Чего ждет Кейт

Но мистер Мерсед уже идет к двери:

– Я предупрежу вашего методиста, что у вас поменялся первый урок, не беспокойтесь.

Одним плавным движением он открывает дверь и указывает нам на холл перед приемной, где ждет Фрэнк Грубер. В руках у него листок с расписанием, причем изрядно помятый. Я не слишком хорошо знаю Фрэнка, хотя мы часто оказываемся в паре из-за соседства фамилий в алфавитном списке. В девятом классе я даже влюбилась в него ненадолго. Мы болтали иногда в общей комнате, и он постоянно замолкал посреди слова и просто таращился на мой рот. Как спутник, который потерял связь и сошел с орбиты. Само осознание того, что я, Кейт Элиза Гарфилд, могу так сбить с толку симпатичного парня, наполняло меня энергией.

Одно «но»: Андерсону Фрэнк симпатичным не казался, а это делало его сразу в сто раз менее привлекательным. Ужасно, я знаю. Но для меня это так и работает. Если краш того стоит, парень должен нравиться и Энди тоже. Иначе внутри меня будто щелкает выключатель, энергия заканчивается, парень больше не кажется симпатичным, и все идет наперекосяк. У Энди все примерно так же плохо. Рейна говорит, это доказывает нашу созависимость и объясняет, почему ни с кем, кроме друг друга, мы никогда не встречались.

Фрэнк Грубер, конечно, просто проходит в кабинет мимо нас. Даже не посмотрев.

Дверь захлопывается. Андерсон, кажется, вот-вот расплачется.

– Кейти, мне так жаль… Дерьмо какое-то. Я поменяю все обратно…

– Да все в порядке.

– Не в порядке. Речь ведь о Старшем Т. Мы хотели записаться на этот курс вместе.

– Ну да-а. – Я пожимаю плечами, и он морщится. Ладно. Не горжусь собой, но признаю́: какая-то маленькая и тайная часть меня рада, что ему сейчас плохо. Знаю, Энди не виноват. Знаю, это всего лишь одна из учебных дисциплин. Десять минут назад я и не мечтала записаться на Старшее Т в этом году. Но все равно сейчас чувствую, будто у меня отняли что-то, увели прямо из-под носа.

Это же не просто Старшее Т. Это Старшее Т и Мэтт.

У Андерсона будут общие с Мэттом уроки.

– Кейти… Слушай. – Андерсон ловит мои руки. – Я попрошу мистера Мерседа все поменять. Мы потом вместе запишемся. В следующем году. Ты и я.

– Энди, хватит.

Он хмурится.

– Все в порядке. Иди на урок. – Я выдавливаю улыбку. – Кто-то должен шпионить за Мэттом.

Энди медленно кивает:

– Это верно.

– И ты все равно все мне расскажешь.

– Абсолютно все. Дословно. Обещаю. – Он обнимает меня. – Ты так сильно…

– …опаздываю на первый урок! – Я демонстрирую ему розовый пропуск на Алгебру Судьбы. – Я побегу.

Сцена пятая

Уроки давно закончились. Но мы с Энди – подхалимы мирового класса, поэтому уже час бегаем по школе с пачкой приглашений на прослушивание у мисс Джао. Всегда ведь есть один учитель, ради которого вы на все пойдете, да? Тот человек, который в других обстоятельствах был бы вашим лучшим другом?

Мисс Джао такая. Без шуток. Вся банда ее без преувеличения боготворит. Ей лет сорок или около того, жена, дети, все как полагается, но она всегда следит за новостями, шоу-бизнесом и в курсе всех наших дурацких мемов. И у нее это получается естественно. Она правда думает, что ученики у нее все классные и интересные люди. Казалось бы, не слишком-то революционный подход для учителя, но на самом деле – весьма.

К тому моменту, как мы приезжаем домой, мамина машина стоит в гараже, а Райан опять занял подъездную дорожку. Ну и ладно. Энди все равно всегда заезжает к себе – мы соседи, – а потом можно срезать путь до двери по смежным лужайкам.

Собаки встречают нас как героев прямо на пороге. Чарльз и Камилла, щенок и хорошая девочка соответственно.

Мама возится с закусками; когда мы заходим, ее лицо озаряется радостью.

– Привет! Кейти, вы буквально на минуту разминулись с Райаном. Он ушел на пробежку.

Конечно же. Клянусь, по сути своей мой брат – существо диванное, но сейчас его не поймешь. Особенно сложно во время бейсбольного сезона. Он прямо спортсменом становится.

– Вы делаете картину из печенья? – спрашивает Андерсон.

Приглядевшись к тарелке в маминых руках, я понимаю, что он прав: на тарелке выложена радужная спираль из разноцветных «рыбок». Обычно мы с Райаном предоставлены сами себе. И Энди тоже: его родители – врачи, поэтому в первой половине дня они обычно принимают пациентов. Моя мама работает в школе учительницей музыки, а после занятий остается на хор и подготовку исполнителей. Но когда ей удается вырваться домой пораньше, она старается дать нам все.

Расцеловав нас в обе щеки, мама передает нам тарелку со своим радужным шедевром.

– Мальчик мой, привет.

Забавно. Во всем, что касается нас с Райаном, мама просто одержимо соблюдает идею равенства. У нас все утомительно одинаковое: запреты, разрешения, размер порции хлопьев на завтрак. Иногда я думаю, она даже имена нам дала такие, чтобы в них было примерно одинаковое количество букв и деревянные таблички на дверях наших комнат стоили одинаково. Серьезно, мне принадлежит половина машины Райана, а я ведь не вожу даже.

Но стоит ей увидеть Андерсона, истинного своего любимчика, и все тут же забыто. Она моментально переходит в режим еврейской мамочки. Это даже пугает немножко.

– Ну что? Какой мюзикл ставите? – спрашивает она, опуская на стол между нами тарелку с разноцветными «рыбками». Андерсон устраивается на стуле, смахивает в ладонь ряд красных печений с края и запихивает в рот, как горсть попкорна. А потом принимается напряженно жевать. Все это сделано ради того, чтобы сохранить на минуту интригу, потому что этот парень обожает драматические паузы.

Проглотив печенье, он торжественно улыбается маме:

– «Однажды на матрасе».

– Не может быть. – Мама прикладывает руки к груди. – Я играла в нем Уиннифред, когда была в лагере.

– Серьезно? – Андерсон широко распахивает глаза.

– Серьезно, – улыбается мама. – Одна из моих любимых ролей.

Тут нужно уточнить вот что: я вроде как пою. Но моя мама поет по-настоящему. В моем возрасте она играла главные роли во всех постановках, для которых проходила прослушивание. И не только в школьных – в любительском театре местного культурного центра тоже. А каждое лето она становилась звездой лагеря «Вулф Лейк». Думаю, класса с четвертого на ней держалась вся театральная программа.

– «Однажды на матрасе», ну и ну. Вот здорово! Надо сказать Эллен. Кейти, помнишь мою подругу Эллен? – говорит мама и тут же продолжает историю: – Мы выросли вместе и были лучшими подругами в лагере, а потом как-то разбежались и не общались… сколько уже, лет двадцать пять? – Она грустно качает головой. – Поссорились из-за пустяка, представляешь? Она встречалась с ужасным парнем, а я… Ты меня знаешь. Не стала молчать. Но он был такой дурак. Слава богу, это в прошлом. Эллен просто куколка. Ты должна помнить.

– Ага. Эллен. Из лагеря. Встречалась с дураком.

– Какое там, она ведь за него потом вышла. Ой-вэй. К счастью, они уже почти закончили со своим разводом, и она вернулась в Розуэлл…

Я чувствую, что теряю нить. Обожаю маму, но она слишком уж любит поговорить. Слишком. Может болтать часами. Мы с Райаном в детстве даже засекали время незаметно. Энди-то, конечно, как хороший мальчик, сидит и вежливо кивает.

– …и ужин на шаббат, – завершает мысль мама. – Но довольно, я и так вас тут задержала, а вы наверняка хотите сбежать поскорее и послушать саундтрек к мюзиклу.

– Что вы… – начинает Энди, но я перебиваю его:

– Да. ДА. Надо идти работать над постановкой. Спасибо, мам. Ты лучшая.

Потому что, когда собственная мама показывает вам путь к побегу, вы не отказываетесь.

Сцена шестая

Я собиралась мечтать о новой постановке, но продвинутый курс истории Соединенных Штатов внес существенные изменения в мое расписание. По-моему, заставлять нас сосредотачиваться на пуританах за восемь дней до проб – это ужасно неуважительно со стороны учителей.