Москва

— Какой ещё корабль, я на поезде приехал, и причём тут бал? — удивился он.

— В образном смысле, — туманно пояснил я. — Начальство решило, что ты — самая подходящая кандидатура, чтобы спровоцировать конкретного злодея. На нём уже почти два десятка трупов.

— Сколько? — не поверил Бодунов.

— До хрена! — заверил я.

Операцию не стали откладывать в долгий ящик. Уже утром следующего дня Иван Бодунов появился на Смоленском рынке в образе гостя столицы при деньгах. Глядя на его вроде простодушное и при этом хитроватое лицо, не верилось, что перед нами матёрый сыщик — ни дать, ни взять, крепко стоящий на ногах деревенский мужик, который решил на отнюдь не последнее купить необходимую в хозяйстве лошадь.

Даже одежду подобрали соответствующую, чтобы походить на кулака-мироеда. Картуз, юфтевые сапоги, добротная рубаха, штаны, жилетка…

На этом настоял я, помня, что во время судебного процесса Комаров напирал на то, что приносил обществу пользу, уничтожая классового врага.

Спасибо послезнанию: так появился маленький, но очень нужный для поимки преступника штришок.

Комарова на рынке ещё не было, поэтому Бодунову пока пришлось немного побродить и потолкаться среди многочисленных торговцев и не менее многочисленных покупателей. Вообще, жизнь на рынке кипела. НЭП внёс свои коррективы, дышать людям стало значительно легче. Сразу появилось то, что можно продать, и то, на что можно купить.

С непривычки у городского жителя голова шла кругом: каких только лошадей тут не продавали… не удивлюсь, если при желании можно было сыскать себе не просто коня, а какого-нибудь редкого скакуна-алхетинца.

Невольно вспомнился старый советский детектив «По следам Карабаира». Жаль, что его стали забывать уже в моё время.

— Объект на месте, — сообщил вынырнувший откуда-то сбоку Бахматов, загримированный под пьянчугу.

Называть Комарова Объектом предложил я. Не хватало, чтобы кто-то случайно услышал, как мы упоминаем фамилию злодея. Чем меньше ненужного шума вокруг персоны убийцы, тем лучше для операции по его поимке.

Я изображал праздношатающегося гуляку, бродившего по рынку с открытым ртом и руками, засунутыми в карманы брюк.

Хоть мне безумно хотелось поглядеть хотя бы одним глазком на первого официального убийцу-маньяка в СССР, смотреть в его сторону категорически запрещалось. Такие люди зачастую обладают повышенной чувствительностью. Поймут, что за ними наблюдают — пиши пропало.

Когда я только затронул в разговоре с ребятами из МУРа этот вопрос, выяснилось, что стать изобретателем «велосипеда» мне, увы, не суждено. Азбуку слежки знали уже давно, ещё с царских времён, и широко применяли на практике.

Кроме нас с Бахматовым и Бодуновым здесь было ещё несколько переодетых сотрудников угрозыска. Кроме того, ещё трое агентов находились неподалёку от жилища маньяка на случай, если тот вдруг уйдёт от нас.

Обычно Комаров всегда занимал одно и то же место, среди таких же, как он, извозчиков, что приехали на рынок в свободное время за шабашкой.

И как обычно, он не обращал внимания на потенциальных клиентов, без всякой ревности сплавляя их к другим «водителям кобылы».

И сегодня он не изменил своим привычкам.

Такое постоянство не могло не радовать.

Я подобрался как можно ближе к Комарову, стал к нему боком, делая вид, что интересуюсь упряжью, которую продавал разбитной мужик, сыпавший направо и налево шутливыми скороговорками.

Завёл с ним торг, а сам внимательно вслушивался в другой разговор: петроградский сыскарь наконец-то добрёл до Комарова и стал со знанием дела прицениваться к его кобылке.

— Сколько просишь?

— А ты свою цену назови, глядишь, и сторгуемся!

Сначала мне показалось, будто Комаров почуял что-то неладное. Уж больно нехотя он отвечал, будто вовсе и не хотел выйти сегодня на кровавый промысел.

Само собой, убивал он далеко не каждый день, и потому многое зависело от того, как будет вести себя питерский сыщик, насколько лёгкой и удачной жертвой он покажется.

Это далеко не так просто, как кажется. Малейшая ошибка, и рыбка сорвётся с крючка, настороженного преступника будет сложно прихватить на горячем, вся операция псу под хвост.

Всё решало мастерство Бодунова, его умение разыграть психологически достоверный этюд, что дано далеко не каждому. Причём, в отличие от профессионального актёра, он не имел право переигрывать или фальшивить. Всё должно быть максимально достоверно.

Иван показал себя настоящим ассом. Ещё немного, и Комаров пригласил покупателя «к себе» для окончательного оформления сделки.

— Бумаги дома остались… Чего их с собой на рынок таскать? Вдруг сволочь какая сопрёт. Поехали ко мне, я тебе всё в лучшем виде покажу. Посидим, покалякаем, бутылочку раздавим — я угощаю!

Настало время сниматься с места. Насилу отвязавшись от вцепившегося в меня словно клещ торговца упряжью, я юркнул в толпу и выскочил уже на другом конце базара, где нас поджидала пролётка с дремавшим извозчиком.

— На адрес, — коротко бросил я.

Извозчик тут же «проснулся», пролётка быстро покатила к дому Комаровых. Преступник работал всегда по одной схеме, исключений из правил не происходило.

Боялся я лишь одного: что если Иван не доглядит и станет жертвой маньяка?! Василий Комаров успел набить руку на убийствах, пока что его конвейер смерти работал без сбоев.

И если на себя я ещё мог бы наплевать, допустить смерти боевого товарища никто из нас не имел права.

Вот и дом на Шабловке, которая в начале двадцатых совсем не походила на привычную мне улицу. Никаких тебе высоток, лишь окружённые небольшим заборчиком преимущественно деревянные дома. Из привычного, разве что весёлый перезвон катящихся по рельсам трамваев. Где-то тут у них должно быть депо.

Даже не верится, что улица упирается концом в знаменитое, кипящее жизнью даже в это смутное время, Садовое кольцо. Так тихо и пустынно.

Окна в доме Комаровых зажглись.

Там, внутри, разворачивался завершающий акт сложной партии по поимке страшного преступника. А здесь и сейчас мы могли лишь молиться и сжимать за Ваню Бодунова кулаки, чтобы у него всё получилось.

Ждать пришлось долго. Комаров сразу не убивал, у него было всё заранее продумано. Жертву сначала следовало накормить и напоить, чтобы тот расслабился и не почувствовал угрозу.

Время замедлило свой ход, секунды длились бесконечно, а минуты превращались в года. Но мы терпеливо ждали, пусть это удавалась нам с большим трудом.

И надо же было такому случиться, что мы едва не проморгали момент, когда Комаров решил пустить в ход инструмент убийства — тяжёлый молоток. Всему виной было дребезжание по рельсам ещё недавно так умилявшего меня трамвайчика. На несколько секунд звуки, что он издавал, приглушили все остальные.

Первым среагировал Лёня Бахматов.

— Кажется, началось! — воскликнул он и бросился к дому.

Я кинулся за ним, опередил, перемахнул через забор и вломился в дом через окно. Навстречу метнулась чья-то тень: не знаю, может, Комаров, а может и Ваня, поэтому я не сразу пустил револьвер в ход.

Мы налетели друг на друга. И тут стало ясно: это злодей.

Он был ниже меня, действительно, хлипкий на вид, и потому не устоял на ногах. Однако, даже потеряв равновесие, он не сплоховал, а вцепился мне в горло стальной хваткой.

Комаров оказался силён как Геракл, если бы не удар по ушам, что я нанёс ему обеими руками, он бы задушил меня или вырвал кадык: мощи у него хватало и на то, и на другое.

Он явно не ожидал от меня такой ответки и потому выпустил горло и с противным бабьим визгом заверещал. Развивая успех, я врезал ему правой в скулу.

Визг прекратился, Комаров свалился без сознания.

В тот же миг рядом со мной появились товарищи, но я не увидел среди них Ивана.

— Ребята, где Ваня Бодунов? — прокричал я, вертя головой во все стороны.

— Тут я! — на пороге комнаты появился Бодунов.

Он шёл, держась за окровавленный висок.