Страница 3 из 6
– А вызвать на бой может кто угодно?
Я вздохнула. Разговор начинал меня раздражать, почему-то перед глазами то и дело всплывала картина выступившей у брата капли крови.
– Нет, милая. Только вождь клана или его старший сын.
– И почему никто больше не дерется?
– Нет необходимости, милая.
Я не хотела объяснять маленькой сестре нюансы. Бой всегда шел до смерти одного из противников, впрочем, не это пугало потенциальных соперников. В случае поражения проигравший навлекал смерть на своих близких. Вслед за ним самим от рук нового короля погибала вся его семья, включая стариков и детей. Таково было условие предков – за смелость и тщеславие следовало платить кровью своего дома. Конечно же, эта история была не для ушей девятилетней девочки.
Место проведения ритуала всегда оставалось неизменным – бурная горная река, бегущая по дну узкого горного ущелья. По обе стороны от нее, словно под природным навесом, нас уже ждали кланы – все двенадцать.
Свет спешился, и снова запели трубы. К звукам инструментов присоединился слаженный хор человеческих голосов. С каждой минутой он все отчетливее складывался в единый приветственный крик-рык, разбавленный нарастающим шумом барабанов.
Мне помогли опуститься на землю, и я вместе с сестрами укрылась в тени скал – летнее солнце палило нещадно. Река не была ничем огорожена – границами места для боя служили ее берега. Я оценила силу течения и невольно сглотнула.
«Пустое. Это лишь традиция».
Свет поднял руку, и музыка смолкла, как и человеческий гомон. Я снова залюбовалась братом – высокий, ладный, в просторной алой рубахе и штанах, подчеркивающих его фигуру, он был по-настоящему красив, как может быть красива лишь молодость. Свет улыбнулся и, чуть склонив голову, подошел к жрецу, стоявшему по колено в воде.
– Сегодня мы проведем коронацию Света из клана Рыжего Льва, – выждав паузу, раскатисто начал жрец. Его голос, лишенный старческого дребезжания, разнесся по ущелью. – Если есть кто-то, имеющий смелость бросить ему вызов, пусть ступит в реку или навек склонит голову.
Я затаила дыхание. В груди часто-часто забилось сердце. Я смотрела на спокойно улыбающегося Света, и мне было тревожно. Теряясь в смутном предчувствии беды, я скользнула глазами дальше – за реку, на ту сторону ущелья – и вздрогнула, когда встретилась взглядом с высоким молодым мужчиной в черном. С такого расстояния я не могла различить его лица – только знамя клана с изображением Черного Медведя, но почему-то была уверена, что незнакомец смотрит именно на меня и выражение его хищное, оценивающее.
Взволнованная этим взглядом, я не сразу заметила того, что случилось. Я вскинула голову и посмотрела на реку слишком поздно – в воду уже медленно ступил мужчина. Я увидела его суровое, с печатью упрямства лицо, мощные плечи, тяжелое тело с канатами вздувшихся мышц на руках, и мне стало дурно – я узнала его. Никогда не падала в обмороки, но при виде соперника брата мне захотелось съежиться и совершенно по-детски уткнуться лицом в колени.
– Кто ты? – недрогнувшим голосом спросил жрец.
– Меня зовут Воин. Я старший сын вождя клана Черного Медведя.
Я, заледеневшая изнутри и потому странно спокойная, перевела взгляд на ту сторону реки и нашла его отца. Зрение могло подвести, но мне показалось, вождь клана пребывал в таком же замешательстве, как и все остальные. Рядом с ним стояла молодая женщина, в ужасе обхватившая свой огромный беременный живот, – невестка. Я пожалела, что так редко выезжала из дворца и так мало участвовала в приемах – имя жены Воина выветрилось из головы напрочь.
– Что ж, Воин, ты бросаешь вызов Свету – сыну короля?
– Бросаю.
Повисла пауза, а затем вновь раздался голос жреца:
– По правилам оружие выбирать тебе. Твое слово?
– Охотничьи ножи.
Мне захотелось закричать. Брат был неплохим бойцом, но не мог тягаться с Воином в силу возраста. Тот был старше. Преимущество в опыте и силе оказалось не на стороне Света. А тут еще ножи! С ними брат не дружил. Вот пики – те были ему по духу.
Я в страхе закрыла глаза. Мою правую руку схватила Рони, левую – Шута, и я заставила себя отбросить панику и действовать. Медленно открыв глаза, посмотрела на брата и уже не отводила от него взгляда.
Без физического контакта у меня не сразу получилось почувствовать Света. Я слишком редко прибегала к своему дару и почти всегда использовала для этого прикосновения. Легкие, невесомые, они открывали мне внутренний мир человека. Не тот, где можно рассмотреть душу, нет. В том, в который проваливалась я, видишь лишь человеческие потроха. В прямом смысле этого слова.
По спине прокатился холодок, и я вздрогнула. Опасность я всегда ощущала именно так – ледяным покалыванием, отзывающимся дрожью в кончиках пальцев.
«Кто-то сегодня умрет».
Эта мысль заставила забыть обо всем, кроме того, что действительно было важно. Удар сердца, еще удар. Я сосредоточилась на собственном сердцебиении, чтобы затем с одним из вздохов слиться с окружающим меня шумом. Барабаны, плеск воды, крик пролетающей мимо птицы – я была везде и одновременно нигде. Еще удар сердца, резкий вздох-всхлип, сорвавшийся с губ, и я нашла то, что искала. Река жизни вытолкнула меня на нужный берег. Мое дыхание замедлилось, а затем слилось с дыханием брата, которое становилось все более прерывистым. Я смотрела на Воина и Света, кружащих, как коршуны, друг подле друга, но видела другое – кровь. Бескрайнее море горячей алой крови, бегущей по каналам, которые так сильно напоминали стволы деревьев с их раскидистыми ветвями. Рисунок, что они создавали, подрагивал, пульсировал жаром. Он притягивал меня, как свет маяка заблудшие в ночи корабли.
Я уже не видела того, что происходило во внешнем мире. Меня полностью поглотил внутренний. Я была с сестрами, держала их за руки, но вместе с тем находилась в совершенно ином месте.
Раз, два. Удар сердца, еще удар. Прежде я не заглядывала так глубоко. Переплетя свои пальцы с пальцами сестер, я мысленно устремилась в самое средоточие жизненной силы Света. Туда, где ветвистый узор превращался в нити, рассыпающиеся черным пеплом от соприкосновения с жаром раскаленной кочерги.
Не дать нитям распасться, узору с полотном – обуглиться и разойтись. Я завязывала узелки так быстро, как могла. Это было тяжело – рана, полученная братом, мало напоминала те пустяковые проплешины на рисунке жизни, что я с иголкой в руках чинила прежде. Я не думала о том, насколько аккуратными и крепкими получаются стежки. Не до того. Продержаться, дать брату силы на поединок. А после его победы я все исправлю, обещаю.
Ниточка к ниточке, узелок за узелком. Ни разу прежде мне не приходилось делать ничего подобного, но, когда раздался восторженный вопль зрителей, я поняла: получилось. Брат, несмотря на ранение, продолжил сражаться.
Внезапно барабаны стихли. Меня обступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием сестер. Раздался громкий всплеск воды, когда кто-то из соперников ушел под воду.
Я не сразу поняла, что им оказался Свет.
Нити жизни распадались в моих руках. Они истончались, оставляя вместо себя лишь пепел. Слишком много черных пятен на рисунке жизни. Слишком много… Я металась, пытаясь залатать узор, но не успевала. Я была слишком слаба для такой работы. Мне не хватало дара или, возможно, опыта, чтобы поспеть за всем. Я ненадолго вынырнула в настоящий мир, чтобы взглянуть на Света обычным зрением. Брат медленно поднялся из-под воды. На плече виднелась глубокая рана, но она пугала не так сильно, как сочащийся кровью бок. Свет, стоя на покачивающихся от слабости ногах, обвел взглядом берег с застывшими на нем зрителями. Воин позволил ему это сделать, а затем…
Толпа вскрикнула, я покачнулась. Я уже знала то, что для других станет открытием: рана, нанесенная Воином, оказалась смертельной. Для моего брата все было кончено, но я не хотела в это верить.
Я жаждала все исправить. Собрать пепел и им начертить новый узор. Ведомая страхом, злостью и отчаянием, я сделала то, чего делать было нельзя: сплела нити брата с собственной жизнью.