Не про нас

Выскочке не нравился такой ход событий. Понимает, что подруга все больше отдаляется, в счастье погружается. Пора действовать. Как? И снова опустилась, но еще решительнее, в темные мысли. Так и заснула. Утром муж принес Выскочке кофе с булочкой. Взгляд нежный. Предлагал на выходные махнуть в Париж или Рим. А в планы Выскочки не входили путешествия на этой неделе. Подруга же до сих пор идет рядом со счастьем. Отодвинула Выскочка поднос с завтраком. И молча вышла из спальни.

Еще неделю в томлении провела Выскочка. Решение правильное не приходило. Пришлось развеяться на тусовке, созданной гламуром. Вернулась домой поздно. Чуть навеселе. Шампанское было превосходным. В доме темно. Кабинет был пуст. Странно. Муж в это время всегда работал. Заглянула в спальню. Включила лампу. Постель не тронута. Забеспокоилась Выскочка. Никогда такого не было. Взгляд упал на конверт, который лежал на столе. Рука сама потянулась. Открыла. Записка внутри. Паника подкрадывалась. И верно сердце беспокоилось. «Полюбил другую. Завтра прошу выехать из дома».

Грязные следы

Он решил ознакомить с поэзией. Выбрал лучшее, чтоб влюбить в творчество известного автора. Он захватил несколько масок и кривляний. Выступил ярко. Потом еще долго будут судачить о странном учителе, который тщетно пытался привить любовь молодежи к литературе.

Молодая особа лет 15 пришла домой раньше обычного. Мать удивилась такому явлению. Посмотрела внимательно. «А-а-а-а, снова табак. Снова пустой взгляд…»

– Ну, что интересного? – спросила родительница.

– Как обычно. Ничего. Жизнь фигня.

– Совсем? – не унималась мать.

– Совсем. А! Учитель наш… ненормальный. Псих. Кривлялся. На видео сняла. Поржали на уроке…

– Да? Покажи!

– Он псих. Шизик. Ладно… На! Смотри! – Дочь протянула маме телефон.

Мать погрузилась в изучение снятого. Уже на первых словесных аккордах учителя сердце матери биться стало яростно: «Вот! Он! Он виноват!» Всю злость и обиду за никчемность дочери решила маман возложить на простого учителя школьного. Злую шутку сыграли с мужчиной его артистизм и любовь к поэзии. «Пусть будет наказан», – решила мать. За ночные загулы школьницы, за неприлежание и непослушание, за депрессию, за позор материнский…

На следующее утро учителя попросили покинуть храм ученический. Директор оказалась не любительницей искусства театрального, без юмора на жизнь она всегда смотрела, вспоминая свое классное руководство пятиклассниками, с вечной критикой со стороны родителей школьников. И тут комплексы и страх снова победили. Слаба она оказалась под напором несчастной матери старшеклассницы. Побоялась директор кресла лишиться руководящего. Не разобравшись, последовала за угрозами родительницы.

А учитель? Начал изучать смирение, не предавая любви к поэзии. Вспоминая березу белую и …опу неприкрытую. Оговорили. Опозорили. Выгнали. Жена учительская плачет на кухне, поглядывая на детей, которые не понимают пока ситуации скверной. А все во дворе шепчутся: виноват злонамеренно или по наивности подставился. Но учится преподаватель смирению, подставляя щеку на растерзание мелочным и озлобленным.

А девица-старшеклассница, прикрываясь глупостью малолетней, новую жертву ищет на радость матери. Надо родительницу наградить за промахи в воспитании. Не себя же винить ей хочется, а искать виноватых в провале материнского поощрения.

Идеал

Вот уже целых 5 месяцев Никита был влюблен. Он увидел Ее на вступительных. Она сидела прямо перед ним. Ее роскошные светлые локоны наглейшим образом прятали строгий взгляд экзаменатора от вспомогательных записей на тыльной стороне запястья Никиты. Но он не думал об успехе своего поступления. Смотрел только в светловолосое настоящее. В аудитории было душно. Она собрала кудри, намотала на макушке и уверенно воткнула в них карандаш. Никита стал считать удары пульса на Ее шее.

К счастью, экзамен не был провален. И уже 5 месяцев Никита почти ежедневно мог наблюдать за своей хранительницей роскошных локонов. Она училась в параллельной группе. Встречались только в коридорах факультета.

Он знал, что в начале осени она любила бордовые шпильки и воздушные юбки, а когда похолодало, Ее образ стал строже. Локоны всегда были аккуратно уложены. Ресницы длинные от природы, губы покрыты чуть розовым блеском и… глаза… голубые и ясные… Она идеальна. Таких больше не было. Никита боялся заговорить первым. Мысли шептали самые драматичные эпилоги – она его непременно отвергнет. Друзья знали, что Никита пошел по пути абсолютного восхищения… Он влип. Окончательно и бесповоротно.

Как обычно по утрам, прежде чем отправиться в аудиторию, Никита стоял во дворике университета и курил. Погода была отличная: мороз бил по щекам, но тут же получал сдачи от солнца. Никита не думал ни о чем. Вдруг в арке появилась Она. Волосы торчали в разные стороны, украшенные белым беретом, кремовое пальто отлично подчеркивало стройную фигуру и замшевые шпильки – не по погоде, но так гармонично вписались в образ. Никита снова не смог оторвать взгляд от Нее. Но чем меньше становилось расстояние между ними, тем больше Никита погружался в панику. Она шла прямо к нему. Ее длинные ресницы даже не пытались скрыть смущения… взгляд уверенный и устремлен на Никиту. Она ближе и ближе… остановилась настолько близко, что Никита, если бы не был напуган, смог изучить изгиб вен на ее висках…

– Никита, ты же Никита? Угости сигареткой! – Оглушил его грубый и прокуренный голос. Никита протянул холодной рукой сигарету и даже помог прикурить. Он думал о ней каждый день. Мечтал долгих 5 месяцев. Он боготворил ее и боялся.

Жизнь Никиты всего за несколько секунд осиротела. Идеал был потерян.

И долгие годы дальше, уже не студент, а просто Никита Валерьевич шел в своих идеальных ботинках по идеально одинокой жизни…

В поисках лучшего

Мусечка воспитывалась в семье интеллигентной. Жили скромно, но правильно. На изыски денег не хватало, а занятия на скрипке были программой обязательной, хотя… с каждым взмахом смычка Мусечка жадно мечтала о пуантах, потом о кисти на холсте, о пере на листе и, в конце концов, об оперной сцене. Но мама твердила скоромной барышне, что не стоит гнаться за журавлем в небе, если таланту не хватает, лучше крепче прижимать скрипку.

Мусечка росла любопытствующей, все ей хотелось попробовать. Так и повзрослела, интересуясь всем, без разбору. Замуж вышла Мусечка удачно. Избранник из простых, но целеустремленный, с серьезными намерениями на карьеру. Мусечка рада, что муж ей в глаза заглядывает, интеллигенцию чувствует. Восхищением грудь его полнится. Родила Мусечка дочь чудесную. Глаза ясные, аппетит отменный.

Смотрит Мусечка на поколение подрастающее, но сердце слезами обливается. У соседки дочь лучше слова складывает, на площадке детской коммуницирует. Переживает Мусечка, что чадо не интересуется ничем, кроме живописи. Берет кисть в руки и творит по холсту. А Мусечке наград жаждется: видит дочь свою на сцене оперной, выдающей арии громогласно. Или в синематографе в роли главной. А лучше – за роялем немецким под аплодисменты публики восторженной в Карнеги-холле. У Ленки-то из дома соседнего дочь уже стихи самостоятельно слагает, олимпиады выигрывает.

Мусечка расстраивается, что дочь все никак не слышит наставления матери и время проводит у холста. Годы летели незаметно. Мусечка скачет все по курсам разнообразным: то язык иностранный, то уроки пения, а чадо любимое у холста трудится, малюет небо звездное. Но наград не приносит на стену почетную.

Наконец решила дочь обрадовать мать любимую. Признание получено! Будет выставка персональная в стенах заморского музея престижного. Выслушала молча Мусечка речь запинающуюся чада талантливого. И радость было охватила мать старую, но по сердцу бьет молоточек. И в звуке его речь Мусечки слышится: «Что ж петь ты не захотела, как Светка из класса параллельного? Или танцевать… как Катька… родственница?»