Вне конкуренции

– Тебе очень больно, я знаю… – глухим шёпотом, чтобы не спугнуть. – Это мучение замещает всё остальное, не хватает воздуха… Что ни слово, солью под кожу… жутко больно…

Её руки разбивает тремор, она обхватывает себя, чтобы закрыть от меня нутро, но не успевает совладать с натиском эмоций.

Сдерживаюсь, чтобы не завыть, как волчара, когда её лицо вмиг покрывается слезами. Нежно стираю солёную влагу, обнимаю, качаю из стороны в сторону, чтобы унять её дрожь.

– Поплачь. – ласково произношу я, не давая малышке подавить всхлипы. Старается. Изо всех сил не даёт себе размякнуть. Как по струне ровная. Держит себя в напряжении.

– Вы говорили про еду… – тихо говорит осипшим голосом, выворачиваясь из моих объятий.

– Да, идём. – приобнимаю, направляя к больничному кафе.

– Нет. – резко останавливается. – Я пойду одна. А вы приглядите за мамой, Игнат. – тоном, не терпящим возражений.

Порываюсь с ней, но насилу торможу себя. Она просит уединения и я обязан услышать её.

– Я пригляжу. – киваю, завязывая узел своего пуловера у неё на груди. – Не торопись, поешь нормально.

Даю знак двум своим людям присоединиться к охране Ии. Четыре амбала беспрекословно объединяются, чтобы обеспечить защиту девочке. Ей на это всё равно. Малышка кидает на палату брата страдальческий взгляд, но поджав губу, уходит, больше не оборачиваясь.

Смотрю ей вслед и тяжело выдыхаю.

Запрокидываю голову и провожу ладонями по лицу. Мне никогда не искупить перед ней вину. Я убил её любимого отца, покалечил брата и потопил сознание матери. За это мне вечный огонь в аду. Эти люди были мне как семья. Продолжительную часть жизни я был с ними бок о бок. Кто бы сказал, что именно я уничтожу Акиловых – ни за что не поверил бы. Сильнейшая семья, крепкие узы, любящие друг друга сверх меры. Одно моё решение убрать тупого урода и вот, что вышло. Самолично разбил мечты той, которую хотел сделать счастливой. А как это сделать, когда её семья в таком состоянии?

С колотящимся сердцем открываю дверь в палату и тихо вхожу.

Без изменений.

Тошнотворный запах лекарств, пиликающие устройства, «в спячке» Давид, в бесчувствии тётя Нелли.

От этой картины меня мясом выворачивает наружу. Жжёт слева в подреберье. Останавливаю пристальный взгляд на друге, мысленно прошу прощения и упрашиваю подняться и мне втащить. Поменяемся местами, только хоть бы он спас сестру с мамой от этой боли. Тётя Нелли не реагирует. Гладит бездвижные пальцы сына, внимательно смотрит. На меня не оборачивается.

Осторожно опускаюсь перед ней на корточки:

– Тётя Нелли, я не дам вам уйти в себя… и Ие не дам пропасть, слышите? Я позабочусь о ней, я ВСЁ для неё сделаю. Она будет снова улыбаться. Понимаете меня?? И я разобьюсь в лепёшку, но подниму Давида на ноги. Обещаю вам. Он скоро проснётся и обнимет вас… Только умоляю… вернитесь к ним, дочь нуждается в вас… поправляйтесь, приходите в себя и мы начнём жить заново. – обхватываю ладонями её колени, опускаю на них голову, давлю лбом, зажмуривая до боли глаза. – Тётя Нелли…

Это всё страшный сон. Как исправлять? Как её вытащить?

Обжигаю дыханием женскую руку, сухими губами целую костяшки, трусь щекой. Она ж мне как мать… всегда тёплая была, а сейчас холодна, душа замёрзла. Без своей семьи не может жить.

– Мама? – слышу за спиной встревоженный голос Ии и резко поднимаюсь на ноги.

– Нет. – отвечаю с сожалением. – Мы просто разговаривали. – объясняю увиденное и сразу исправляюсь. – Я с ней…

Ия слегка кивает и перенаправляет всё внимание на родных, пододвигая к койке кресло и присаживаясь рядом с матерью.

– Пожалуй, оставлю вас наедине. – не желая нарушать их покой. – Я всегда на связи, Ий. Звони в любое время, я сразу приеду.

– Спасибо. – сухо, не глядя на меня.

Сковываю в себе желание дотронуться до неё и успокоить. Просто ухожу.

Кидаю все силы на поиски специалистов, поднимаю связи, веду переговоры, нанимаю лучших врачей. Узнаю о существовании одной шведской клиники, договариваюсь о лечении Давида за немыслимые деньги. Чудом, по блату, привязываю к нему и пребывание матери. Всех её докторов буду перевозить вместе с ними. Круглосуточное наблюдение, все лечебные мероприятия, не отходя от сына.

Господи, лишь бы помогло.

Остаётся решить вопрос с Ией. Поедет ли она с ними или останется со мной?

Глава 10

– Станислав Алексеевич? Что вы здесь делаете? – сильно опешив, торможу на пороге личного кабинета своего отца.

– Доброе утро, Ия. – привстаёт с папиного кресла Каюмов-старший.

Быстро собираюсь с мыслями и, как полагается, здороваюсь с несколькими мужчинами, что по неизвестным мне причинам, присутствуют на моей встрече с адвокатом. С десяток незнакомцев и глаза каждого направлены на меня, не скрывая поедающего взора. Меня мгновенно накрывает отторжение. Знакомое чувство. Все эти люди хищники и они только ждут момента наброситься, а пока нельзя, фальшиво внушают к себе симпатию.

Нахожу глазами папиного зама, его правую руку – Сергея Вадимовича, мужчина сильно угнетён, выглядит изнурённо и угрюмо, но встаёт ко мне навстречу с тёплой улыбкой.

Удивляюсь, когда угождаю к нему в объятия, он даже со мной маленькой соблюдал строгую субординацию, папа не позволял смешивать работу с личным, хоть и очень уважал Сергея Вадимовича.

– Ничего не бойся, мы что-нибудь придумаем. – едва различимый шёпот мне на ухо. Пробирает дрожь, но я стягиваю на его спине пиджак, показывая, что услышала и поняла.

Он, аккуратно придерживая меня за плечо, указывает на свободное кресло за переговорным столом. Немного коробит, что во главе, на папином троне сидит чужой, но я вовремя справляюсь с искривлением лица и принимаю серьёзный вид. Поворачиваю голову к адвокату, подаю знак, чтобы переходил ближе к делу, не просто же так меня вызвал.

Мужчина прежде, чем начать речь, вскидывает бровь, прося разрешения у Каюмова-старшего, и я для себя с тяжёлой печалью отмечаю – продался… кто платит, тот и руководит.

А папа его считал одним из самых приближённых на работе. Воспоминания давят тяжёлым прессом, сжимая мышцы острой судорогой. Не сейчас. Нельзя показывать свою слабость. Я Акилова. Меня не прогнуть.

– Ия Владленовна, позвольте начать с наших самых глубоких соболезнований!! Ваш отец был превосходным управленцем! – так театрально, что от чистого сердца не получилось.

– Благодарю. – улыбаться и кривить совестью не собираюсь, мой взгляд тяжелеет. – Я так полагаю, вам есть что мне сообщить? – скрепляю пальцы в замок, мне не нравится происходящее.

– Да! – раскладывает перед собой папки с бумагами. – Как вы знаете, в «Акил-холдинг» входит несколько компаний и…

Перевожу взгляд на папиного зама, получаю в ответ медленное одобрительное моргание. Значит, придётся слушать. Уже давно заученную историю возникновения и внедрения бизнеса. Как папа пробился, увеличил ресурсы, вышел на международный уровень. Какой прирождённый дипломат Давид. Весьма занимательно, но ничего стоящего.

Мне нужна конкретика. Что будет дальше? И что требуется от меня?

Слушая пространные, но малосодержательные для меня речи этих юристов и менеджеров, вздыхаю и ползаю взглядом по интерьеру, стараясь хоть в чём-то найти отвлечение и их жёстко не прервать. Захлебнуться можно в приторной лести к покойному. Папа при жизни гнал таких от себя поганой метлой. Все их голоса, слова, как сквозь стену. Я не пропускаю.

Очевидно, что всё моё недовольство отражается на лице, ибо вступает в игру Каюмов-старший, что до этого хранил молчание и не сводил с меня слегка сощуренных глаз:

– Ия, послушай меня. Знаю, что всё произошло внезапно и ты ещё совсем мала, чтобы понимать структуру бизнеса отца. Но эту гигантскую организацию нельзя оставлять без управления. Мы с Владом были друзьями и планировали общее дело, я не могу закрыть на это глаза и оставить тебя без помощи. Так как, в твоей семье на данный момент нет человека, кто в этом разбирается и смог бы принимать важные решения, я предлагаю тебе свою кандидатуру.