Граффити любви

– Нет, – отозвался мой учитель и, наконец, отпустил мои плечи, которые все еще удерживал, словно он был не уверен, что я опять не отправлюсь к балкону.

– Почему? – осторожно спросила я.

– Поздно уже, то есть рано, не важно. Да и вот еще что, это ты мою машину разрисовала?

– Нет, не я, – быстро ответила я, ведь он перешел к обвинениям, а правило номер один в нашем детском доме – это убедительно, не мешкая, говорить нет, если даже ты в чем – то виноват.

– Ты считаешь, в академии есть еще один Пикассо? Я немного разбираюсь в искусстве и возможно усомнился бы, но ты еще и по договору найма работаешь, и я видел твое творение на стене. Руку одного и того же мастера, я в состоянии различить. Ты когда договор подписывала, не смотрела на имя заказчика?

– А мне зачем? Мне не важно, кто заплатит, – пожала плечами я, понимая, что вляпалась серьезно с этим заказом, да и с машиной тоже.

– Ты не боишься себя в рабство случайно продать, подписывая разные документы не читая?

– Даже если и Вы там, в роли заказчика, я договор подписала до нашего знакомства.

– Действительно, тут я с тобой согласен. Думаешь это злой рок или судьба? – спросил загадочно Никита Валерьевич.

– Не то и не другое, это я просто такая, очень везучая, – я прошла и села в кресло. Руки были в краске, и ужасно болела голова.

– Зачем ты это сделала?

– Что?

– Зачем машину мою оформила в стиле граффити?

– Да я не знала, что это Ваша машина, – не выдержала я.

– Вот ты и попалась, ведь раскрасила ее ты? Коралина, ответь честно.

– Я, пусть так, посчитайте, сколько стоит покраска бампера, и моя работа, выведите разницу в цене, и я заплачу, если я в минусе останусь, но не сразу, я пока на мели, – ответила я, а Никита очень странно на меня посмотрел и улыбнулся.

– Готова заплатить за покраску бампера из денег, которые я тебе должен заплатить по договору? – уточнил мой учитель.

– Да, есть еще вариант. Я изменю рисунок, в стиле, подходящем для авто. Аэрография за мой счет. Мне было бы выгоднее, – предложила я, как вариант.

Никита подошел ко мне ближе и коснулся осторожно моего плеча и заглянул прямо в глаза. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Идет, согласен на аэрографическое оформление авто, надеюсь, это будет красиво.

– Мне сейчас приступить? – тут же переспросила я.

– Я же сказал руки мыть и за стол, а лучше прими душ, – Никита коснулся пряди моих волос, – у тебя волосы в краске. В шкафу есть махровый халат. Вещи положи в стиральную машинку, а потом в сушилку. Справишься? – я кивнула.

– Комната в твоем распоряжении. Твоя сумка, плеер и телефон в шкафу на нижней полке. Все остальное не трогай, договорились?

– Не отпустите домой? – осторожно переспросила я.

– Нет, сказал же уже. Отвезу тебя на занятия завтра, да еще вопрос, почему ты это сделала, если не знала, чья это машина?

– Вы припарковались неудачно и испортили мне велосипед. Во-первых, место мое, во-вторых, это была месть за порчу моего имущества.

– Так это я твой велосипед зацепил? Кого ни спрашивал про него, все молчали.

– Про меня никто ничего не говорит. Правило Пикассо.

– Так я тебе еще за велосипед должен? – Никита понял, что у него со мной странные денежные отношения получились. Ведь он действительно хотел с утра заплатить тому студенту, который был владельцем велосипеда. Он отвлекся и, на фоне Граффити, на асфальте и прилегающей стене, не заметил его.

– Нет, за велосипед Вы мне ничего не должны. Терминатор починит. Про велик забудьте.

– Кто такой Терминатор? – Никита явно понял, что я девушка очень не простая, с интересным мышлением, и я, не смотря на манеру говорить, была умной и очень талантливой. Он был в прямом смысле восхищен моей работой, и сроки, в которые я выполняла свои картины, шокировали. Он любил живопись, и у него был друг-художник из Италии, и только он умел так быстро создавать шедевры.

– Никита Валерьевич, а вот это уже не ваше дело.

– Извини, мне не важно, кто там такой Терминатор, конечно, но за велосипед я заплачу, раз уж вина моя. К сумме заказа добавлю сто тысяч, подойдет?

– Сколько?

– Ты снова не расслышала?

– Да нет, просто, по-моему, Вы в ценах на велосипеды не ориентируетесь. Нолик лишний пририсовали.

– Нет, я хочу, чтобы ты купила себе новый хороший велосипед.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Можешь предупредить родителей, чтобы не волновались, – я немного замерла, а Никита оценивающе на меня посмотрел.

– Я что-то не то сказал? – уточнил мой учитель. Он просто не знает правду и не виноват в этом.

– Нет, ничего, просто нет у меня родителей, и не было никогда, – прояснила я ситуацию.

– Извини, не знал, – он испытал неловкость, и его взгляд стал задумчивым.

– Это в любом случае сейчас не важно, – я выдохнула.

Никита неопределенно кивнул и вышел за дверь. Я прошла в ванную комнату и позволила себе принять душ. Ванная комната была огромной. Все вокруг было отделано серебристой кафельной плиткой. Платформа душа была с неоновой подсветкой синего цвета. Я разобралась со стиральной машиной и потом, когда я нашла махровый халат и высушила волосы, переложила вещи в электросушилку.

Я сняла контактные линзы, и теперь мои глаза снова были цвета кофе. Я спустилась на первый этаж и пошла на запах еды.

– Проходи, садись, – отозвался Никита Валерьевич. – Знаешь, я подумал, что это скорее завтрак, чем ужин и приготовил нам глазунью с беконом, тосты и чай. Ты не против?

– Нет, совсем нет, – этот препод еще и готовит… Боже, и как меня угораздило.

– Тогда присаживайся, – я села за стол, и Никита тоже присел. Он начал есть, и я, испытывая неловкость и смущение, тоже приступила к трапезе.

– Коралина, можно тебя спросить, ты вообще родителей не помнишь? – поинтересовался учитель.

– Нет, не помню. Никита Валерьевич, можно мы не будем на эту тему с Вами разговаривать. Это личное.

– Да, я понимаю. Извини, – и потом он посмотрел на мои глаза.

– Что-то не так? – спросила я.

– У тебя глаза стали карими, это ты сняла линзы или наоборот надела, – он снова казался задумчивым. «Где я видел эти глаза, черт возьми? Теперь, когда они такого цвета, то я буду долго ломать голову, пока не вспомню. Наваждение какое-то».

– Сняла, я не блондинка, я шатенка с карими глазами, но иногда я бываю брюнеткой или рыжей. Это зависит от настроения.

– Так мне нравится больше, – добавил мой учитель очень тихо.

На это я не знала, что ответить. Я не чувствовала себя свободно и легко, ведь я находилась на кухне учителя. Сидела с ним вместе за столом и завтракала.

– Спасибо, было очень вкусно, – я поднялась из-за стола и отправилась обратно в комнату.

– Встретимся в семь, снова на кухне. Ты не против овсяной каши?

– Нет, конечно, – отозвалась я и поспешила скрыться…

Глава 2. Любовь рисует ножом по сердцу, оставляя кровавые раны …

– Ну, да, так я и осталась, – сказала я сама себе. Когда в доме стихло, я собрала свои вещи и спустилась во двор. Предрассветные сумерки позволяли уже различать деревья, беседку, и машину Никиты.

У меня был с собой фонарик, я прицепила его к куртке и, надев респиратор, принялась за работу. Серебристый БМВ Никиты Валерьевича через два часа преобразился. Теперь на капоте автомобиля красовался белый волк в ночном лесу, который освещала полная луна. Аэрография была быстросохнущей, и я, разыскав свой велосипед, поспешила в сторону города.

Да, я не спала сегодня ночью, но зато, максимально исправила то, что натворила вчера и даже более менее наладила отношения с Никитой Валерьевичем. Когда я добралась до города, было уже светло и, заскочив в свою комнату, я взяла тоник для волос и отправилась в ванную комнату. Сегодня у меня было хорошее настроение, и я сделала свои волосы розовыми. Потом я надела розовый топ, такие же кроссовки, черные джинсы и черный кардиган с изображением группы АС/DC на спине. Линзы я выбрала сегодня другие. Теперь мои глаза были цвета насыщенного аквамарин. Когда я вышла в комнату, Дакота уже проснулась и оценила мой новый имидж.