Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

Поэтому Кассий учтиво заметил:

– В твоем происхождении я не сомневаюсь!

– О чем же хочет получить оракул достопочтимый легат Кассий? – поинтересовался Александр.

– Прежде чем спросить, я хотел бы узнать, как надежно хранится тайна тех, кто вопрошает Асклепия? Ведь многие вопросы можно истолковать во вред спрашивающим?

– Пусть легат не беспокоится на этот счет, – Александр нахмурился, показывая, что говорит серьезно и приложил правую руку к сердцу, как бы произнося клятву. – Все, о чем спрашивают бога, знает только бог. Никто не может проникнуть в тайну отношений между жаждущими услышать его слово и им самим. Даже я, – он скромно опустил глаза, – даже я не знаю этих вопросов.

«Не смотрит на меня, чтобы укрылось его вранье, – подумал Кассий. – Да, прав Лукиан, этот жрец отъявленный мошенник».

– А что происходит с табличками или письмами на пергаменте, которые попадают к Гликону? – осведомился он.

– После получения прорицания, мои ученики их уничтожают в пламени, который разжигается в специальной жаровне за храмом. Ничто не остается, только пепел! – Александр патетически взмахнул руками, как трагический актер в театре.

«Не слишком ли я взял серьезный тон? – озаботился Кассий. – Ведь Лукиан писал, что, если нанять трагика сыграть комедию, он все равно покажет трагедию. Надо свести все к шутке, иначе прохвост может подумать лишнее».

– Вообще-то оракул нужен не мне, – сухо улыбнувшись, сообщил он. – Мой друг, наместник Кападдокии Марций Вер, приболел и попросил меня проделать дальний путь, чтобы от его имени я обратился к Богу медицины.

– Полагаю, вопрос будет о здоровье? – уточнил Александр.

– Не знаю! Он передал мне запечатанное письмо, которое вскрыть я не посмел, как всякий порядочный человек.

– Конечно, конечно! Я понимаю. Давайте его! – Александр протянул руку и получил запечатанный свиток папируса.

– Оракул будет самоизреченный? – спросил Кассий, не желавший надолго останавливать маленьком городке Абонотейхе, в котором имелась только одна гостиница, да и та, наверное, набитая клопами и тараканами.

– Нет, конечно, нет, легат! – Александр опять замахал руками. – Ради такого значительно лица как Марций Вер, о котором все говорят только хорошее, я лично обращусь к Гликону, чтобы он потревожил Асклепия. Оракул будет завтра!

Вопрос, который Кассий задал Асклепию в запечатанном письме звучал так: «Станет ли пурпура цвет тогу мою покрывать?»

Чтобы жрец не подумал чего-нибудь лишнего, пергаментный свиток был обмотан красным шелковым шнурком и запечатан особой печатью. Это была личная печать наместника Кападдокии Вера, которая, благодаря шпионам Авидия Кассия оказалась в его владении. Вер подумал, что утерял печать и приказал изготовить новую.

Эти меры предосторожности были не случайными – никто не должен заподозрить Кассия в намерении узурпировать власть. Никто! Пусть, лучше сомнения падут на Марция Вера, если возникнет разбирательство. В любом случае он, Кассий, окажется в стороне. И даже Александр, видевший его своими глазами, только передаст слова Авидия Кассия о том, что тот выполнял чужую просьбу.

В назначенное время они снова встретились – императорский легат и жрец бога Асклепия. Александр бросал на Гая Кассия косые хитрые взгляды, в которых светилось любопытство, словно священнослужитель размышлял какую выгоду сможет извлечь из заданного вопроса Асклепию и полученного предсказания. Вопрос, конечно, был направлен от лица Марция Вера – никто ведь не сомневается.

«Наверное шарлатан догадался, что оракул нужен мне, а не Веру», – угрюмо думал Авидий Кассий. Если бы существовала такая возможность, то он никогда бы не приехал в Абонотейху, чтобы искать здесь ответы у судьбы. Однако предок Лонгин, явившийся во сне, однозначно указывал на оракула Гликона. Он как бы говорил – покинь оболочку тела и отправь свой разум в поисках сокровенного знания. Так сон Сципиона превратился в сон Авидия Кассия.

И вот легат Сирии здесь. К сожалению, пришлось притащить сюда само тело, поскольку он еще не овладел искусством перемещать только разум. Сейчас он смотрит в глаза старому хитрому пройдохе, который, надо думать, вскрыл и прочел его письмо.

– Когда-то до тебя, уважаемый легат, – начал Александр, – на этом месте сидел божественный император Луций. Он тоже был Вером, только другим, не Марцием. И его тоже интересовал самый важный вопрос.

– Какой? – спросил Кассий из учтивости – покойного Луция он не любил за праздный образ жизни, но еще более, за присвоение заслуг величайшего полководца в парфянской войне. Смешно было слышать такое о человеке, который за всю пятилетнюю войну покинул Антиохию лишь один раз! Поэтому Кассию был неинтересен ни Луций Вер, ни его вопросы жрецу.

Александр, не отвечая, специально вытянул свои золотые ноги, обутые в украшенные жемчугом сандалии, чтобы луч солнца, падающий на пол сквозь отверстие в куполе храма, скользнул по золоченой коже. В это мгновение раздражение, копившееся в душе Кассия, словно пламя в жаровне, взорвалось внутри.

«Этот негодяй желает унизить его Гая Авидия Кассия, потомка древних царей и полководцев своим богатством! Наверное думает, что он, вскрыв запечатанное письмо и прочитав, теперь сможет меня шантажировать. Подлец! Он должен поплатиться за это!»

Желваки заходили по его скулам, но Кассий сдержался.

– Луций Вер, – продолжал Алекандр не подозревающий какую бурю вызвал в душе легата, – интересовался сколько он проживет.

– И какое предсказание он услышал?

– Император проживет долго если встретит свою любовь, гласил оракул Асклепия, – Александр поднес руки к лицу, точно совершая омовение. Вероятно, этот жест указывал на полное совпадение предсказания с дальнейшими событиями. Он продолжил: – Как известно уважаемому легату Кассию, божественный Луций, действительно, затем встретил свою любовь. Женщину звали Панфией.

– Это правда! – согласился Авидий Кассий, уже полностью овладевший собой и даже нашедший силы на презрительную усмешку. – Я знавал ее. Вот только император после этого прожил недолго, года три или четыре.

– Неважно! – голос Александра стал торжествующим, лицо засияло. – Ведь они проживут вечную жизнь на небесах.

«Из него получился бы неплохой актер, – раздраженно думал Кассий. – Шарлатаны потому и владеют в совершенстве искусством обмана, что прошли хорошую сценическую школу».

– Так что с прорицанием по вопросу, заданному в письме? – прервал он самовосхваление священника и уточнил: – В письме Марция Вера?

Александр словно конь, споткнувшийся по дороге о камень, резко остановился. Он подобрал ноги, протянул руку к столику, на котором лежали листы пергамента и деревянные навощенные дощечки, взял верхнюю доску, близоруко поднес к глазам.

– Пурпура цвет озарит тебя светом бессмертным через пять обращений луны и ее золотистого брата, – зачитал он.

– Золотистый брат – это солнце?

– Да, легат Кассий, можете так и передать достопочтенному легату Марцию Веру.

«Пять оборотов – пять лет. О том же самом говорил Лонгин в моем сне. Через пять лет он, Гай Авидий Кассий, станет принцепсом и великим понтификом. И тогда империя опять превратится в республику, как живучая змея, сбросив ненужную кожу».

– А как долго пурпурный цвет будет озарять своим светом Марция Вера? – решил Кассий получить ответ на еще один мучивший его вопрос.

– Об этом нужно спросить Асклепия заново, конечно, заплатив, – не преминул задеть легата Александр, которому не понравилось чванливое, заносчивое поведение Кассия. Верховный жрец Асклепия давно уже забыл то время, когда высокородная знать могла перебивать его, насмехаться, сомневаясь в его божественном происхождении. Кассий был из таких, всем видом показывал, как ему неприятно общаться со жрецом Бога медицины. Если тебе неприятно, зачем ты приехал в такую даль? Поэтому Александр специально уточнил насчет дополнительной оплаты. Деньги ему не нужны, а вот унижение высокопоставленного легата – да. Как у него перекосилось лицо, когда он, великий жрец Асклепия, упомянул о сестерциях!