Страница 16 из 76
Глава 6
Событие пятнадцатое
Что сказал дедушка Лао-Цзы? Нет, так-то много наговорил, такое ощущение, что просто ходил и говорил, а за ним бегала куча умных грамотных китайцев и все его словеса записывала. И это в те былинные времена дело было не простое. Один нёс тончайшую бумагу, сделанную из рисовой соломки, другой чернильницу с тушью, третий кисточку из хвостика горностая, купленного у далёких северных варваров длинноносых.
В тот раз он сказал следующее. «Знающий не говорит, говорящий не знает». Хрень сказал. Надо отдать должное писарям тем, они эту хрень сказанную дедушкой Лао-Цзы записали. Этим дело не закончилось. Два ушлых американца — Джон Ричард Крюгер и Томас Джозеф Даннинг решили украсть идею престарелого китайца, и выдать её за свою, даже среди студентов исследование замутили. К их счастью Лао-Цзы оказался прав и вместо Нобелевской премии товарищам выдали одну из самых престижных в Америке премий. За это исследование авторам статьи была присуждена Шнобелевская премия по психологии за 2000 год. Огромные деньги поимели ушлые американцы. Сумма премии составила аж целых 10 триллионов долларов … (это вместо миллиона за Нобелевку) вот только долларов Зимбабве (около 10 долларов США).
Так чего же парни открыли. Они, етить-колотить, открыли «Эффект Даннинга — Крюгера».
Сложная штука, но если своими слова, то некомпетентный человек мелит всякую хрень и не может понять, что он мелит хрень, так как он некомпетентен в этой хрени. Лао-Цзы сказал: «Говорящий не знает».
Конечно же, Лев Захарович Мехлис ничего ни про дедушку Лао-Цзы, ни про эффект Даннинга — Крюгера не знал. Один уже умер и ничего товарищу Мехлису не сказал, другие ещё не родились.
Он зло уставился на кучу перекорёженного металла. (Столько сил потратили, чтобы почти целые самолёты превратить в эту кучу).
— Это всё что ты хотел показать, комбриг? Я прочитал вчера твоё дело. Это вы сбили над станцией Маньчжурия, два года назад, когда железнодорожников спасали? Давно надо было алюминий отодрать и сдать на заводы. У нас в стране такая проблема с алюминием. А они тут два года валяются. А там что за самолёты стоят, наши новые? А какого чёрта звёзды белые, что красной краски не было. Немедленно перекрасить. Товарищ комбриг, маршал вон, хвастал, что в вашей части порядок идеальный, а у вас чёрте что творится, а ещё наглости хватает нас от важных дел отвлекать и это безобразие показывать. Дам-ка я команду, как следует проверить вашу часть, и по итогам проверки сделаем надлежащие выводы.
— Лев Захарович, — успел вставить слово Иван Яковлевич, обалдевая от напора Мехлиса, — Это новейшие японские самолёты, только вчера угнанные по моему приказу с секретного японского аэродрома в десятках километров от Уссурийска.
Чего там китаец старый ещё сказал? «Знающий не говорит». Блюхер молчал. Тихо Богу или Карлу Марксу молился. Он-то точно знал, что это не самолёты с инцидента на станции Маньчжурия. Там Брехту с Баграмяном только один истребитель-биплан старенький Ки-10 в виде трофея достался.
Лев Захарович Мехлис свёл брови. Отмотал назад. Открыл рот, чтобы чего-то умное опять сказать и закрыл его. Пошёл по направлению к целым самолётам. Обошёл по нескольку раз каждый, вернулся к группе военных, застывших у кучи поломанных самолётов. Покачался с носка на пятку и обратно, разглядывая их, как жуков в гербарии.
— Василий Константинович, — заместитель народного комиссара обороны — начальник Главного политуправления Красной армии, сощурился, — Ты знал? Твоя работа?
Настала очередь соображать маршалу Блюхеру. С одной стороны, он понимал всю ценность подарка, даже с учётом сломанных. Десяток новых только принятых на вооружение японских самолётов неизвестной конструкции — все монопланы. Если их развинтить и отдать учёным конструкторам, тому же Поликарпову или Илюшину, то они могут резко двинуть вперёд наше авиастроение. А если отдать опытным лётчикам, те, что по винтикам не разобрали, то они их досконально изучат, облетают, найдут слабые и сильные места и напишут инструкции, как с ними, этими новейшими самолётами, бороться в случае военных действий Японии против СССР и его союзников. Это были плюсы. Огромные плюсы. Просто огромаднейшие полюсы. Это нескольким участникам …м, операции, пусть, звание Героя Советского Союза можно давать. Ну и прочие повышения звания и ордена. А минусы? Есть чёткий приказ и Ворошилова и Сталина и даже разъяснения самого Льва Захаровича на провокации японских милитаристов реагировать, не переходя границу. После событий у озера Хасан и инцидента у станции Маньчжурия так и поступали. Десятки убитых пограничников, десятки пропавших без вести, то есть, не ходи к семи гадалкам, захваченных японцами или китайцами и утащенных в плен на их территорию, и бессилие командиров от простого лейтенанта до него командарма и маршала. Приказ. А тут сколько — восемнадцать самолётов угнали с территории Маньчжоу-го. Ну, и гражданский — девятнадцать. За пределами разума. Так не сами же отдали. Там и трупов десятки должно быть, а то и сотни.
Вот и думай. Брехта отдать на растерзание со всем этим отличным полком или дырку для ордена самому просверлить?
— Молчат ведь косоглазые. Ни слова. Даже протеста не заявили. — Вступил в разговор стоящий за их спинами и молчавший до сих пор Михаил Петрович Фриновский.
— Беда бедовая! — Мехлис отвёл взгляд от маршала и повернулся к начальнику Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. — А ты что скажешь, Михаил Петрович? Ты знал? Ты команду дал? Ты, вообще, откуда здесь?
Фриновский подошёл к голубому самолёту, повернулся к Брехту. Вопросительно глянул, но промолчал. Потом махнул рукой и ответил Мехлису:
— Нет, Лев Захарович. Вот только увидел. Но операция проведена блестяще. Не пойму только почему куча сломанных самолётов, — и снова махнул рукой, типа, после объяснишь, Брехту, — Я тут по другому поводу. У нас ЧП государственной важности, комиссара государственной безопасности 3-го ранга Люшкова Генриха Самойловича застрелили на территории Маньчжоу-го в тридцати километрах от Уссурийска. Шёл на встречу с каким-то своим засекреченным агентом. Был один.
— Мать же вашу, простоквашу! — Мехлис сдёрнул фуражку, стёр мгновенно выступивший на лбу пот. — А эти тут причём? — мотнул головой на командиров полка и Брехта, стоящих навытяжку