Страница 12 из 56
— Твою ж прабабушку! — рявкнула я, падая рядом с девочкой и прикладывая два пальца к её взмокшей шее.
Скользнув взглядом вдоль тела ребенка, я увидела глубокий порез на правом бедре, как раз там, где образовалась кровавая лужа. Чуть в стороне валялся осколок зеркала, заляпанный красными разводами. В крови была и правая ладонь девочки.
— Она разбила зеркало, — выдохнула я, указав на россыпь мелких осколков и то, что осталось от небольшого прямоугольного зеркала на подставке, валявшегося рядом с прикроватной тумбочкой. — И ударила сама себя осколком.
Я переместила пальцы чуть повыше, одновременно сильнее надавливая на тонкую шею, которая казалась такой хрупкой, что я могла бы обхватить её одной рукой, не оставляя попытки найти пульс. Но нащупывала лишь холодную липкую кожу.
Глава VIII
— Черт, черт, черт, — выругалась я сквозь зубы и припала головой к груди девочки, надеясь услышать сердцебиение. Одновременно приблизила раскрытую ладонь к носу, в надежде ощутить движение потоков воздуха. Но ни то, ни другое не давало результатов.
Я оглянулась на застывшую подругу и прошептала, не веря собственным словам:
— Не дышит. Кажется, она умерла.
— Отойди, — решительно отодвинул меня в сторону Макс. Присев на колени, он сгреб в охапку руку девочки и замер, удерживая на весу узкое, еще детское, запястье с такой тонкой кожей, что просматривалась каждая вена. — Пульс есть, но едва уловимый, — заявил он спустя минуту напряженного молчания.
А дальше начало происходить что-то, чему я при всем желании не смогла бы найти объяснения.
Макс, встав на одно колено перед неподвижной девочкой и придерживая её руку за локоть, приложил указательный палец к немного вздувшейся вене на сгибе руки и что-то негромко гортанно проговорил на каком-то непонятном наречии. Стоило Максу умолкнуть, как с кончика его пальца сорвалась ярко-голубая искра, которая, блеснув сталью, тут же скользнула в руку ребенка, словно это была не живая плоть, а вода в стоячем озере. Очертания вены на руке вспыхнули, словно их подсветили изнутри, и эффект передался дальше — выше по кровеносным сосудам, вдоль кожи и вверх по руке, вплоть до самой груди. Не успела я ахнуть, зажимая рот ладонью, как уже вся девчонка целиком засияла холодно-голубым светом, словно гирлянда на новогодней елке. Грудная клетка соседки с силой вздрогнула, еще раз и еще раз, и вот первый громкий судорожный вздох сорвался с пересохших потрескавшихся губ. А за ним еще один. Ресницы затрепетали, тонкие девичьи пальцы стиснулись в кулаки, и малышка распахнула глаза, бессмысленно уставившись в потолок.
Прошло два часа прежде, чем я смогла вернуться в свою квартиру. И то не одна, а в сопровождении все той же задорной свиты — зевающей подруги и раздражающе-самодовольного Макса. После пробуждения, а вернее, после возвращения к живым, у соседки случилась истерика. И пока я пыталась унять подростковые рыдания, сквозь которые девчонка все порывалась что-то мне рассказать, Макс вызвал врачей, полицию и маму пострадавшего ребенка, благо её номер обнаружился в телефоне девочки. Следующие несколько часов мы втроем долго и по нескольку раз объясняли всем подряд, что произошло.
Хмурых врачей в не самых белых халатах, прибывших спустя сорок минут после звонка, интересовало только одно — почему мы вызвали их к совершенно здоровому ребенку? Тот факт, что у девочки практически не прощупывался пульс, и она несколько минут не дышала находясь без сознания, их не впечатлил. Сейчас-то она была совершенно здоровой и даже немного румяной, а больные румяными не бывают, это все знают! Про использование магии мы, естественно, тактично умолчали, но не оставили попыток добиться внятного диагноза от врачей, нам ведь надо было еще как-то оправдаться перед самым главным и самым страшным надзорным органом — мамой.
— Что предшествовало обмороку? — безучастно поинтересовалась женщина-фельдшер неопределенного возраста и еще более неопределенной внешности. Со спины её можно было принять за мужчину из-за массивной прямоугольной фигуры «бревнышком», тонким высоким голосом она напоминала пятиклассницу, а лицом — шарпея.
Мы с Нисой украдкой переглянулись, а после дружно отвернулись, стараясь не смотреть туда, где была кровавая лужа. Её Ниса быстро замыла, пока я пыталась остановить Ниагарский водопад из слез и соплей, лившийся на мой дорогой шелковый халат. Сам порез на девочке чудесным образом зажил после вмешательства Макса, который перед посторонними изображал неприступную невозмутимость. И он, и Ниса дружно предоставили мне право придумывать отмазки для всех троих, что было проблематично, так как наличие двух девушек и одного взрослого мужчины в комнате подростка ночью при отсутствии в квартире родителей уже само по себе наводило на странные размышления.
— Понимаете, — вздохнув, начала я. — Мы живем в квартире по соседству…
— Все вместе живете? — вмешался суровый мужчина в форме патрульного, указав взглядом на нашу живописную троицу.
— Нет, — терпеливо пояснила я. — В квартире живу я одна, а это, — жест в сторону, — мои друзья. Гостят у меня. Временно.
— Дальше, — кивнул мужчина, устало потерев глаза.
— Мы не спали, когда вдруг услышали крик. Сообразили, что кричат из соседней квартиры. Побежали на звук, увидели, что дверь не закрыта, вошли. Свет нигде не горел, но из детской комнаты раздавались какие-то звуки. Войдя, мы заметили, что кто-то лежит на полу. Включили свет, увидели ребенка без сознания. Попытались привести её в чувства, но она не реагировала. Прощупали пульс, его не было. Решили делать искусственное дыхание. Когда ребенок очнулся, позвонили вам. Вот и все.
— Вы уверены, что дверь была открыта? — с подозрением прищурился на меня полицейский.
— Так же, как уверена в том, что сейчас беседую с представителем правоохранительных органов, — холодно заверила его я, давая понять, что нахожусь в сознании и отдаю отчет всем своим действиям.
— В квартире присутствовал кто-то посторонний? — продолжил расспросы мужчина после раздраженного вздоха.
— Если только тараканы, — тихонько фыркнула Ниса, но патрульный услышал и посуровел еще сильнее, хотя куда уж сильнее, когда лицо по своей выразительности и так напоминает шлагбаум.
— Вам кажется это веселым? — взглянул он на подружку из-под кустистых бровей, практически сросшихся на переносице, которые наводили на мысли о наличии у него в роду родственников из Средней Азии.
— Я сижу в соседской квартире в половине пятого утра, потратив большую часть ночи на спасение чужого ребенка, а уже через два часа мне надо ехать на работу, — четко и глядя ему прямо в глаза проговорила Ниса. В этот момент её лицо хоть и выражало спокойствие, но в глазах плескался обжигающий лёд. — Мне это точно не кажется веселым.
— Следов взлома нет, — громогласно объявил входящий в комнату напарник первого полицейского. Я не была уверена в том, достаточно ли он компетентен для подобных выводов, но решила оставить своё мнение при себе. Тем более, что, кажется, только мы с Нисой более-менее понимали, что произошло на самом деле. — Если дверь и открывали, то либо родными ключами, либо ребенок сам кого-то впустил.
— Если этот кто-то вообще был, — заметила сотрудница станции скорой помощи, вставая и на ходу засовывая стетоскоп в карман халата, накинутого поверх джинсовой куртки. — На теле ребенка повреждения отсутствуют.
— Тогда почему же ей стало плохо? — с громким хлопком закрывая блокнот, шагнул ей на встречу первый патрульный.
— Такое случается, — сухо ответила женщина, забрасывая на плечо ремень фельдшерской сумки с явным желанием поскорее удалиться. — Особенно с уметом того, что многие дети сейчас уже рождаются с теми или иными заболеваниями
— Мать заверила, что девочка никогда раньше не страдала потерями сознания, — не отступал полицейский.
Родительница пострадавшей прибыла самой последней. Ею оказалась статная женщина лет сорока — сорока трех в деловом костюме, чью привлекательность определенно портили практически черные синяки под глазами и спутанные волосы, при одном взгляде на которые так и хотелось вооружиться расческой. Едва не рыдая, женщина бросилась к своей дочери, тут же начав её ощупывать и обнимать, попеременно делая то одно, то другое. Неизвестно, чем бы закончился такой порыв материнской любви, если бы фельдшер не оттащила мадам от девочки, оказавшейся на грани повторного обморока. И пока медик заканчивала осмотр ребенка, мать ни на шаг не отходила от них в сторону, так что все мы дружным гуськом удалились в соседнюю комнату. Ту самую, с кастрюлей. Кастрюля, кстати, так и стояла на полу.