Страница 41 из 47
Цветкова тоже обещала подойти, но почему-то до сих пор не соизволила явиться. Моя единственная лучшая подруга — и не пришла…
Словно прочитав мои мысли, приоткрыв входную дверь, которая не запирается весь вечер, в гостиную заглядывает Анька:
— Привет, Жень. Я сейчас, — и оборачивается на улицу, — ну чего ты — заходи. Да не бойся ты!
Я ожидала увидеть кого угодно: от нашего престарелого библиотекаря Семёныча до ожившего Леннона, но Эдик…
Состроив взгляд: “какого чёрта, а почему я не знала?”, и получив о ответ молчаливое: “всё потом” — Анька за руку тянет Эдика следом за всеми к столу.
Цветкова и Эдюша Одуван? Мне это снится? Ущипните меня!
— У меня оптическая иллюзия или это Эдуард? — шепчет мне на ухо Малиновский. — У меня просто дежавю какое-то. Не было ещё ни одной вечеринки, где бы не появился этот ботан.
— Эдик не ботан, он просто хорошо учится. И родители у него знаешь какие обеспеченные.
Ну Цветкова! Вот, значит, что за неотложные дела у неё появлялись!
Конечно, я заметила, что она была какой-то загадочной, вечно в телефоне ковырялась, но я настолько была погружена в свою непростую историю, что мне элементарно не хватало времени и энтузиазма разгадывать ребус её приподнятого настроения. А оказалось вон оно что. И молчала!
Так что там говорят про тихий омут?
После того как все, наконец, расселись за столом, наложили полные тарелки разносолов и наполнили бокалы горячительным, началась сама вечеринка: тосты, громогласный смех, пляски…
Я, утомлённая вопросами тётушек, немного пьяная и млеющая от довольно развязного поведения Малиновского, — пока никто не видел, он нагло наглаживал под столом мои колени, — весело хохотала, ещё не зная, что за сюрприз ожидает меня впереди…
Часть 37
— Так, у нас закончились мясные рулеты с курагой, — хмурится мама, придирчивым взглядом дотошной хозяйки изучая содержимое стола.
Из её причёски выбились пряди, щёки порозорели, а глаза блестят как никогда прежде. И я точно знаю, что причина тому не лишний бокал Пино Граджио, а присутствие в доме красивого мужчины, который с неё глаз весь вечер не сводит. Николай Филипович умело вёл её в танце, помогал относить грязные тарелки и вообще весь вечер был просто душкой.
Шутки о том, что скоро в нашей семье будут играть ещё одну свадьбу набили оскомину, но я всё равно осторожно радуюсь за маму, хотя и не могу не думать о том, что всё может закончиться плачевно. Ну а мало ли? До конца месяца осталось не так много времени.
Вдруг после истечения нужного срока Богдан просто укажет мне на дверь, и со словами чао бамбина, сорри, начнёт кутить как прежде, растрачивая наследство почившего деда?
Да, глупо так думать, ничто не указывает на то, что подобное произойдёт, но Джон тоже был очень мил, и я ему тоже верила, а вышло, что меня просто держали за дуру.
Кто даст гарантию, что в этот раз не может быть точно так же?
Господи, ну конечно в этот раз всё будет совсем иначе! Малиновский мне не врёт. Он не способен на подлость! — убеждаю я себя, стараясь просто не думать о плохом. Тем более сегодня, когда я созрела для незабываемого для нас обоих подарка…
— Мама, мясные рулеты с курагой закончились, потому что дядя Валя без палева сложил их в контейнер и спрятал в свой портфель, — киваю на дядюшкин саквояж под столом.
— Валя! Снова за старое? У тебя же диета! — возмущается мама и решительно двигается на танцующего в центре гостиной родственника. — Добавки принеси, — кидает мне обернувшись и следом разражается гневной тирадой в адрес дядюшки-гастрономического клептомана.
Ищу глазами Малиновского и среди пляшущих тётушек я его ожидаемо не обнаруживаю, зато замечаю в окно, как Богдан, словно Роберт ДеНиро в “Крестном отце” затягивается вэйпом и выдыхает клубы пара в вечерние сумерки.
По телу сразу же разливается волнительное предвкушение. Сегодняшняя ночь точно будет волшебной! Уж она-то его наверняка здорово расслабит, потому что к концу дня он стал каким-то задумчивым и напряжённым, гонял какие-то свои мысли, а когда я спрашивала, что произошло, улыбался, говоря, что всё в норме и отпускал для верности одну из своих дурацких шуток со скрытым сексуальным подтекстом.
Может, ему надоели мои родственники и он просто стесняется мне об этом сказать не желая обидеть?
— Женя, рулеты! — напоминает мама и я, поднявшись из-за стола, тащусь на кухню, прихватив по пути Цветкову.
Прикрыв за собой дверь, дабы отгородиться от шума вечеринки, щурюсь:
— Это что ещё за новости такие? Эдик? И ведь ни слова не сказала!
— Прости-прости-прости! — в умоляющем жесте складывает ладошки Аньтка. — Я пыталась тебе сказать, позавчера, помнишь, когда мы выходили из аудитории, я позвала тебя поболтать, а ты отмахнулась, потому что тебя уже там Малиновский у ворот заждался. И вечером звонила, но тебе опять некогда было.
— Ладно, — (было дело), — расскажи лучше, как это произошло?! Когда? Это же Эдик! Столько лет бок о бок учились и тут перед самой защитой нá тебе!
— А у вас с Малиновским разве не так?
— Не переводи стрелки!
— Хорошо, хорошо, — Анька зачем-то понижает тон и хихикает: — Он сам мне первый в соцсети написал, представляешь? Жаловался, что Малиновский уже дважды посягал на его здоровье, про тот случай на вечеринке Самсоновой напомнил. Грозился написать заявление в полицию, а меня попросил пойти свидетелем, я же на той вечеринке была и всё видела.
— Заявление? Вот он! Ну я ему! — откровенно негодую и даже пытаюсь вернуться обратно в гостиную, отыскать этого предателя и высказать ему всё, что я о нём думаю, но Анька ловит меня за руку и возвращает на место.
— Да стой ты! Разумеется, я тоже возмутилась, молчать не стала. Нет, я против рукоприкладства и считаю, что Малиновский должен понести за это наказание, и точно бы его понёс, не будь он твоим мужем.
— Фиктивным, Аня, — напоминаю уже скорее по привычке.
— Ой, да брось ты, вижу я вашу фикцию, — машет Анька ладошкой и ворзващается к сути: — В общем, из-за тебя я этого допустить никак не могла, предложила ему встретиться и всё спокойно обсудить. Ну мы встретились, потом ещё раз и ещё… Представляешь, он теорию Бутлерова на зубок знает! — Цветкова сияет как медный грош и глядя на неё у меня всю злость на Эдика словно ветром сдувает.
— Да ты запала, Цветкова!
— Ничего я не запала! — вспыхивает Анька. — Просто мне с ним интересно. Он умный, весёлый (это Эдик-то весёлый?), улыбка у него такая милая… — и поняв, что безбожно выдаёт себя с потрохами, убирает с лица блаженную улыбку: — В общем, я убедила его, что Малиновский это не со зла всё, и что не нужно писать никаких заявлений. Даже вот уговорила его со мной на день рождения пойти, чтобы зарыть топор войны. По-моему, всё получилось. Здорово я придумала, правда?
— Ты точно втюрилась, — констатирую я и обнимаю смущённую подругу за хрупкое плечо.
— Ну, может, если только совсем чуть-чуть… Вернее, пока он мне просто нравится…
С грохотом раскрывается дверь, обрывая наш душевный разговор на полуслове. Слегка пошатываясь, на кухню входит Пашутин.
— Слышь, коротышка, иди, там тебя твой щуплый везде ищет. Э-э-эдик, — тянет противным голосом и глупо ржёт.
— Я пойду, и ты тут надолго не задерживайся, — Анька окидывает Артёма уничижительным взглядом и, протиснувшись мимо него, выскользывает из кухни.
Пашутин закрывает дверь и облокачивается о светлое дерево спиной. Не знаю почему, но я ощущаю от его искусственной улыбки исходящую угрозу.
Часть 38
— Классная вечеринка, Ромашкина. А родственнички твои — вообще закачаешься.
— Не нравится, можешь валить домой, — равнодушно дёргаю плечом и, демонстративно отвернувшись от источника раздражения, открываю холодильник.