Страница 6 из 7
Мансур успокаивал меня, говорил, что месяц работы – и я ко всему привыкну, втянусь. Его уверенность и печенье, которое он приносил в мою смену, придавали сил.
– Ты что, нравишься ему? – спрашивала Анжелика, подозрительно косясь на очередную коробку, пахнущую ванилью, – Твоим сменщицам он печенье, наверняка, не носит!
– Ну да, нравлюсь. Иначе он бы не предложил мне переспать при первой же встрече. Безусловно, это большое и светлое чувство. А уж если тут замешано еще и ванильное печенье, то можно не сомневаться, что у него ко мне самые серьезные чувства, – рассмеялась я.
– Кто знает, может быть, у вас что-нибудь будет! Слишком уж он горяч!
– Ага… Как самовар! Иногда даже дымится. Особенно когда у меня в кассе обнаруживается недостача после смены!
Мы обе засмеялись, а потом Анж подсела ко мне, обняла за плечи и заглянула в глаза. Вид у нее был печальный:
– Что я буду делать без тебя?
– О чем ты, Анж? – улыбнулась я и положила голову Анжелике на плечо.
– Что я буду делать, когда ты решишь связать свою жизнь с каким-нибудь парнем? Я, наверное, умру от одиночества и тоски.
– Во-первых. Я пока что ни с кем свою жизнь связывать не хочу, – уверенно сказала я, – а во-вторых, мы всегда с тобой будем подругами. Даже если обе выйдем замуж и нарожаем по десять детей.
Анжелика смотрела на меня задумчиво. Потом встала, подошла к окну, отдернула в сторону занавеску и сказала:
– Нет, Лора, потом все будет не так, как сейчас… "Всегда" – это самое лживое слово.
Именно тогда я впервые почувствовала в Анжелике какую-то внутреннюю перемену. Что-то изменилось в характере той беспечной оптимистки Анж, с которой я познакомилась в интернате.
Своим оптимизмом она тогда смогла вытащить меня из глубочайшей депрессии. А сейчас внутри нее происходили какие-то мощные катаклизмы, которые она переживала тайно, не впуская меня в глубины своей души.
***
Анж долго, сначала с азартом, а позже с тоской в глазах, искала работу. А потом, в один из июньских вечеров, она пришла домой и сказала, что устроилась работать грузчиком на склад в супермаркет.
– Грузчиком? – я отвернулась от плиты, где жарились котлеты, и, округлив глаза, уставилась на подругу.
– Ну а что? Силы-то у меня немеряно! И платят хорошо, – Анжелика отломила хлеба от целой буханки и с удовольствием откусила кусок.
Она наравне с мужчинами разгружала продуктовые газели три раза в день, а в остальное время они играли в карты. К моему удивлению, ей все это нравилось.
– Не переживай, Лора, мы не на раздевание играем, – смеясь, рассказывала Анж, – Хотя я подозреваю, что пара грузчиков без ума от меня.
– Всему свое время, Анжелика. Потерпи, и твой возлюбленный придет к тебе сам, – сказала я, наливая чай себе и ей.
– Да сдались мне эти мужики… Я бы лучше с тобой жила. Но ты быстро найдешь себе жениха, уж я-то знаю.
Я посмотрела на нее и улыбнулась. Но у Анж вдруг стал такой мрачный вид, что моя рука дрогнула, и одна чашка упала на пол. Горячая, коричневая жидкость разлилась по кухонному кафелю.
Дурное предчувствие, как осадок на стенках разбитой чашки, осталось в душе. Анж бросила на пол полотенце и начала собирать осколки, ворча себе под нос, что вечно со мной все не так. А я смотрела на нее и думала о том, что целое, разбившееся в один миг на мелкие кусочки, сохранить невозможно, увы.
Нам было хорошо вместе. Мы создали вокруг себя особый, теплый мирок, домашний уют, в который хотелось возвращаться. Но, несмотря на это, в моей душе все чаще и чаще возникало странное ощущение, как будто я совсем не знаю свою Анж.
От этого мне все чаще становилось одиноко, и в один из вечеров, когда Анж ушла в бар со своими новыми друзьями, я все-таки достала отцовские кисти и краски, прикрепила на мольберт чистый холст и "вылила" на него все свои чувства, которые переполняли меня.
***
Вскоре все внимание мужчин-грузчиков на складе, где работала Анж, сосредоточилось на ней, что ужасно ей льстило. Я не удивлялась этому, она умела расположить к себе людей простотой и безграничным оптимизмом. Мне казалось, что она похорошела и даже слегка постройнела: то ли от физической нагрузки, то ли от мужского внимания.
Анж стала ходить на свидания, но пока что не могла определиться, кто ей больше нравится: черноволосый тощий Джейк или рыженький полненький Майкл с густыми усами. Такие клички парням она придумала сама. Она говорила, что так они кажутся ей более крутыми и брутальными.
Я не лезла в личную жизнь подруги, не пыталась давать советы. Мне казалось, что мы с ней уже достаточно взрослые и не обязаны отчитываться друг перед другом о своей личной жизни.
Конечно, мне было одиноко без Анжелики, она почти перестала проводить время со мной, но я пыталась занять себя чтением или начинала рисовать новые картины, которые часто не заканчивала.
***
Лето промелькнуло быстро. Начался август. Я уже предвкушала начало нового жизненного этапа, который наступит совсем скоро. Каникулы подходили к концу. Мои первые свободные каникулы.
Надо сказать, что за два месяца самостоятельной жизни мы с Анж повзрослели и многому научились. У нас уже не возникало глупых бытовых затруднений. Единственное – ни я, ни она, так и не приучились регулярно убирать квартиру. У нас был постоянный бардак. Я называла его "творческим", а Анж говорила прямо:
– К черту твои метафоры, Лора. Просто мы с тобой ленивые свиньи.
Анжелика радовалась каждому дню на работе, ее ничуть не смущали тяжелые физические нагрузки, а мне уже изрядно надоело сидеть безвылазно сутками в маленькой, затхлой коробке ларька, заставленной ящиками с бутылками и блоками с сигаретами.
Я задыхалась там, мне хотелось свободы, а ещё хотелось строить планы, мечтать о будущем, которое должно было быть прекрасным. Я включала "Нирвану" и слушала ее одним ухом через наушник. Несмотря на то, что лицо мое в эти моменты было сосредоточенным и грустным, мои мысли были позитивными.
“Совсем скоро мы с Анж станем студентками, и жизнь снова сделает очередной крутой поворот,” – я часто прокручивала эту мысль про себя, отсчитывая в очередной раз сдачу и протягивая пивные бутылки через маленькое окно ларька.
Я решила уволиться пораньше, в середине августа. Мансур отнесся к этому спокойно.
– Наконец-то ты поняла, что тебе здесь не место, – сказал он.
Моя последняя смена должна была закончиться, как обычно, в шесть утра. К этому времени подходила сменщица, и мы около часа сверяли с ней остатки.
Мансур приезжал к семи, угощал меня печеньем, забирал суточную выручку, проверял, все ли в порядке с оборудованием, делал заявки поставщикам. Но в тот день я услышала знакомый тройной стук в тоненькую дверь около трех утра.
Я протёрла глаза, встала с кресла и открыла дверь. По пустым и тихим улицам тянулся туман, машин не было. Ночи понедельника и вторника считались самыми тихими и неприбыльными. Зато нам удавалось немного поспать. Мансур стоял возле двери: глаза его горели, на губах играла улыбка.
– Рыжая и прекрасная. По венам течет лава, когда я вижу тебя. Хотел поговорить с тобой наедине напоследок. Боюсь потерять тебя безвозвратно,– и он протянул мне из-за спины букет роз.
Я натянуто улыбнулась. За три месяца я уже наслушалась высокопарных комплиментов от покупателей-мужчин, поэтому относилась к ним спокойно. Но сейчас передо мной стоял не какой-то алкаш, а молодой и привлекательный мужчина, который горячо и страстно говорил мне о своих чувствах.
Надо отметить, что претензии по поводу низкой выручки Мансур высказывал мне так же горячо и страстно. Видимо, в обоих случаях: когда он видел меня, и когда в кассе было недостаточно денег, – его кровь кипела одинаково.
Мои подозрения оправдались. Не успела я что-либо ответить, как Мансур взял меня за руку и потянул в дальний угол ларька. В небольшом закутке между стеной и ящиками он прижался ко мне всем телом и поцеловал.