СССР

Я нервно сглотнул. Ну да, кое-что я умею — этого не отнять, но тут речь идёт о японце, выходце из знаменитой семьи, специализировавшейся на единоборствах… Меня порвут как Тузик грелку.

Гайдо толкнул меня в плечо.

— Чего тушуетесь, Георгий?! На вашем месте я бы не стал отказываться.

— Я принимаю предложение товарища Такаямы, — сглотнув, произнёс я. — Передайте ему, пожалуйста, что и для меня это будет большая честь.

В конце концов не разотрут же меня в порошок, да и смеяться никто не будет — все понимают, что я — обычный сыщик, а против меня выступит мастер.

Наш поединок вызвал большой интерес. Совсем скоро мы оказались в центре круга из пришедших на тренировку.

Катаяма коротко разъяснил правила схватки. На полную не бить, руки-ноги не ломать, сдаётся тот, кто первым окажется на лопатках или будет пригвождён к полу.

Поскольку тренировка только-только подошла к концу, разминаться не было надобности.

Мы стали друг напротив друга, пожали руки и разошлись.

Я внимательно наблюдал за японцем. Он был уверен и спокоен как удав, его лицо не выражало даже тени эмоций. Живое воплощение конфуцианства, пусть географически это из другой оперы. Так-то японская культура многое переняла из китайской, тут, думаю, глупо спорить.

Несмотря на общую щуплость, силы у противника было хоть отбавляй. Я испытал это сразу, как только попробовал перейти в атаку. Чудом удалось уйти от броска, который мог бы поставить финальную точку в этом поединке.

— Хоросё! — снова улыбнулся Катаяма и по-американски показал мне большой палец.

Приятно слышать такие слова от сэнсея. Они подбодрили меня, и я снова пошёл в наступление. Попытался перехватить руку японца, но вместо неё почувствовал пальцами лишь пустоту, а затем с ужасом обнаружил приближающееся к животу колено инструктора.

Я отбил его блоком, при этом едва не «отсушил» локоть.

Катаяма укоризненно покачал головой.

— Не хоросё! — сообщил он, да и я сам догадывался, что на сей раз сплоховал.

Японец решил, что теперь его очередь. Неуловимым движением он сократил дистанцию до минимальной, схватил меня за плечо, развернулся и попытался перекинуть через бедро. Но тут и ему не подфартило. Меня спасло то, что я вовремя успел зацепиться ногой за его колено, и бросок не состоялся.

Ну что… вспомним немного боевого самбо. Я оказался за спиной Катаямы и провёл удушающий захват. Он попытался ударить меня локтем под дых, но я вильнул телом, чтобы не подставляться. Сейчас, ещё секунда и японец осядет на пол… уж что-что, а этот приём я знал как свои пять пальцев, в какой-то степени это была одна из моих немногих «коронок».

Но потом мне вдруг стало жалко немолодого уже сэнсея. Кому приятно терпеть поражение на глазах у учеников… И я поддался, позволил Катаяме вывернуться из стального захвата, перехватить меня и выполнить классический бросок, который впечатал моё тело в дощатый пол зала.

Стоит отдать должное японцу — исполнено всё было на твёрдую пятёрку с плюсом, как по учебнику.

Инструктор окинул меня задумчивым взглядом и протянул руку, помогая подняться.

Я встал.

Судя по взглядам зрителей, схватка на них произвела впечатление.

Катаяма заговорил, а я услышал перевод из уст Радека.

— Товарищ Катаяма считает, что вы — мужественный и благородный человек. Он преклоняется перед вами, но просит, чтобы в следующий раз вы боролись с ним в полную силу и как полагается, не взирая на авторитет.

Понятно, моя маленькая военная хитрость не сработала, сэнсей раскусил меня. Профессионала хрен обманешь.

— Хорошо! — улыбнулся я и услышал ответное «хоросё».

Гайдо подошёл ко мне и прошептал на ухо:

— Что же вы с Пестрецовым-то сплоховали?

Я пожал плечами.

— Мой косяк! Бывает.

И сразу пояснил для чеха.

— Косяк — это в смысле оплошность.

Радек с японцем ещё немного пообщались на-английском. Я услышал «tea» — то есть чай. Интересно, к чему бы это?

— После занятий нас обещали угостить чаем, — заговорил Радек. — Товарищ Катаяма был бы рад видеть вас на этом чаепитии, товарищ Быстров. Ну, а я в свою очередь хотел бы пригласить вас, товарищ Гайдо. Вы, кто по происхождению — чех?

Гайдо что-то ответил на чешском, и лицо Радека расплылось в улыбке.

— В какой-то степени мы с вами земляки. Я — тоже бывший подданный Австро-Венгрии, родился в польском Лемберге.

Глава 23

Глава 23

Небольшой стол для нас накрыли в одном из свободных помещений МУУРа. Миловидная девушка-официантка из буфета как раз закончила расставлять посуду и угощение: конфеты, булки, нарезки сыра и колбасы.

Начальник московского угрозыска Николаев сделал приглашающий жест.

— Садитесь, товарищи. Вы вовремя подоспели — чай как раз заварился.

Мы разместились за столом. Официантка принялась разливать в чашки душистый чай. Видать, начальство расщедрилось, нам же порой приходилось пить гадость, словно из заваренного веника.

Закончив, официантка удалилась.

— Как вам мои сотрудники? — вскинул подбородок Николаев и посмотрел на японца.

— Товарищ Катаяма остался очень доволен уровнем подготовки ваших людей, — перевёл ответный спич Радек. — Он говорит, что все внимательно его слушали и старались выполнять упражнения. Особенно он отметил товарища Быстрова и даже провёл с ним состязательный поединок в конце занятия.

— Эх, Быстров, жаль не у меня ты работаешь, — вздохнул Николаев.

— У вас и своих орлов хватает, — заметил я. — Один только товарищ Гайдо чего стоит.

Чех усмехнулся.

— Коллега мне льстит.

Внезапно дверь без стука распахнулась, в проёме показался молодой парень в запорошенном снегом полушубке.

— Товарищ Николаев…

Начальник МУУР поднялся с виноватым видом.

— Простите, товарищи. Дела… вы уж тут продолжайте без меня, не стесняйтесь.

После его ухода, мы остались вчетвером.

Я переводил взгляд то на Катаяму, то на Радека, чувствуя себя как тот самый герой из стихотворения Твардовского «Ленин и печник». Не каждый день сидишь вот так по-простому с чашкой чая в компании далеко не последних людей в стране.

Текла неторопливая беседа, мы обсуждали последние новости, Катаяма рассказал несколько забавных историй из своей жизни. Оказывается, родился он в простой семье, в молодости работал в типографии, закончил Йельский университет в США. Вернувшись на родину, организовал первый в стране профсоюз «Рабочий мир» и социал-демократическую партию Японии. В 1912-м угодил в тюрьму за организацию стачки токийских трамвайщиков, когда вышел на свободу, был вынужден эмигрировать в США, где за него вплотную взялись местные власти. Спасаясь от преследования, Катаяма перебрался в Мексику, а уже оттуда переехал в Советскую Россию.

— Богатая у вас биография, — присвистнул я.

— Не очень приятно рассказывать только о себе, — признался он и с жаром заговорил:

— Здесь, в России, я встретил много очень интересных людей. Товарищи Чичерин, Бухарин, Каменев, Зиновьев, Сталин, Луначарский, Семашко… Все они настоящие большевики, которые искренне верят в победу нашего общего дела.

— Рабочий класс всего мира видит успехи построения пролетарского государства в России, — внезапно подхватил тему Радек. — Капиталистического общество прогнило насквозь, оно смердит и разлагается как труп. Достаточно небольшого толчка извне, и оно рассыплется подобно карточному домику

— Товарищ Радек — сторонник мировой революции, — пояснил Катаяма.

— А вы как относитесь к мировой революции? — спросил я у японца.

Тот нахмурил брови.

— Боюсь, это не так легко, как кажется. Успех Октября всколыхнул рабочее движение во многих странах, но, к глубокому сожалению, все они были жестоко подавлены буржуазией. Очевидно, пролетариат ещё не настолько сознателен и организован, чтобы взять власть в свои руки. Пример вашей страны — пока что уникален. Но я не сомневаюсь, что в будущем в СССР войдут и Германия, и Франция, и Англия, и моя родная Япония. Таковы законы общественного развития. Капитализм непременно сменится социализмом, а потом, все вместе, мы построим коммунизм. Не мы, так наши дети обязательно будут жить в новом справедливом обществе! — патетически закончил речь Катаяма.