Прости меня

Лестрейд с застывшей усмешкой на губах рассматривал Анну, приближающуюся к нему бодрым, но комичным шагом. Анна сделала вид, что не заметила этот взгляд и проигнорировала вопрос. Она встала рядом с Лестрейдом, повернулась к окну и бегло осмотрела глухой двор, где неспешно прогуливались подопечные больницы. Несколько из них сидели на скамейках, двое прогуливались по тропинке, выложенной ярко-красным кирпичом. А один, самый шустрый, лежал на траве, двигая руками и ногами, изображая ангела.

– Слушай… Пока мы туда не зашли. Мысль есть одна… По поводу дела о смерти той старушки, из Гирляевска…

Лестрейд говорил без устали. Его монотонная речь усыпляла, поэтому Анна не слушала его. Она смотрела в окно. Когда же увидела в нем свое отражение, то тут же еще больше нахмурилась и отвела взгляд. Хотя смотреть было на что: огненно-рыжие волосы, ниспадающие до плеч; большие голубые, скорее даже синие, глаза; правильной формы красные и без помады губы. Только в свои тридцать пять лет Анну не интересовало ничего, что связано с ее внешним видом. Вообще. Никогда. Обычно она проводила на службе сутки напролет. Начальство, проявляя чудеса либерализма, носить форму ее не заставляло. Поэтому небрежно-казенный стиль повседневной рутины, не яркий и давно уже не модный, прочно вошел в ее обиход. За новыми веяниями в искусстве одеваться Анна не гналась, хотя и покупала иногда себе «трендовые» вещи, однако практически не носила их, словно стесняясь саму себя.

Голос Лестрейда просочился сквозь раздумья Анны.

– Так вот, я не очень-то… – Лестрейд не унимался.

– В отделе решим!

Сказав, как отрезав, Анна прошла в палату мимо Лестрейда, обдав его сладким ароматом духов. Он тут же проскользнул следом, словно этот чудесный запах втянул его за собой.

Сделав несколько шагов, Анна остановилась и внимательно осмотрела мрачную палату. Первое, что бросалось в глаза – отсутствие окон. Единственный источник света – три люминесцентные лампы, надежно спрятанные в потолок. Правда, работающей выглядела лишь одна. Остальные же тускло и редко мерцали, что позволяло палате скрываться в таинственном полумраке. Но этого света оказалось достаточно, чтобы хорошо рассмотреть довольно просторное, но скупо обставленное помещение. В одном из углов расположилась старая, железная кровать, крепко прикрученная к бетонному полу. Спинки и другие железные детали кровати покрывал высохший, потерявший мягкость и эластичность, поролон. Местами он осыпался и отклеился. Обнаженные черные участки кровати на светло-коричневом слое мягкой подстилки напоминали пулевые отверстия. Иной мебели, за исключением прибитого к полу табурета, который стоял у кровати, тут не было. Аскетизм этого места нагонял тоску.

На кровати, ссутулившись и опустив плечи, сидел мужчина. Его правая ладонь белела свежей, плотно перебинтованной повязкой. Руки мужчины безвольно свисали по сторонам. В этой бесформенной, осунувшейся фигуре можно было легко распознать признаки атлетизма: большие ладони, широкие плечи и мощные ноги. Светло-русые, почти белые, длинные до плеч волосы едва дрожали, словно на слабом ветру. Из всей одежды – белая, мятая пижама, выглядевшая на два размера больше.

Рядом с сидящим мужчиной суетились санитарки: две уже не молодых женщины. Обе в белоснежных медицинских халатах, брючках и, скрывающих в разной степени отбеленные сединой волосы, косынках. Одна из санитарок, та, что постарше, натягивала на ноги мужчины мягкие, похожие на чешки, тапочки. Другая же кормила его. Она размазывала кашу по плохо слушающимся губам мужчины, иногда даже попадая ложкой в рот. Каша застревала на темно-русой щетине, скрывающей шрам на подбородке: от кончика губ по прямой линии вниз. Подопечный кормящей санитарки лишь сглатывал, больше автоматически, чем с каким-нибудь видимым желанием. Когда-то красивое лицо его теперь высохло, кожа покрылась морщинами, под глазами двумя черными дырами темнели синяки. Серые, а в освещении палаты почти бесцветные, глаза все еще оставались красивыми, но потеряли блеск и искру. Оттого взгляд мужчины казался пустым и равнодушным.

– Совсем растение… Ничего не соображает… – посетовала санитарка постарше.

– Да… словно какой труп живой. Боюсь я его… и жалко! – грустно согласилась с ней санитарка помладше.

– Работа у нас такая… Ой!

Санитарка постарше, наконец, заметила стоящих у дверей посетителей. Она уже хотела что-то сказать, но Лестрейд быстрым движением поднес к глазам растерянной санитарки служебное удостоверение. В этом наигранном жесте он собрал столько неприкрытого киношного романтизма, что Анна не смогла сдержать улыбку. Всякий раз, на любом задании, в этот момент она улыбалась, хоть и незаметно для окружающих.

– Позовите его врача! – требовательный тон Лестрейда не сочетался с его дрожащим голосом, но на санитарок он впечатление произвел. Не сказав ни слова, обе женщины удалились из палаты. Проходя мимо Анны, они удивленно оценили ее наряд и скрылись за дверью. Анна непроизвольно поправила короткое, чуть выше колен, платье и подошла к пациенту.

Мужчина остался сидеть на табурете, упершись пустым взглядом в белую стену. Казалось, он спит с открытыми глазами. Анна присела на корточки и пристально посмотрела ему в глаза. Черное, покрытое блестящей "чешуей", с бахромой на подоле платье, заботливо обтягивающее хорошо слаженное, спортивное тело, медленно поползло вверх, оголяя светлые бедра. Анна не обратила на это внимание, продолжая сверлить взглядом мужчину.

– Эй, бесстрашная! Может не стоит? Все-таки тут психи содержатся! – если бы Анна не знала Лестрейда уже два года, она могла бы подумать, что тот сказал это обеспокоенно. Хотя, возможно, виной тому была не близость пациента, а ставший несколько вульгарным внешний вид его начальницы. В любом случае Анна считала, что это проблема не ее, а самого Лестрейда.

Анна смотрела в глаза пациента внимательно, пытливо, не моргая, словно пыталась прожечь его взглядом.

– Ну же… Покажи свое истинное лицо. Сбрось маску! – шептала Анна. Лестрейд за ее спиной заметно вспотел от напряжения. – Ты же слышишь меня? Уверена, что да. Хочу сразу признаться – я не верю тебе. Заранее. Может, это всего лишь притворство?

Анна медленно протянула руку к лицу мужчины, чтобы убрать русый локон с глаз. Как только она коснулась волос, сзади раздался негромкий хлопок. Анна вздрогнула. Она быстро встала, выпрямившись в струнку, и развернулась. У двери стоял незнакомый мужчина в белом халате.

– Я бы вам не советовал его трогать. Состояние у него тяжелое, но я не могу гарантировать его хорошее поведение, если вдруг он выйдет из ступора.

Ровный, размеренный голос доктора сразу располагал к себе. Он делал небольшие паузы как между предложениями, так и внутри каждого, чем заставлял изнемогать от желания дослушать его речь до конца.

Анна быстро оглядела человека в халате. По ее прикидкам ему не больше сорока пяти. Невысокий, обычного телосложения. На глазах маленькие очки с сильными диоптриями. Морщинистое лицо, старое не по возрасту, а вот светлые, голубые глаза – слишком молодые. Странный диссонанс.

– Мы из полиции…

– Знаю, мне сообщили о вашем приезде! Хотя мне кажется, что вы не из полиции, а из кабаре! – человек в белом халате не дал возможности Лестрейду договорить. Он говорил серьезно, словно и не шутил вовсе, но Лестрейд глупо хихикнул. – Меня зовут Олег Иванович Смольнов, врач-психиатр. Именно я принимал этого пациента и осматривал его.

– Анна, – коротко представилась Анна, поправляя подол неудобного платья.

– Очень приятно! – Олег Иванович едва заметно кивнул.

– Леонид Михайлович Шустров. Так что вы…

– Что вы можете нам сказать о его состоянии? Он притворяется? – Анна решила не давать шанса Лестрейду засыпать Олега Ивановича ненужными, расплывчатыми вопросами, а сразу перейти к делу.

– Не думаю! Вернее, даже уверен, что нет.

– Нет? – в голосе Анны легко улавливалось разочарование.

– Мы провели ряд исследований. Он поступил к нам ночью. Был переведен сюда из областной клинической больницы, куда в свою очередь доставлен по скорой. Вот бумаги от экипажа, – Олег Иванович протянул Анне несколько бумажек и тут же добавил к ним еще несколько, – а вот заключение, результаты осмотра и предварительный диагноз врачей из клинической.