Страница 7 из 69
Забавно. Впервые в моей практике нашелся человек, пожелавший работать в ВЧК. В романтику «чекистских будней», проявившуюся у дочки статского советника я не слишком-то верю. Или девушка просто хочет использовать возможность сбежать из Советской России? Вот это плохо, если так.
— Почему в ВЧК, да еще заграницей? — поинтересовался я. Любопытно, как станет формулировать?
— Я не скрываю, что хочу уехать из России. Но я не хочу убегать, не хочу эмигрировать. У меня здесь дом, мой отец. Я хочу работать, хочу возвращаться на родину. А как я смогу попасть заграницу? Это либо торгпредство, либо чека. Но у нас это одно и тоже.
Что же, по крайней мере честно. Я ей нужен, чтобы помочь с выездом. Но вот она-то мне зачем нужна?
— Мария Николаевна, вы же прекрасно понимаете, что я возглавляю отдел, который занимается разведкой. Скажите, как вы себе представляете разведчика-женщину?
Девушка слегка сникла и загрустила.
— Про Мату Хари я читала. Понимаю, что женщины получают секретные сведения от любовников.
— Согласитесь на такую роль? — поинтересовался я. — Вы готовы спать с человеком, который вам противен, в обмен на информацию?
Любопытно, что она сейчас сделает? Даст мне пощечину или согласится? Пощечину переживу, сдачи давать не стану, но укажу девушке на дверь. Ежели согласится, так почему бы не взять? Можно много рассуждать о морали, но «постельная» разведка — вещь нужная. Найдем парикмахера, подкрасим, припудрим, одежду купим.
Мария Николаевна помолчала, прикусила тонкую нижнюю губу острыми мышиными зубками и промямлила:
— Я бы и согласилась, но кто на меня позарится? И опыта нет. У меня до сих пор ни кавалера не было, ни любовника.
Эх, а вот это плохо. Девственница в таком деле — явление непредсказуемое. А вдруг возьмет, да и влюбится в объект разработки, да и пошлет подальше собственного работодателя?
— Мне один мастеровой в трамвае как-то сказал — мол, на такую как ты, я позарюсь только после бутылки. Он, разумеется, немного по-другому сказал, но суть та же. Но какие секреты человек может выдать, если он целую бутылку выпьет? А я могу быть переводчицей с французского или немецкого, умею печатать на машинке.
Я призадумался. Переводчик с французского или немецкого никогда лишним не будет, но ради этого устраивать девушку в ВЧК? Хм…
— Мария Николаевна, меня к вам такой вопрос — как вы узнали, что я нахожусь в России, да еще и в госпитале? Только не говорите, что брат вам письмо написал.
— А здесь все просто, — пожала плечами барышня. — Позвонила в Москву, на Большую Лубянку, мне и ответили, что товарищ Аксенов в Петрограде, возглавляет отряд, направленный на подавление мятежа. Позвонила военному комиссару, узнала адрес, где разместили отряд. Потом позвонила в казарму, узнала, что вы ранены, в каком госпитале.
— Так вот, просто взяли и позвонили? — вытаращился я. — И вам просто так ответили и на Лубянке, и в военкомате? И кто, интересно? Вы же по междугородней связи разговаривали. Все так просто?
— Ну, не так, чтобы просто, — хмыкнула Мария Николаевна. — Главное было телефон дежурной части Лубянки найти, но он в «Адресной книге Москвы» есть, а сама книга в читальном зале библиотеки. Я там телефоны выписала, какие были. Телефон дежурного, телефон секретаря Председателя ВЧК. Странно, что телефон Дзержинского там есть, а вашего нет. И звонила я либо из губернского управления образования, либо из жилконторы. Один раз даже из отделения милиции.
Мне стало совсем интересно.
— И что говорили? — полюбопытствовал я.
— Когда из губуправобраза звонила, то говорила, что товарища Аксенова приглашают прочитать лекцию о международном положении в секторе школоведения при Смольном, а когда из отделения милиции звонила, то говорила, что шпиона поймали, а из жилконторы, что товарищей интересует количество квадратных саженей в квартире, которую собираются предоставить сотрудникам Иностранного отдела ВЧК. Звонила один раз в две недели, мне отвечали. Вначале — мол, товарищ Аксенов в командировке, а потом — мол, приехал, но снова отбыл. В Череповец ездили, так? Главное — не тушеваться и спрашивать уверенно. Я, когда из милиции про шпионов начала спрашивать, так все отделение разбежалось. Дескать, вдруг какую тайну услышат, оно им надо?
Я опять подосадовал на своих коллег. Ну сколько можно талдычить, что по телефону не следует разглашать секретную информацию. А тут какая-то девчонка «развела» и дежурных, и секретарей Дзержинского. Но девушка начала мне нравится. Похоже, что авантюризм — это семейная черта Семенцовых. Интересно, а чем занимался глава семейства, статский советник Николай Тимофеевич Семенцов, будучи товарищем Петербургского монетного двора? Не чеканил ли фальшивые австрийские марки? Или монеты из коллекции Аракчеева?
— Скажите, Мария Николаевна, а у вас есть опыт торговли? — спросил я, а потом зачем-то решил уточнить. — Мы в Париже под прикрытием работаем, но деньги тоже нужно зарабатывать.
— А еще вы там фальшивые акции сбываете, — сообщила девушка. — А зная Андрюшу, то скорее всего, еще и фальшивые деньги. — Посмотрев мне в глаза, девушка снисходительно улыбнулась. — Когда Андрей последний раз приезжал, он с папочкой в кабинете уединился, но я подслушивала. Папочка не знает, что на двери одна филенка отходит.
Если бы я сейчас не сидел на кровати, то сел бы. И что теперь? Вообще-то, обладателей таких тайн — и Марию Николаевну, и ее папочку, следует посадить в одиночную камеру пожизненно, а еще лучше тихонько где-нибудь утопить.
Если бы я сейчас писал сценарий фильма, где кровавые чекисты занимаются вымогательством и спекуляцией, а убийствами обывателей, то завтра какие-нибудь уголовные элементы забили бы до смерти и папу и дочку. Но я на земле живу и, даже если бы захотел уничтожить опасных свидетелей, то при всем желании этого бы сделать не смог.
— Стало быть, и вы теперь соучастник, — резюмировал я. — Если попадете во Францию, сообщите в газеты или в полицию, что мы с вашим братом торгуем фальшивыми акциями, то на гильотину пойдем вместе. Я стану говорить, что акции вы печатали вместе с братом.
— За фальшивые акции на гильотину не отправляют, — меланхолично сообщила девушка. — За изготовление и сбыт фальшивых ценных бумаг по законам Третьей республики можно получить до двадцати пяти лет каторжных работ. Но вам с Андреем, скорее всего, дадут лет двадцать, а мне не больше десяти. Снизойдут, как к женщине. Я поплачу немножко, пожалуюсь на стесненные обстоятельства, поругаю большевиков.