Страница 2 из 53
Его веселье исчезло, сменившись взглядом холодного и расчетливого человека.
Он делает шаг ближе.
— Повернитесь. Я зачитаю вам ваши права.
Я насмехаюсь:
— Ни за что на свете.
Он вопросительно смотрит на Кайла.
— Может, добавить к ее обвинениям отказ сотрудничать?
— Будь ты проклят, — шиплю я, мой живот сводит, пока я делаю то, что мне сказали. Наручники холодные, когда Гейдж медленно затягивает их вокруг моих запястий. — Я так понимаю, ты все еще ненавидишь меня.
Мурашки пробегают по позвоночнику, когда твердая стена его груди прижимается к моей спине, и он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо, его губы скользят по мочке:
— Я буду ненавидеть тебя до самой смерти. — Он берет меня за плечо, разворачивает и рывком направляет вперед. — Кайл, возьми показания у хозяина дома. Мне лучше уйти, чтобы мы могли доставить эту пироманку в участок, пока она не натворила еще больше бед.
Кайл усмехается, отдавая честь.
— Конечно.
Я бросаю все известные человеку ругательства и чуть не спотыкаюсь о собственные ноги, пока он ведет меня к своей машине.
— Ты уверен, что сможешь остаться наедине с таким преступником?
Резкий смех вырывается из его горла.
— О, я прекрасно справлюсь с тобой, милая.
Все внимание приковано ко мне во время моего ругательства. Гейдж открывает заднюю дверь одной рукой, толкает мою голову вниз, чтобы я могла проскользнуть внутрь, не ударившись о нее, и захлопывает дверь перед моим носом. Я оглядываю своих зрителей, их телефоны записывают мой эпизод, и поворачиваюсь на сиденье, которое должно было быть сделано из того же материала, что и машина моей детской мечты Барби.
— Я тебя ненавижу, — шиплю я, когда Гейдж перебирается на водительское место. Он заводит машину.
— Хорошо. Я, черт возьми, презираю тебя.
Я прижимаюсь спиной к сиденью.
— Ты серьезно веришь, что это я устроила пожар?
— Намеренно, нет. Хотя, зная твою сумасшедшую задницу, меня это не удивит.
— Тогда почему я снова здесь? По крайней мере, позволь мне ехать пассажиром.
— Не, так приятнее, наблюдать за твоей истерикой через зеркало заднего вида.
Я борюсь с наручниками.
— Это злоупотребление властью! Я буду подавать жалобу.
— Не начинай мне рассказывать о злоупотреблении властью, милая.
Я вздыхаю и закрываю рот. Ссора — это то, чего он хочет. Я не стану жертвой его игры.
Да, это действительно поднимет ему настроение, Лорен. Сегодня он выиграл джекпот в отместку бывшим.
В машине воцаряется тишина, и моя спина напрягается, когда я замечаю, что мы выезжаем из города.
— Подожди… куда мы едем?
— По живописному маршруту.
Какого хрена?
— Выпусти меня, ладно? Можешь ненавидеть меня, втыкать булавки в куклу Вуду, которая, я уверена, у тебя есть, вытирать туалетной бумагой мой новый дом, когда я перестану быть бездомной. Моя мама будет в шоке, если ты меня сдашь. Я могу потерять работу! — Я хлопнула наручниками о сиденье, пока он игнорировал меня. — Выпусти меня отсюда, Гейдж Перри, или, да поможет мне Бог, ты пожалеешь об этом. Не думай, что я не сделаю миссией своей жизни превратить твою жизнь в ад.
Я вскрикиваю, и мое тело ударяется о стальную клетку передо мной, когда он сворачивает на обочину и резко тормозит.
— Ты хочешь выйти? — Он глушит двигатель и выходит из машины.
Секунды спустя моя дверь распахивается, едва не заставляя меня выпасть из кресла.
— Тогда выходи.
Я упираюсь задницей в сиденье и медленно сползаю. Я расправляю плечи, как только мои ноги ступают на асфальт, и отряхиваю с лица распущенные волосы, дуя на пряди, которые не поддаются. Наручники звенят, когда я кручусь и держу руки за спиной.
— Наручники нужно снять, — говорю я ему.
Тишина.
Я оглядываюсь через плечо на его нежелание двигаться. Его холодный взгляд сменяется весельем.
— Не получится, милая. — Он наклоняет голову в сторону улицы. — Приятного дня, пироманка.
— Что? — Мой голос повышается, когда я сканирую свое окружение, а он идет обратно к машине. — До города двадцать минут на машине. Обратный путь пешком займет не меньше часа!
Он останавливается, сжимая рукой ручку двери, и переводит взгляд на меня.
— Я сделал то, что от меня требовалось — выпустил тебя. Наслаждайся прогулкой. Возможно, это даст тебе время подумать о своих поступках.
Я встряхиваю руками, пытаясь избавиться от наручников, как будто я чертов Гудини. Он скользит в «крузер», и двигатель заводится.
К черту его.
Я не позволю ему видеть, как я расстраиваюсь. Придется подождать, пока он скроется из виду. Машина остается на нейтралке, пока я расправляю плечи и иду вдоль обочины.
Это нелегко — идти со сцепленными за спиной руками. Гордость распирает меня, когда я прохожу мимо «крузера», и его лицо наполняется шоком от осознания того, что я не играю в его игры. То, что он не отъехал, подтверждает, что его план был не в том, чтобы оставить меня в затруднительном положении. Это была уловка, чтобы услышать мои мольбы.
Пассажирское окно опускается.
— Ладно, чёрт, я чувствую себя ужасно, — кричит он. — Залезай.
Я иду быстрее и заставляю себя не оглядываться, когда он сворачивает на улицу.
— Отвали.
На краткий миг мысль о том, что он может оставить меня в затруднительном положении, проходит мимо моего сознания. Прежний Гейдж никогда бы не поступил так жестоко, но это не тот человек, которого я любила в школе. Этот человек другой, которого я узнаю и в то же время не узнаю.
Вместо того чтобы ускориться, он едет рядом со мной, машина едет не быстрее, чем я иду. Гейдж может ненавидеть меня, но он никогда не оставит меня в возможно опасной ситуации. Он был таким всегда, сколько я себя помню. Это одна из причин, почему я влюбилась в него.
— Господи, я и забыл, какая ты чертовски упрямая, — кричит он.
— А я забыла, какой ты большой засранец. Хорошо, что я бросила твою задницу.
Как только слова покидают мой рот, в моей груди возникает боль сожаления. Я смотрю на него и понимаю, что они задели его сильнее, так как он застыл на своем месте, воспоминания и гнев промелькнули на его лице как напоминание о том, как сильно я его обидела.
Это был удар ниже пояса.
Гейдж не сделал ничего плохого, когда я порвала с ним. Я ушла не потому, что была несчастна. Его мольба остаться разбила мое сердце так же сильно, как и его, но причина моего ухода была не во мне. Скорее, это было ради кого-то другого. Я неделями игнорировала его звонки и заставляла соседку по комнате врать, когда он появлялся в моей комнате, чтобы поговорить со мной.
После трех недель отказа он оставил мне голосовое сообщение, в котором просил никогда больше не связываться с ним. Я слушала его на повторе, горячие слезы катились по моим распухшим щекам, и тяжесть того, что я сделала, с сожалением прижималась к моему сердцу.
— Садись в эту чертову машину, Лорен.
Я не останавливаюсь.
— Нет.
Мы снова и снова спорим, и только когда я замечаю, что подошвы моих ног такие же черные, как сажа, покрывающая мою квартиру, я останавливаюсь. Ни за что на свете я не выдержу больше этой прогулки в шлепанцах и не успею в больницу к своей смене. Мне также нужно найти члена семьи, который позволит мне переночевать у них, пока я не найду новое жилье.
— Хорошо, — простонала я. — Но прежде я хочу уточнить, что делаю это только для того, чтобы не потерять работу.
Он не говорит ни слова, когда останавливается на обочине. Дверь захлопывается за ним, и он обходит вокруг машины. Его прикосновение холодно, когда он освобождает меня от наручников, и я разжимаю руки, вздох облегчения вырывается из моей груди. Я больше никогда не буду воспринимать этих малышей как должное. Пока я устраиваюсь на сиденье или когда он едет обратно в город, мы не разговариваем.
Прошли годы с тех пор, как я его видела. В прошлом между нами не было и минуты молчания. Мы были шумными, буйными, влюбленными подростками, которые никогда не замолкали и не получали достаточно друг от друга.