Доминум

Я в изумлении вскинул брови и покосился на подвеску.

«Так это сделал ты?»

«У нас, эквилибрумов, два сердца. Обычное и эфирное. При рождении эфирное сразу оказывается в небесном теле, связывая нас с ним. Правда, кровнорожденные, как я, обретают полноценную связь, лишь повзрослев. Сердце вырабатывает эфир и огонь такой мощи, которую не выдержала бы ни одна телесная оболочка. Наши духовные силы в большинстве своем копятся именно там. Но я перенес свое сердце в подвеску. Потому мое небесное тело не выделяет энергии, и все решили, что я мертв. Помимо прочего, амулет еще и предохранитель. Я не имею доступа к силам, пока не соприкасаюсь с ним».

«Но… но подвеска же крохотная. Твое хранилище – одна из самых огромных звезд, видных с Земли. Как подвеску не разрывает от такой энергии?»

«Не забывай, с кем говоришь. В конце концов, я был Верховным».

Звучало правдоподобно. Но кое-что все-таки не давало мне покоя.

«Подвеска была подарком отца».

«Я знаю. Видел в твоих воспоминаниях».

«Откуда она у него?»

«Не имею ни малейшего понятия. По человеческим меркам с вашими мгновенными жизнями… прошло много времени с тех пор, как я оказался в таком несобранном виде. Эту подвеску могли передавать из рук в руки хоть сто раз. Но совпадение довольно-таки удачное, что она оказалась именно у тебя».

«А как ты вообще распался? По рассказу Поллукса выходит, что постепенно. Но как ты потерял разум?»

Тут меня позвали, и я нерасторопно двинулся к остальным.

«Неважно, – сказал Антарес. – Слишком многое произошло после Люксоруса, и то умрет вместе со мной».

«Так это действительно из-за тебя закончилась битва за Люксорус… И ты сразу же отправился сюда, на Землю. Я не буду спрашивать зачем, не мое это дело…»

«Тут ты как никогда прав».

«…но именно ты виновник происходящего. Ты… ты бросил свой народ. Не стал защищать его, скрылся в тени на отдаленной планете, и ради чего? Ты оставил Свет. И если бы тебя здесь не было, Земля не висела бы на волоске и мне бы не пришлось идти к падшим».

Я двинулся к своему креслу по приглашению Ламии, и только затем Антарес мрачно пророкотал:

«Ты даже не представляешь, чего бы еще не было, не окажись я здесь».

Ламия усадила меня. Фри не переставала нарезать круги по комнате, так искря волнением и страхом, что грызла ногти на руке. Стеф сидел на тумбочке неподалеку, Дан что-то делал с ухом Гектора.

– Все это время я буду с тобой на связи из Соларума, – сказал он. – И увижу то же, что и ты. Будем общаться. Только, главное, не заговаривай со мной, когда вольешься в общество падших. Это будет смотреться странно, а Гектор вроде как шизофренией не страдал.

Я кивнул, после чего слово взяла Ламия, задававшая на световых проекциях последние настройки:

– Операция займет часа два. Я надеюсь. В это время Дан и Стефан как-то отвлекут Коула с компанией. Сначала я извлеку душу падшего, затем твою. Естественно, душу Гектора мы в твое тело подселять не станем. Оно будет пусто и обездвижено. Ни воли, ни мыслей, ни желаний. А вот будь ты настоящим эквилибрумом… Говорят, их тела так пронизаны эфиром, что даже после изъятия души воля может сохраняться. Бездумная воля, без разума. Оболочка остается живой. Короче, я помещу оболочку в стазис, так что подгнивать она не будет.

– Вот уж спасибо, – проворчал я, вдавливаясь в кресло.

– Падшим по возможности на глаза не попадайся, – наставлял Дан. – Они будут спрашивать, где ты был, но мы с тобой это как-нибудь по ходу дела придумаем. Не бойся, я король импровизаций.

Близнецы включила нужные механизмы.

– Увидимся на той стороне, – хмыкнула она на прощание.

Должно быть, я быстро отключился. Все казалось медлительным, черным и густым. Я слышал лишь грохот сердца, пока и он внезапно не исчез. Повсюду замелькали слепящие огни. Они окружили меня, подхватили, словно безумный водоворот, готовый утащить на самое дно. Меня пугала мысль, что огни унесут меня прочь, и я изо всех сил отчаянно старался вернуться. Но чем яростнее я сопротивлялся, тем скорее поток вырывал меня из привычной реальности. В какой-то миг все утратило смысл, стало легким и эфемерным. Я застыл, а затем ощутил, как на плечо легла чья-то рука. От нее во все стороны брезжил красный свет.

Я открыл глаза, все еще щурясь. Вокруг плавали чьи-то лица, и единственное, что выглядело четко в размазанном окружении, – соседнее кресло, на котором лежал человек. Голова его была повернута в мою сторону. Когда перед глазами все перестало расплываться и образ превратился в единое целое, я вгляделся в его лицо. И немедленно похолодел.

Рядом со мной лежал не просто человек. Это был я.

Глава XI

Доверенные

Яркий Еретам давно ушел за горизонт, и небо освещала большая и бледная галактика Симизара, напоминающая скорее пузырь, чем скопление звезд. Альдебаран едва успел ввалиться в кабинет и усесться за стол, как в проходе, словно по зову, возник одетый в рабочую накидку Лумис – комета-секретарь. На диво симметричный и тонкий, он тихо стоял, вытянувшись и сложив руки за спиной, напоминая статую из темного гладкого камня. Если бы не его короткие дымные волосы ядовито-синего цвета да огромные мерцающие глаза и трещины в полом теле, Альдебаран и вовсе бы подумал, что Лумис лишь притворяется живым.

Маленький эквилибрум никогда не говорил без надобности, верно ожидая нужного момента.

Альдебаран отвернулся от него и тяжело откинулся на спинку кресла, беспристрастно глядя в потолок.

– Лумис?

– Да, луц? – переливчато откликнулся секретарь.

– Что там у нас по делам?

Вспышка – и Лумис оказался на расстоянии вытянутой руки от Альдебарана, держа энергласс.

– Рабочая группа завершила создание ядра для восстановления третьего транзитного потока Кальцеона, – невозмутимо вещал комета. – Обещают вскоре приступить к последней стадии. Вновь разногласия за право добычи альстали в планетарных системах Денеба и Оги. Требуется вмешательство ваших замов. Представитель Банка памяти желает встретиться с вами как можно скорее, чтобы обсудить отчеты по последней четверти талидона. «Белый луч» подорвал поставку омния, украдены триста пять тысяч тонн материала. Ваш зам[7] – Ольфус Остроглазый – вновь подал прошение на сбор войск для нападения на селения Темной армии близ Дробящихся плит. Как он сказал, цитирую: «Это наша исконная земля, а тартские отпрыски покрыли своей ублюдской Тьмой каждый миллиметр, сколько можно терпеть?!» Академия рекрутов Кальцеона просила вас провести…

Альдебаран уже не слушал. Он вымученно зажмурил глаза, чувствуя нарастающую головную боль, словно с каждым озвученным делом ему на макушку грохался огромный булыжник. Все мысли до сих пор вращались исключительно вокруг Зербрага и Бетельгейзе. И Антареса.

Что-то нужно было делать. Даже кипа обязанностей уже не казалась такой воинственно непреодолимой и важной. Он дал Бетельгейзе клятву.

Альдебаран выпрямился, сел ровно и с мрачным видом уставился на город по ту сторону окна. С тех пор как эквилибрум обосновался на Фадмирионе, в самом сердце Кальцеона, он все время продолжал изумляться, насколько же темным казался этот столичный полис, охватывающий почти всю поверхность небольшой планеты. И между тем он не был беспросветным. Полис казался изящным и нежным, хранящим свое сияние в едва мерцающих покрывалах материи, что сверкали над улицами. Высокие тонкие башни соединялись друг с другом арками мостов, фонарями создавая реку света на многие километры. Над стеклянными крышами домов стаями проплывали огромные еле видимые люминосы – каждую ночь они собирали клювами Свет. Хребты живых гор вдали спали вечным сном, лишь изредка меняя свой мерцающий ландшафт. Альдебаран видел на улицах множество эквилибрумов— те шли куда-то по своим делам. А полис хранил спокойствие. Думалось, что он всегда пребывал в дреме, несмотря на многочисленное население. Альдебаран чувствовал с ним непреодолимую связь. Ему тоже не хотелось просыпаться.

7

1 талидон – ок. 10 лет.