Вдребезги

– А говорят, что зомбарей не бывает, – улыбнулся Михаил сам себе. Улыбка его всё ещё белых зубов мгновенно преобразила его. Парень даже испугался. Где-то внутри кольнуло желание жить. Пожить ещё немного, посмотреть на белый свет.

– Поздно, на тридцать лет слишком поздно, – прошептал Миша. – Иди домой, Бадди. Я работаю один.

В мультфильме очередность фраз была обратной, но главное – смысл, как говорят почитатели рэпа. Теперь уже ничего не исправить. Если только усугубить. Это как писать девушке, которая не испытывает к тебе симпатии. Ты можешь написать «я тебя люблю, я соскучился» или «иди ты к чёрту, мразота истеричная». Исход будет один и тот же. Ничего положительного.

Парень медленно нагнулся и подобрал с пола пробку для ванной. Он заткнул слив и открыл воду на полную сразу из двух кранов. Вода хлынула с адским шуршанием, сравнимым разве с теми тяжёлыми ударами в дверь. Ванна стала быстро наполняться.

– Я вам покажу, суки, кто я такой, – процедил Михаил, испытывая такое удовлетворение, какое не испытывал даже после прошедшего пятидневного запора. – Я вам всем покажу. Вы у меня попляшете.

Он пошёл под грохочущую симфонию льющейся воды.

– Нож, надо взять нож, – спохватился Михаил. – Это не «Last of Us». Мой не сломается.

Всё происходило медленно, как под водой. Пока он запихнул нож за спину (пистолет находился у него с левой стороны, а нож он сунул за правую), допил давно прокисшее

пиво и протопал к входной двери, вода с плеском полилась на кафель.

«Вода – это жизнь», – рассудил Михаил. Обычно он забывал запирать дверь перед тем, как уходить, ведь брать здесь всё равно было нечего, но сейчас он твёрдо помнил, что надо хорошенько замкнуть квартирку. Может, когда они откроют, у этой твари сгниёт потолок. И мозги.

Головная боль стала угасать. Внимание парня сконцентрировалось уже не на его прошлом, а на будущем. А с прошлым пусть разбирается психолог. Психолог, который ещё не догадывается, с кем он будет разговаривать.

..........

ЗА ДВЕ НЕДЕЛИ ДО ЭТОГО

4

.

Михаил шёл по парку, шоркая выцветшими кроссовками по серому асфальту. Время было уже позднее – база, на которой он работал грузчиком, закрывалась поздно. Клиенты всё ехали и ехали, пища клаксонами друг другу. Грузовики, минивены, седаны. Все озлоблены и наряжены. В воздухе обычно весь день стоял запах пережаренных чебуреков, маслянистого бензина и краски. Все расхаживали туда-сюда, угрюмо и мрачно.

Иногда Мише казалось, что весь мир давил на него своей громадой, будто больше ни у кого никаких проблем не было. Все жили, что-то делали, работали, отдыхали, а он лично, как Атлант, держал на себе всю планету. Или как та здоровенная черепаха.

Он шёл домой, если можно было назвать домом ту халупу, где он просиживал в свободное время. А что ему ещё делать? Друзей не было, любимой женщины – и подавно. Единственное, что его отличало от других работяг с базы – он почти не пил. Курил – страшно, всё больше и больше, смоля при каждом удобном случае. Но водку не пил. Может, это и был главный корень его мрачного видения мира. Алкоголь раскрашивал мир. Мир становится цветным после пятой стопки, как читал Легостев Никитка. Да и работать, наверное, легче, когда знаешь, что отработаешь смену и каааак налижешься в стельку. Но теперь смен не будет.

Его уволили. И, конечно, никто не захотел платить ему за последний месяц.

Как-то в школе у него был один дружок, всё хотевший стать лётчиком. Его бы ужаснуло слово «последний», и он бы начал суеверно отплёвываться. Но месяц был действительно заключительным… Его же уволили всё-таки.

– Так получилось, – сказал его начальник. Низенький мужик с карими глазами, тёмноватой кожей и чёрными, жёсткими волосами. Его взгляд прищуренных глаз не выражал ничего, что можно было бы подтянуть под термин «сожаление». – Так получилось. Ты уволен.

Михаил опешил. Он столько времени рвал задницу, чтобы ему было чем платить за свет, воду и обезбол, а теперь этот коротышка с полнеющей талией в грязном фиолетовом спортивном костюме сообщает ему, что он уволен. Никаких там «специалистов по увольнению». Докажите мне, что я уволен. Почему я уволен, не вижу причин.

– А зарплата когда? – спросил вместо этого парень, чья толстовка вся была перепачкана известью и мукой.

– Зарплата? – спросил коротышка и начал копаться в кармане. Но явно он туда полез не за деньгами. – Нет денег. Приходи потом.

– Когда?

– Не сегодня, – ответил коротышка. – Мне надо работать, иди.

Михаил знал, что этот начальник просто «начальник», и что он сам может вылететь

отсюда, когда настоящее Начальство решит внезапно сэкономить.

«Ну же, Мишань, ты же учился на экономиста, сам знаешь, это предпринимательство».

Но программу школы и своего колледжа он плохо помнил – ему мешали учиться, а что он всё же запомнил, то давно растерял. Но копать он научился. И выбивать двери.

Михаил безвольно пошёл, побрякивая мелочью в кармане. Надо было отстоять себя, отпинать его, забрать всё! Он даже представил, как роняет этого коротышку и начинает его пинать, а потом прыгать на его башке… Но – нет. Всё это пронеслось мгновением. И он пошёл прочь, как побитый и выброшенный на автостраду пёс. И он шёл.

Тьма сгущалась, предстояло пройти ещё четверть квартала. Недавно прошёл дождь, и парень старательно обходил небольшие лужицы, в полумраке отливающие зеркальным блеском. Путь его пролегал через окраину. Он не боялся бродячих собак – их давно здесь всех перерезали и перестреляли. А новых ещё не выбросили. Ну вы знаете, добрых людей на всех хватит. Он не боялся грабителей – взять с него нечего. Он даже не боялся чёрных трансплантологов или работорговцев, отлавливающих людей и увозящих их работать на кирпичные заводы… Здоровья у него тоже не осталось.

Подумав об этом, он достал сигареты. Дорогое удовольствие, но всё же не такое дорогое, как проститутки с обвисшими боками, задирающие ценники по три тысячи в час.

Стояла тишина, нарушаемая лишь шлёпаньем его собственных шагов, да небольшой головной болью, постукивающей где-то в висках свинцовыми бубенцами. Погода стояла, на удивление, хорошая, можно даже…

Кто-то бежит со всех ног. И из последних сил – дыхание его на пределе. А вот кто за ним бежит – ещё чувствует себя получше, шлёпает ногами быстрее и дыхания его не слышно.

– Стой, сучёныш! – крикнул грубо преследователь, и теперь они перебегали дорогу под фонарным столбом. Убегающий подросток и рослый мужик с дубинкой в руке. – Стой!

Парень рванул куда-то через проходную, явно не зная, что теперь та закрыта – там установили решётку, чтобы не шастали тут всякие. Окраину чуть ли не всю признали аварийной, и местных жителей уже расселяли по другим улицам…

Они скрылись от взгляда Миши, и почти сразу же тревожно застучала решётка, по которой попытался вскарабкаться подросток, но человек с дубинкой его догнал. И уронил.

– Попался, сучёныш! – удовлетворительно сказал догоняющий. Теперь и он тяжело дышал. – Вставай!

Михаил аккуратно приблизился к углу и выглянул, силясь рассмотреть, что же там происходит. Сердце его забилось гораздо сильнее – он испугался, что человек с дубинкой сейчас развернётся, заорёт «Ещё один!», но всё равно смотрел. Подросток лежал у решётки, а преследователь стоял, оперившись руками на колени. Устал. Здоровый мужик с какой-то высокой шапкой на голове. То ли он его ударил, то ли тот сам свалился с решётки… Непонятно.

– Чё, побегать решили? – грубо спросил человек, выпрямившись. – Совсем охренели, малолетки…

Тут Михаил увидел, как с противоположной стороны – из такой же темноты – выскочил ещё кто-то. Тоже подросток, щуплый, одетый в куртку с капюшоном. В руках он держал то ли арматуру, то ли монтировку… Михаил подавил в себе желание закричать «Берегись!», и в следующую секунду он с размаху обрушил удар своего инструмента прямо на голову человеку. Тот закричал и повалился на колени, с головы его упала шапка.