Страница 3 из 27
«Я шкет-суслолов. Я сусланов ловлю!..»
Я шкет-суслолов. Я сусланов ловлю!Пастух меня учит настроить петлюСреди ковылей и кипящего зноя.Он пахнет седлом, кизяками, костром.Потом мы сидим в полынях под бугромИ курим, и смотрим, как овцы гурьбоюСтекают к воде, потрясая руна…Налево страна и направо страна…Вершины курганов неровной грядоюОтходят к Алтаю. Как пахнет полынь!И беркут, пластая тяжелую синь,Висит в два крыла над округой своею.Тень птицы – то вниз, то спешит на холмы,И суслик на свет вылезает из тьмы,Свистит, и петлю надевает на шею…Запомнилось: курево, беркут и это,Сквозь тело прошедшее острое лето,Шкварчащие тушки, чугунный казан,До боли молчащие овцы в загоне,Тяжелые росы, луна в капюшоне,И грозы, что нам присылал Казахстан.Яблочки-1
Дед бабахнул из ружья!Я бегу, собак шугая.Соль-то горькая какая!Добежать бы до ручья!И в штанах, штаны спустив,Прыгаю с обрыва в воду —До чего ж люблю природу!У ручья такой мотив!Августовская морока,Ветки ломятся в саду…До зари еще далеко —Вымокну – не пропаду!…Вообще-то, зелены,И вдобавок жаль штаны:Сколько дырок хрыч наделал, —Вредный, хуже сатаны!Он, куркуль, средь бела дняНе отходит от плетня.Стану Павликом Морозовым —Узнает у меня!А беда горит огнем.Ох, похоже, дело скверно.Батя выпорет, наверно,У него ремень при нем.Всё припомнит – и «войну»,И ружье, и папироску…И пескарь меня за соскуТянет, тянет в глубину.«Я не был босяком, но бегал босиком…»
Я не был босяком, но бегал босиком…Апрельская земля. Проталины черны.Уже грачи в поля из южной стороныНаволокли тепла, забот невпроворот!Вот сели край села. Вот сели в огород.Вот батя взял ружье. Вот целится, вот бьет.И всё нутро мое ликует и поет!И я бегом, босой – под гром весенних труб —Тащу грача домой…И мама варит суп.«…Я ставил капканы, я целился влет…»
…Я ставил капканы, я целился влет,Я острой пешнею распарывал лед,Я жег керосин, я читал по слогам,Я слушал, как холод гулял по ногам,Когда красный сеттер распахивал дверьВ избушку, где жил я, как маленький зверь,Зажатый снегами, покинут судьбой,С чадящею в небо кривою трубой.Красивое время! Эпоха печали!Ни целых сапог, ни крыла за плечами.Зола поутру. Выгребаю золу.Горящие угли стекают во мглуПо длинным сугробам, туда, где заряПолзет на курган сквозь броню января.Стекают, шипят, в темноте пропадая.Над мертвой трубою луна молодаяСкуластой казашкою треплет косу,И звезды, как деньги, звенят на весу…А мне-то – до них! Я золу высыпаю,И печку топлю, и в тепле досыпаю…Красивое время! Такое начало,Что каждая жилка струною звучала!И если прикрою глаза, то виднаПод чистыми звездами та сторона,Где славился труд, поощрялись проказы,Где боль выплавлялась в такие алмазы,Что их не продать, не оправить в металл…Там я человеком, наверное, стал.«В чепрак завернусь поплотней, закимарю…»
В чепрак завернусь поплотней, закимарю,Теплом задыхаясь и потом коня.Луна азиатскую плоскую харюПросунет меж туч и увидит меня.Со звоном осыплется небо на землю,По склону к воде прогремят табуны,Росинка взойдет по упругому стеблюИ станет серебряной в свете луны.Откликнутся выпи. Качнутся болота.Затихнут на дальних лугах косари.Былины придут и столпятся у входаВ мой сон, что я буду смотреть до зари.И всё оживет – и волшбы, и поверья,Раскинутся царства, бери и владей!Ковыль золотой, ястребиные перья,Упругие спины степных лошадей!Красавицы, равных которым не будет,Клинки, закаленные в яром огне,Хорошие песни, хорошие люди,Как в жизни, которая выпадет мне.На конюшне
Жеребца превращали в мерина.Он лежал, тяжело дыша,И сознанье его не верило,И не чувствовала душа,Что уже мужики не балуют —Сталь отточена и крепка! —Что к другому уходит чалая,Хоть и рядом стоит пока…Он не верил, что мы жестокие,Он в ремнях сыромятных вяз,И глазами, как ночь, глубокими,Шею выгнув, смотрел на нас…До чего ж эта правда грустная!Как забрел я в нее, пострел?Сколько лет прошло – всё кляну себя,Всё жалею – зачем смотрел…