Страница 6 из 12
Что же касается рыбы, то вам стоит прочесть псалом пророка Давида, в котором он по высокой поэзии и восхищению Мирозданием превзошел, кажется, самого Себя, – настолько блестяще выражено его поэтическое чувство в изысканных метафорах, касающихся моря, рек и живущих в них рыб, изумляя погруженного в созерцание читателя! Великий натуралист Плиний писал:
«Гигантская и удивительная сила природы более видна в море, чем на суше». Его слова подтверждаются существованием множества разнообразных живых существ, населяющих водную стихию и обитающих рядом с ней, о чем уже знают читатели Геснера, Ронделетиуса, Плиния, Аусониуса, Аристотеля и других. А мой рассказ я украшу размышлением божественного Дю Бартаса, который говорит:
Бог жизнь вдохнул и в реки, и в моря,Он создал столько рыб, что под водоюМы видим все творения Его,И даже те, что водятся на суше,Как будто мир в глубины погружен.Там есть и небо, и луна, и солнце,И точно так же, как прозрачный воздухСкворцами полон, пенками, грачамиИ так же, как обильная земляПитает виноград, крапиву, розы,Гвоздики, ягель, щавель и левкои,Грибы и тысячи других растений,Чудесных более, чем названные мною,Так наравне с китами и ершами,Там есть ослы, телята и бараны,Собаки, зайцы, волки, кабаны,Ежи, медведи, мыши и слоныИ, наконец, девицы и мужчины,Но чем я совершенно поражен:Там есть епископ и монах в сутане,Которых пару лет тому назадПоказывали принцу из Варшавы.Кажется невероятным, что все эти чудесные создания действительно существуют, но, получив столько свидетельств от ученых и авторитетных людей, вы можете в этом не сомневаться. Повадки рыб вызывают не меньшее изумление, чем их огромное число и бесконечное разнообразие видов. Как только каракатица, например, видит маленькую рыбку, проплывающую мимо нее, она, замаскировавшись среди камней, выбрасывает из своего горла длинную кишку, позволяя рыбке теребить и кусать ее кончик. Затем она, как удильщик свой шнур, постепенно втягивает кишку в себя, привлекая рыбку так близко к своей пасти, что может схватить ее и проглотить. Именно поэтому каракатицу назвали морским удильщиком. Есть еще одна рыба, называемая отшельником. Достигнув определенного возраста, она залезает внутрь умершей рыбы и, как отшельник, обитает там в одиночестве, внимательно следя за погодой и в зависимости от нее поворачивая свое убежище, чтобы оно избежало повреждений, которые ему могут причинить ветер и волны. Есть также рыба, которую Элиан в его девятой книге «О живых существах» называет Адонисом, или любимцем моря. Она названа так потому, что это самая добрая и мирная рыба, которая не причиняет вреда ничему живому и живет в мире со всеми многочисленными обитателями безбрежной водной стихии. Я искренне верю, что большинство рыболовов относятся к другим людям так же, как эта рыба. Далее – существуют любвеобильные и целомудренные рыбы. Дю Бартас, например, говорит о рыбе, называемой саргус, о которой лучше, чем сам Дю Бартас, не скажешь, а потому я приведу его собственные слова. Не думаю, что стихотворная форма его рассказа уменьшит ваше доверие к тому, что он говорит, так как он собрал эти и другие факты самостоятельно, независимо от других авторов, которые также были великими и усердными исследователями тайн природы:
Обманщик саргус любит всехИ каждый день жену меняет,И с каждой по другой страдает,Как будто горький мед любвиОгнем горит в его крови.И он не в силах устоять,Ползет на берег соблазнятьЖующих коз, ну а козлыНа коз за это очень злы.И тот же автор пишет о кантарусе:Кантарус выбрал путь иной:Весь век с единственной женойОн крест супружеский несетБез сожалений и забот,И любит он всегда однуСвою прекрасную жену.Венатор. Сэр, продолжайте свой рассказ столько времени, сколько сочтете нужным, ибо он звучит для меня как очаровательная музыка.
Пискатор. Тогда осмелюсь напомнить вам то, что известно о горлицах. Люди, которых так называют, хранят верность супругу, и если один из них умрет, то продолжающий жить подвергается насмешкам, как фракийские женщины, которые должны были умереть сразу после смерти своих мужей. И если переживший своего супруга или супругу вновь вступал в брак, то затем ему, не только живому, но и мертвому, отказывали в чести и звании верной горлицы. Проводя параллель с этими необыкновенно высокими качествами горлиц и для научения людей душевной стойкости, а также для порицания тех, кто много говорит о вере в Бога, но не может сравняться в верности с рыбами и птицами, в назидание мужчинам, нарушающим закон, который утвержден святым Павлом и должен быть прописан в их сердцах, за что в Судный день Спаситель будет выносить им приговоры и отказывать им в спасении, – я прошу послушать Дю Бартаса. Музыкой для верных супругов звучат его стихи о кефали:
Верней кефали рыбы нет,И нас уже не удивляет,Когда она в садок вползает,Увидев, что супруг в сачке;Иль терпит муку на крючке,Считая счастием своимПогибнуть только вместе с ним,Как будто некий жрец морскойСковал их цепью золотой.С другой стороны, что можно сказать о домашнем петухе, который топчет любую курицу? А о лебедях, куропатках, голубях, которые высиживают, выкармливают и защищают своих птенцов, но совершенно бесчувственны, когда те погибают. Заслуживает внимания также и то, что от курицы, принимающей ухаживания любого петуха, никто не ожидает, что она сможет отличить своих цыплят от чужих, а она все же сохраняет привязанность к собственным цыплятам более, чем к похожим на них чужим, даже если они того же возраста. Наш Спаситель, выражая свою любовь к Иерусалиму, говорит о курице как о примере нежной материнской привязанности, подобно тому, как Его Отец называет Иова образцом терпения. Существуют рыбы, которые, подобно беспутному петуху, мечут свою икру в корни прибрежной травы или камни, и затем оставляют ее непокрытой и беззащитной перед хищниками или другими рыбами. Но есть и другие рыбы, например усач, которые заботятся о защите своего потомства: самец и самка (в отличие от петуха и кукушки) трудятся сообща, закапывая икру в песок и охраняя ее, или укрывают ее в тайном месте, редко посещаемом хищниками и другими рыбами, кроме них самих. Сэр, эти примеры могут показаться вам странными, но они подтверждены – одни Аристотелем, другие Плинием, третьи Геснером и многими другими уважаемыми исследователями, они проверены и известны ученым и исследователям – это действительно правда, которая, как я говорил в начале, достойна изучения самыми серьезными и благочестивыми людьми. Несомненно, что именно об этом размышлял пророк Давид, когда сказал: «Те, которые пребывают в глубоких водах, зрят изумительные дела Божьи». Воистину, Вода дает нам такие чудеса и такие удовольствия, какие суша дать не может. И то, что эти чудеса полезны для созерцания большинством разумных, благочестивых и добропорядочных людей, проверено практикой многих праведных патриархов и пророков древности, в том числе и апостолов Спасителя, ведь для того, чтобы сообщить свою Божественную волю всему человечеству, Он выбрал, вдохновил и послал с доброй вестью о спасении человечества четырех людей, и все они были рыболовами. Он наделил этих четверых способностью говорить на всех языках и своим блестящим красноречием возбуждать веру в не верующих во Христа евреях, чтобы они сами согласились пострадать за Спасителя, которого их предки распяли, и, освободившись через эти страдания от пут иудейского закона, обрели новый путь к вечной жизни. Убедить их должны были именно эти блаженные рыболовы. Проницательные люди заметили, что, во-первых, Спаситель никогда не упрекал этих четырех избранных апостолов за их занятие рыбной ловлей, подобно тому, как Он делал это в отношении писцов и менял. Во-вторых, Он видел, что сердца этих людей по своей природе лучше всего подходят для созерцания и покоя, что это люди с присущим большинству рыболовов мягким, добрым и миролюбивым нравом, и потому именно их избрал наш благословенный Спаситель, который всегда любил сеять благодать в добрых натурах. Выбор Его, несомненно, не был слишком труден, так как люди, которых Он отвлек от их занятия и соблаговолил сделать своими учениками, чтобы они следовали за ним и совершали чудеса – я напомню, что речь идет только о четверых из двенадцати апостолов, – были рыболовами. Достойно особого внимания и то, что именно по воле Спасителя эти четверо рыболовов стоят в списке двенадцати апостолов первыми – святой Петр, святой Андрей, святой Иаков, святой Иоанн, – и только потом все остальные. И еще более достойно внимания то, что когда наш блаженный Спаситель поднимался на гору для молитвы, он оставил у подножия этой горы почти всех своих учеников и взял с собой, как свидетелей своего будущего Преображения, только троих, и эти трое были рыболовами. Вполне вероятно, что все остальные апостолы, после того как они решили следовать за Христом, тоже стали рыболовами, ведь точно известно, что многие из них были именно на рыбалке, когда Христос явился им после Его Воскресения, как это записано в двадцать первой главе Евангелия от Иоанна. И раз уж вы обещали слушать меня с терпением, то я позволю себе обратиться к наблюдениям, сделанным одним остроумным и сведущим человеком, заметившим, что Бог позволил излагать Его волю в Святом Писании только тем, кого Он сам назначил, и в таких метафорах, к которым Он сам был предрасположен. Он выбрал, например, Соломона, который до перемены своих взглядов был в высшей степени влюбчивым человеком, а после избрания его Господом написал духовный диалог между Богом и его Церковью, его еще называют святой любовной «Песнью Песней», в которой он пишет: «Глаза его возлюбленной похожи на озера Хешбона». Если это посчитать достаточным доводом, чему я не вижу препятствий, то можно сказать, что и Моисей, написавший «Книгу Иова», и пророк Амос, который был пастухом, оба были рыболовами, так как вы найдете в Ветхом Завете не менее двух упоминаний о рыболовных крючках, первый раз их упоминает смиренный Моисей, друг Бога, а второй – смиренный пророк Амос. Относительно этого последнего, то есть пророка Амоса, я выскажу еще одно замечание – тот, кто будет наслаждаться скромным, смиренным и ясным слогом этого пророка и сравнит его с высоким, ярким и пышным стилем посланий пророка Исайи, несмотря на то что оба они равно правдивы, сможет легко понять, что Амос был не только пастухом, но и благородным рыболовом, в чем я полностью уверился, сравнивая любящие, преданные и смиренные Послания святого Петра, святого Иакова и святого Иоанна, которые известны нам как рыболовы, с блестящим языком и высокими метафорами святого Павла, который, судя по всему, рыболовом не был. А теперь о законности рыбной ловли: основу для нее мы можем найти в совете нашего Спасителя святому Петру забросить его снасть в воду и поймать рыбу для того, чтобы заплатить дань кесарю. Позвольте мне также сказать вам, что рыбная ловля пользуется большим авторитетом у других народов. Тот, кто прочтет книгу о плавании Фердинанда Мендеза Пинто, узнает, как в некоей далекой стране путешественник «обнаружил короля и нескольких священников, занимавшихся рыбной ловлей». Тот, кто прочтет Плутарха, узнает, что ужение отнюдь не было позорным занятием в дни Марка Антония и Клеопатры, которые в зените своей славы, отдыхая, чаще всего ловили рыбу. Позвольте мне также напомнить, что в Библии ужение всегда упоминается очень доброжелательно. И хотя охота могла бы упоминаться так же, это бывает редко. Тот, кто прочтет древние законы Экклезиаста, обнаружит, что священнослужителям было запрещено охотиться, так как охота – это буйное, утомительное и опасное времяпровождение, а рыбная ловля, напротив, священникам была рекомендована как невинный отдых, побуждающий к размышлению и покою. Я мог бы еще рассказать, как хвалил ужение наш ученый Перкинс и каким ярым приверженцем и великим знатоком рыбной ловли, как, несомненно, и многие другие ученые, был доктор Уайтэйкер, но ограничусь воспоминанием лишь о двух незабвенных людях, живших не так давно. Их имена я упомяну для преумножения славы искусства ужения. Первый – это доктор Ноуэлл, бывший одно время деканом кафедрального собора Святого Павла в Лондоне, где теперь воздвигнут памятник в его честь. Этот человек, живший во времена реформации королевы Елизаветы (1550), был так известен своим кротким нравом, глубокой ученостью, благоразумием и набожностью, что парламент и ассамблея доверили ему написание катехизиса, то есть правил веры и поведения для последующих поколений. Этот добрый пожилой человек, знавший благодаря своей большой учености, что Бог ведет нас на небеса вовсе не через замысловатые вопросы, как настоящий рыболов создал прекрасный, простой и доступный катехизис, который был издан вместе с нашим старым добрым молитвенником. Этот человек был самым выдающимся любителем и постоянным практиком рыбной ловли, когда-либо жившим на свете. Кроме часов молитвы, то есть тех часов, которые были предписаны духовенству церковью, а не были следствием добровольной набожности, как это было у первых христиан, все остальное время доктор Ноуэлл проводил на рыбалке, а также жертвовал, по свидетельствам многих людей, десятую часть своих доходов и всю пойманную рыбу бедным людям, жившим по берегам тех рек, где он рыбачил. Он часто говорил: «Милостыня укрепляет веру». Вернувшись домой с рыбалки, он в молитвах благодарил Бога за то, что провел еще один день без мирской суеты. Этот прекрасный человек очень хотел, если не жаждал, чтобы последующие поколения помнили его как рыболова, и это видно по его портрету, бережно хранящемуся в колледже Брасенос, покровителем которого он был. На этом портрете доктор Ноуэлл представлен сидящим за партой, перед ним раскрыта Библия, в одной его руке шнуры, крючки и другие снасти, а в другой – он держит несколько удилищ. Под этой картиной написано, в частности, следующее: «…он умер тринадцатого февраля тысяча шестьсот первого года в возрасте девяноста пяти лет, сорок четыре из которых был настоятелем собора Святого Павла, и годы не ослабили ни его слух, ни его зрение, ни его разум и не сделали ни одну из его способностей слабой или бесполезной». Говорят, что главными источниками его счастья были рыбалка и умеренность. Я желаю такой жизни всем, кто почитает память этого прекрасного человека и берет с него пример. Моим следующим и последним примером будет недооцененный современниками ректор Итонского колледжа сэр Генри Уоттон, с которым я часто рыбачил и беседовал. Его дипломатическая служба Британии, громадный опыт, ученость, блестящий ум, чувство юмора и жизнерадостность делали общение с этим человеком необыкновенно интересным. Его красноречивой похвалы ужению обычно было достаточно, чтобы переубедить любого противника этого искусства. Он был самым искренним любителем и постоянным практиком рыбной ловли, о которой говорил: «Это занятие для праздного времяпровождения, но оно тем не менее лишено праздности, ибо после утомительных занятий рыбалка есть отдых для ума, веселье для духа, отвлечение от уныния, успокоение тревожных мыслей и источник благодушия». Сэр, именно так говорил этот умнейший человек, и мне легко поверить, что мир, кротость и благодушие всегда соседствовали в веселом сердце сэра Генри Уоттона, ибо, когда ему было далеко за семьдесят, он создал описание подлинного счастья, испытанного им теплым вечером, когда он тихо сидел на берегу с удочкой. Это описание весны сошло с его пера так же мягко и сладкозвучно, как течет река, на берегу которой оно было написано: