Анабиоз

— Ну просто если уж жить у чёрта на куличках, то должен быть огород с клубникой и пчёлы! — Непреклонным тоном заявила Тася. Так, что сразу становилось понятно — на меньшее она не согласна!

— Должен быть? Огород? Но зачем?

— Как зачем? Выращивать свои овощи.

Митяй пожал плечами.

— Какой смысл выращивать свои овощи, если они доступны для покупки? Причём на автоматических фермах соблюдаются все существующие методы культивирования. Качество продукции там настолько высоко, что частнику невозможно к нему даже приблизиться. Так зачем мучиться самому, чтобы вырастить что-нибудь более худшего качества? А потом ещё и употреблять это в пищу?

— Ну, это просто приятно. В смысле, вырастить что-нибудь самому. Это хобби такое.

— А.

Митяй кивнул, но по лицу было видно, что ничего-то он не понял.

— Значит, ни огорода, ни пчёл. — Вздохнула Тася.

— А в твоё время ещё были пчёлы?

— В смысле? — Тася прям похолодела. — Что значит — в моё время? У вас что, нет пчёл?

— Есть, конечно. Но их очень мало. Они живут в заповедниках, на небольших территориях.

— А как они опыляют растения?

— Дроны опыляют. — Митяй снова улыбнулся, но уже не так весело. — Небольшие такие дроны. Заряжаются от солнца, автономно работают, десятилетиями. Даже мёд при необходимости могут собирать.

— А пчёлы?

— А пчёлы не везде могут жить.

— У вас на Земле ядовитая атмосфера? — Шёпотом спросила Тася.

— Нет. С чего ты взяла?

— Ну, а почему тогда пчёлы не могут жить везде?

— Из-за излучения. Очень много всяких видов и источников излучения, и оно везде, пронизывает Землю бессчётное количество раз.

— Да-а?

— Да.

Тася вздохнула.

— Тогда ладно.

— Слушай, а ты хочешь Землю увидеть?

— Спрашиваешь!

— Тебе будет интересно.

Тася фыркнула.

— Ещё бы! Кому бы на моём месте не было бы интересно?

— Люди разные. — Уклонился от ответа Митяй.

— Ладно. Так что дальше? — Тася устроилась поудобней. — Вы жили с отцом без огорода и всё время тренировались?

— Да, так и было. Всё время.

— И зачем? — Неизвестно кого спросила Тася. — А… и что, получается, вы всегда только вдвоём были? А твоя мама?

— Мамы у меня не было.

— Как так? — Тася с ужасом взглянула на него. — Ты что, иск… искусственный что ли? Ну, в пробирке рождённый?

— Ну у тебя и предположения. — Митяй откашлялся и постучал себя кулаком по груди. — Нет, конечно. Просто она хотела свободы… от всего, ну и отец меня забрал себе. Мама… я встречался с ней, когда вырос. Она немного не от мира сего. Но она человек.

— Ладно, извини. Кто его знает, что в ваше время существует.

— Да ничего. Я понимаю, что для тебя это всё как сказка звучит.

— Ну не всё, но многое. Так что, получается, вы всё твоё детство жили вдвоём? Ты даже людей живых не видел?

— Не совсем. У меня был учитель. Самый искусный воин из всех, кого я когда-либо видел. Лично видел.

— То есть лично? Ты же никого больше и не видел, только отца да его.

— Нет. — Терпению Митяя можно было только позавидовать. — По сети мы часто проводили тренировки с другими бойцами. Лично — это когда ты встречаешься с человеком, пусть даже в виртуальной комнате. Эффект погружения в ней такой, что по сути ты действительно вступаешь с ним во взаимодействие. С человеком, который существует на самом деле, пусть и живёт далеко. Но он живёт, понимаешь? Он не выдумка. Это касается и моего мастера. Легенды и фильмы — это одно, это просто художественный вымысел, а вот видеть такого человека прямо перед собой и знать, что он настоящий — совсем другое дело. Особое достижение — когда ты выходишь с ним на бой. Этого на моей памяти добились только несколько мастеров. Но это всё я потом узнал. А вначале просто слышал про него. После того моего триумфального турнира, он ко мне приехал. Это большая честь. Мне повезло, он не просто приехал на меня посмотреть. Он меня тренировал.

— Да ну! Расскажи.

Митяй молча посмотрел на неё. Тася уже думала — откажет. Но он вдруг кивнул.

— Впервые я его увидел, когда мне было тринадцать. К тому времени я уже выиграл свой первый турнир и был уверен, что крут. Что мне уже нечему учиться. Я и отца тогда уже легко побеждал. В общем, я был о себе высокого мнения.

Тася подняла брови, будто не верила услышанному, но промолчала.

— И вот отец сказал, что к нам придёт сосед. Он вроде как много лет жил неподалёку и практиковал свой боевой стиль, но мы не пересекались. Не знаю, почему. Потом я спрашивал отца — тот отвечал, что такие люди не совсем люди, живут в своём особенном мире и не любят оттуда выныривать.

— Как Саблезуб… — Оживилась Тася. — Он по сути тоже в каком-то своём мире живёт, да? О котором мы понятия не имеем?

— В каком-то смысле да. — Согласился Митяй. — И вот этот мужчина пришёл. Звали его как-то смешно. Фёдор, что ли. Имя стёрлось из памяти. Я давно зову его просто Мастер. А вот как он выглядел, я помню прекрасно. Ему было лет пятьдесят. Невысокий, худой, жилистый. Щёки впали, кожа загорелая, почти чёрная. Ну, я ведь думал, что сильнее всех. И когда он предложил его ударить, я ударил.

— Ударил? — Не удержалась от восклицания Тася.

— Конечно. Чтобы показать, что я не пустое место. Ему же уже полтинник, а во мне энергия бурлила так, что я на месте не мог устоять. Тебе что, тринадцать лет не было?

Тася вспомнила… в тринадцать у неё не было ничего, кроме брата и его чётких инструкций, которые она выполняла. Сказать что-нибудь против… да ей бы и в голову не пришло. И всё же в ней уже просыпалось нечто… протест, вера, что она не такая уж маленькая и слабая, как говорит брат.

— Было. — Уверенно ответила Тася.

— И вот, я ударил… и не попал. Как будто ударил мимо, промахнулся. А такого быть не могло. Я помню это своё удивление, как вчера случилось. Я нахмурился, убедился, что он стоит передо мной, и ударил снова.

— И промазал! — С восторгом воскликнула Тася.

— Да. Снова.

— И потом прыгал вокруг и пытался ударить? И так и не смог?

— Нет, не так. — Митяй улыбнулся. — Я остановился и стал думать. Я не видел, как он двигается. Но он двигался, уходил от моего удара. Вначале я, конечно, подумал, что он не живой. Проекция какая-нибудь. Я протянул руку и пощупал его.

Тася с восторгом ожидала каждого дальнейшего слова.

— Он был живой, тёплый. Рука у него была как камень.

— И потом?