в тот момент, когда в разодетой, нарядной, веселой толпе промелькнуло нечто красное. Промелькнуло — и исчезло.
Была в его жизни женщина, которая стала для него особенной, выделяясь в череде любовниц, многих из которых он даже не запоминал по именам.
Розабель.
Она была не просто особенной, она была одной на миллиард. Не было ни равных ей, ни тех, кто мог встать с ней хотя бы в один ряд.
Они познакомились очень давно, еще в те времена, когда она была ребенком. Худым, угловатым, неуклюжим подростком, угрюмо глядящим на мир сквозь окна интерната. Он, как попечитель и благотворитель, явился в спецучреждение, желая убедиться, что выделенные им средства пошли на благо детей, а не в карманы сотрудников этого заведения, потому как после нескольких скандалов появились у него такие подозрения.