Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 24

– Да, я думаю, он мертв.

Они замолчали, каждый оплакивая смерть старшего сына верховной жрицы, передавая память о нем во владение бога Залмоксиса – покровителя вольных фракийцев. Хотя Ангус и был кельтом со своим рогатым богом Цернунном, но бога Тиреи он тоже чтил, убедившись не раз в его могуществе.

– Мне нужно скрыться, – нарушил он молчание. – Пиепор не ставит меня в живых. Тебя он не тронет, ты нужна ему в походе на римлян. А потом, тебе тоже придется бежать. К этому времени я уже найду место для нашей семьи и пошлю тебе весточку.

Тирея ответила не сразу, оставаясь некоторое время в горестных мыслях о покинувшем ее сыне.

– Я тебе помогу, – наконец сказала она. – Когда луна и звезды спрячутся за облака, все заснут, даже охранники Пиепора и я… – она прервалась, а Ангус понял, о чем подумала его жена.

– Не надо Тирея, не ходи в его дом, – поторопился он, – тебя могут схватить, а меня бросят к этому медведю на съедение. Мы так не отомстим, а отомстить ему нужно, и я клянусь тебе всеми богами, я сделаю это!

– Хорошо! – согласилась она. – Жди меня в полночь.

Когда тучи закрыли ночное небо так, что все селение полностью погрузилось во мрак, как только перестали лаять собаки, мычать коровы и быки, не кудахтали курицы в курятниках, неслышно и незаметно, Тирея приблизилась к краю ямы и сбросила веревку мужу. Тот мертвой хваткой вцепился в нее. Потом Тирея что есть силы упершись ногами в землю, закинув сплетенную эту веревку на плечи, принялась его тащить. Она была крепкой женщиной, охотницей, много раз вступавшей в единоборство с диким лесным зверьем. Уж мужа она могла вытащить одна, без посторонней помощи.

Вот, наконец, он наверху. Оба тяжело дышали, глядели друг на друга словно виделись в последний раз – по крайней мере, так показалось Ангусу. Но его жена, жрица и колдунья, вдруг сказала:

– Мы еще встретимся с тобой, муж мой. Так говорит Залмоксис. Куда ты отправишься?

– Я пойду к астингам,38 – ответил Ангус. – Они не любят Пиепора.

Бегство Ангуса не сильно разозлило вождя костобоков. Конечно, его освободила Тирея, в этом сомнений не было. Но побег вотадина уже ничего не мог изменить. К тому же римляне ни о чем не догадывались – их никто не предупредил об опасности. Об этом Пиепору сообщили разведчики. Крепости лимеса имели половинную численность солдат, а в некоторых местах и вообще были оголены.

К июлю все воины костобоков съехались для набега. Их собралось необычно много: на конях и пешие, почти все в костяных кольчугах, словно неведомые древние звери, в островерхих шлемах и без щитов, но с длинными ножами или короткими мечами. Тирея совершила гадание, которое предсказало успешный поход. Чтобы подтвердить благоприятные знаки, Залмоксису принесли в жертву великолепного белого скакуна и костобоки двинулись на юг через Карпаты.

Они не умели сражаться в поле как армии больших племен, вроде маркоманнов или квадов, они нападали разрозненными кучками, мелкими отрядами, потому их и называли разбойниками. Внезапно для римлян, все внимание которых было направлено на маркоманнов, костобоки ворвались в Дакию, где к ним присоединились роксоланы – вождь Тарб в последнюю минуту решил двинуться вместе с ними дальше к границам Македонии, а за ней Греции.



Города и селения, до того многие десятки, а то и сотни лет жившие в мире и безопасности, не имеющие вокруг оборонительных стен, вдруг ощутили на себе весь ужас вражеского вторжения, с его убийствами, грабежами, изнасилованиями, поджогами, обращением в рабство. Отряды костобоков словно огромная армия всепожирающей саранчи, налетела на благодатные земли Греции, превращая зеленые краски цветения и счастья в черный цвет смерти и разрушения.

Рейд костобоков

Известный сатирик Лукиан, который так нравился покойному императору Луцию Веру, четыре года назад переехал в Афины из Антиохии, куда его пригласили преподавать греческую литературу в открывшуюся по указанию Марка Аврелия философскую академию.

К этому времени Лукиан уже вкушал все прелести известности и почета. Его книги хорошо продавались, его остроты широко гуляли по империи, и никто не хотел стать мишенью для его острого язычка. Когда скончался жрец Асклепия Александр – давний неприятель Лукиана, то именно благодаря его памфлету «Александр, или лжепророк» римляне услышали удивительные истории об этом мошеннике, который столько лет морочил головы простым людям. Но также все узнали и о роли сенатора Рутилиана, невольно помогавшего возвышению этого прохвоста, женившись на его дочери. Именно благодаря памфлету Рутилиан не осмелился назначить преемника умершему Александру из числа доброхотов, явившихся, подобрать бутафорскую змеиную голову Гликона и вновь ее оживить. Рутилиан заявил, что оставляет звание пророка покойнику.

Кстати, сам сенатор, которому Александр предсказал сто восемьдесят лет жизни, тоже скончался следом за тестем от внезапно разлившийся желчи, невольно опровергнув слова прорицателя.

Sic transit gloria mundi!39 С мудростью древних спорить не приходится.

За годы пребывания в Афинах Лукиан особенно сблизился с известным ритором Геродом Аттиком. Герод когда-то близко знал мать императора Домицию Луциллу и вспоминал о ней с теплотой. А вот Антонинов не любил – как приемного отца Марка Антонина, прозванного Сенатом Благословенным, так и его самого. Хотя Марк несколько раз вел судебные тяжбы, связанные с обвинениями в адрес знаменитого ритора, и всегда решил вопрос в его пользу, самолюбивый Аттик относился к нему с неприязнью. Возможно, ему до сих пор помнился настороженный, недоверчивый взгляд Марка на процессе, затеянном консулом Брадуа против Аттика. Тогда Брадуа обвинил его в преднамеренном убийстве собственной жены Региллы – сестры консула. А ведь Герод Аттик очень любил Региллу и никогда не стал бы ей вредить.

И вот Аттику показалось, что с подозрениями Брадуа целиком и полностью оказался согласен Марк Антонин, хотя на суде тот не принял открыто сторону консула. Так между ними появилась неискренность. А как известно неискренность – это лишь первый шаг, едва видимая трещина, которая медленно, но верно приводит к разрушению отношений и, в конце концов, к открытой вражде.

Другое дело был Луций Вер. Тот был настоящим Цейонием – беззаботным, веселым и щедрым. Герод Аттик, встречал его, когда второй император совершал поездку в Сирию, отправляясь на войну с парфянами. Аттик специально добыл тогда дурманящий напиток, называемый кикеоном, и угостил Луция, а после устроил для соправителя Марка участие в знаменитых элевсинских мистериях. И ведь это было не так уж и давно – всего семь лет назад. Теперь же Луций Вер приобщился к семье богов, посвящая время ленивому созерцанию с небес суетной земной жизни.

Лукиан был почти на двадцать лет моложе Аттика, приближающегося к семидесятилетнему рубежу, однако это не помешало их сближению. Герод будучи весьма амбициозным, любил бывать среди знаменитостей, обмениваться с ними посланиями, обедать, помогать деньгами, что называется водить дружбу. Это позволяло говорить знакомым и родственникам с нотками хвастовства в голосе: «А вот у меня в гостях был мой давний приятель Лукиан». Или «Недавно мне писал Апулей, и я…»

Ему отвечали: «Уймись Аттик, мы и так знаем на что ты способен», но старый оратор не хотел оставаться в тени других, его снедало тщеславие. Он давно уже завел свою риторскую школу, в которую набирал симпатичных мальчиков. Многие на основе этого факта делали неоднозначные выводы о его предпочтениях в личной жизни. Особенно Аттик гордился молоденьким учеником Полидевком, в котором подозревали его любовника. И вправду, мало кому пришло бы в голову ставить бюсты обычному ученику на виллах или усадьбах, разбросанных по всей Греции.

За два дня до июльских ид, в день выпавший на пятницу, в богато украшенном афинском доме Аттика собрались гости. Как всегда, столы и репозитории ломились от закуски, еды и фруктов, способных удовлетворить самый утонченный вкус, гостям не скупясь, разливали дорогое фалернское вино, доставленное из Италии.