Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 2

Фёдор Подстоевский

Завтрак с дедом

Это была дождливая и серая неделя. Я ездил на Московском центральном кольце почти каждое утро и вечер. Среди людей, сидящих в вагонах, было много женщин. Внезапно я понял, что как минимум одна из них не помыла жопу после естественного отправления в туалете. Как обычно, в узорах окружающего пространства я видел грустный и немного злобный смайл. И спустя месяц женщины увидели там огромный туалет. Они подошли к мужикам и поздоровались.

Возвращаясь домой, я размышлял, что в магазине опять пропал салат с ананасами, а морская капуста в сливочном соусе уже потеряла свой вкус и напоминает морскую тину. Я не мог покупать каждый день одно и то же, потому что я новатор и диссидент.

Это же отразилось и на всех моих попытках построить интимную личную жизнь: в период влюблённости всегда присутствует ощущение, что теперь-то всё заиграет новыми красками.

Я встретился дома со своей женой.

– Подожди, мне нужно отойти в туалет.

– Да, конечно.

К сожалению, больше мы никогда не виделись. Я сохранил невозмутимость и продолжил ходить в туалет. Впрочем, я глубоко сомневался, что она и правда существовала, а если и существовала, то надеялся, что она провалилась в сортир. Я никогда не мечтал обзавестись гражданской женой в привычном понимании этого слова. Когда мы встречались, я специально показывал ей своё дерьмо, чтобы она поднялась до моего уровня или ушла. Я отвратительно шутил и высмеивал её. Она негодовала и посылала мне в ответ нелепые детские проклятия и свежие интернет-мемы. Тогда я ненавидел её ещё больше и мечтал уничтожить. Я старался отправлять ей всё самое мерзкое, что находил у себя внутри, и удивлялся, что она не убегает от меня в ужасе и страхе столько времени. В конце концов я приходил в себя и осознавал, что там никого нет, и ничего не хотел. Я знал, что историю с женой можно было растянуть на несколько глав или даже несколько томов, а также обыграть, проиграть и переиграть в реальной жизни, но ведь тупая волосатая обезьяна меня совсем не любит. Она ненавидит меня, воняет дерьмом и не признаёт личного пространства: она хотела сделать наши деньги и комнаты общими и превратить меня в работающий круглые сутки терминал группы поддержки. На мои же просьбы о помощи в ответ не следовало ничего. Когда я растворялся в своих делах и отторгал её, она начинала тормошить меня, злиться и ненавидеть: ведь именно сейчас она безумно хотела обсудить со мной вопрос покупки новой стиральной машины, соскучилась по моему теплу и интимным половым контактам; она чувствовала измену, хотя и сама любовалась на мужиков, которых считала красивее и круче меня. Дописав этот текст, я почувствовал запах концентрированной мочи, говна и моющего средства для туалета. Стало очень неприятно. Она часто посылала мне неприятные запахи. Конечно, втайне я безумно мечтал, чтобы моя жаба вышла замуж против меня за кого-нибудь другого, а я гордо смотрел на них – двух лохов – с высоты своего одиночества, ненавидел, был самодоволен, рад и таким образом преисполнен. Так всё и произошло.

Я выглянул из окна. Они припарковали возле соседнего подъезда машину. Еле сдерживая тошноту, я смотрел, как после недавней брачной церемонии они загружают в кредитный хэтчбек сумки из продуктового магазина. На ней были надеты потные черевички с треугольным носом, а на платье интересный принт: вроде бы цветочки, а вроде и голубиный помёт…

– Пожалуйста, вытащи из трубы лобковые волосы. Потом обязательно прими душ: мы пойдём заниматься сексом.

– Да, дорогой.

Из меня вырвался смешок. Они почувствовали мой взгляд, но быстро отвернулись и ушли в квартиру, которую взяли в совместную ипотеку. Конечно, там они были счастливы. Она тянулась ко мне из своей тоски по новому и неизведанному, и чувствовала во мне силу, которую никогда не мог бы дать ей обычный придурок. Но после расставания она легко перетянула чашу весов на свою сторону, и лохом оказался я: бомжом-эскапистом, маргиналом, сидящим на помойке изгоем общества, что, оказывается, вовсе не круто!

Я понял прошедших мимо моего окна придурков-молодожёнов как нелепую попытку изобразить против меня самодовольствующееся целое, земной мини-рай. Она хотела сделать это со мной и оскорбила столь унизительным бытовым отношением. Утопия, такого не может быть – вот как она обозначила мои идеи, а мой мир признала ненастоящим и узким, хотя совсем недавно пыталась изобразить, как близка ко мне, что даже сделала грустные литературные записи и сочинила стихи про говно – свободная путешественница, курительница марихуаны – ведь я так об этом мечтал.

Я закрыл окно blackout-шторой, широко улыбнулся, и вокруг меня засветилась радужная аура. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы очистить разум от воспоминаний о своих неудачных женщинах. И я прошёл вглубь комнаты, где на вечернюю медитацию меня уже ждали архонты. Запахло благовониями. Я отпустил свои раздражение и гнев, и один из архонтов, чувствуя грусть, сделал для меня ритуал: он разложил в туалете вещи, по одной на каждую плитку, затем сел перед унитазом и начал молиться в одних трусах. Я никогда не слышал ничего смешней, чем звуки, которые он издавал! Мы обнялись, и на моих глазах выступили слёзы. Я стал безумно счастлив и излучал тёплый свет. Мы поздоровались и сели медитировать. Здесь мне недолго приходилось терпеть случайные мерзости, демонические испарения и проявления обывательского зла, я быстро и без последствий растворял их и имел на это полное право; я создавал для нас чистейшие пространства, где сияли под звёздными небесами кристальные озёра и голубые цветы, в которых небольшие бабочки собирали пыльцу. Мы не произносили ни слова, потому что в этом не было надобности, и могли слышать пение птиц и отдалённые раскаты грома, внушающие восторг и благоговение. Мы не чувствовали боли, страха, напряжения и омерзения пустоты. До нашего слуха доносилась прекрасная музыка, и мы не сгорали, погружаясь в раскалённые потоки красной лавы. Чтобы почувствовать это, в нашем веке люди строят самолёты и космические корабли. Много слов можно придумать для описания этих пространств, и с умножением мыслей умножались и возвеличивались красоты, но идея была в другом: здесь мы просто сидели – это было то место, где наши души соприкасались и ничто не могло поселить в нас сомнения или раздор. Также мы проделывали над миром определённую работу. Затем я разверзнул тектонические плиты обратно и вернулся на хату.

Я вспомнил, что видел похожие леса и бушующие водопады в своих детских мыслеобразах. Да, эти новые и цветущие пространства были похожи на рай, но почти всё это было ошибкой. Это было совсем не то, чем должна была завершиться моя работа на земле. Я вспоминал кое-что и видел знаки, напоминающие о том, что, в общем-то, никакого начала и завершения у меня нет и никогда не было, а моя сущность заключается не в сладострастных весенних садах, а в пустом, вонючем, заброшенном кирпичном доме, в котором горит огонь, откуда я и родился. В маленьком возрасте я вспоминал его с тоской и отвращением, но он был похож на правду больше, чем даже космос, с его ароматом и пыльными звёздами, который поначалу притягивал, а потом смахивал на фуфло, как и всё, вокруг чего оборачивается ажиотаж.

…и каждое новое утро звучало, как надоевшая мелодия на детском музыкальном устройстве… Но за неимением другой приходилось заводить её раз за разом. Молодые пацаны взрывали грелки и поджигали газеты с дерьмом, а я был занят чередой обычных событий. На потускневшей полуденной улице встретились весёлые рабочие, и у них произошёл диалог в духе нового времени:

– Нихуя себе караси приплыли!

– Правда ли, что вчера у тебя произошёл понос?

– Да, я довольно жидко опорожнил кишечник!

– Я тоже сходил в туалет.

На работе я смотрел в монитор и на одном из сайтов обратил внимание на запись «система быстрых платежей» – и надолго вылетел из привычных координат, вглядываясь в слово «система». Я читал его долго, медленно и по слогам: си-сте-ма. Я медитировал на него и погружался всё глубже: С И С Т Е М А. С чем ассоциируется это слово? Конечно, большинство людей, глядя на него, сразу вспоминают коровьи сиськи. Коровьи, а не женские, потому что коров доят очевидно и повсеместно.