Парень встретил парня

Беспредельной Дарлин приходится нелегко. Совмещать роли звездного квотербека и королевы красоты получается не всегда. А порой и вжиться в роль трудно. Другие школьные дрэг-квины редко садятся с ней за ланчем, мол, она плохо ухаживает за ногтями, а в майке-алкоголичке кажется слишком накачанной. Футболисты чуть лояльнее, хотя небольшая проблема возникла в прошлом году, когда Чак, запасной квотербек, влюбился в Дарлин, а услышав, что он не в ее вкусе, впал в депрессию.

Я не слишком беспокоюсь, услышав, что Беспредельная Дарлин в полном раздрае. Она всегда в полном раздрае, иначе ей было бы не о чем говорить.

Впрочем, на сей раз дилемма у нее самая настоящая.

– Тренер Гинсбург меня доконает, – объявляет она. – Сегодня вечером клятый Прайд-парад. Тренер хочет, чтобы я шла вместе с командой. Но, как школьная королева красоты, я должна быть ведущей, то есть объявить, что наша команда идет. Если не смогу нормально объявить, возникнут вопросы к моему статусу. Трилби Поуп отнимет у меня корону, и это будет скверно-скверно-скверно! Ее сиськи фальшивее моих!

– Думаешь, Трилби Поуп до такого опустится?

– Разве не все попы́ – склочные по́пы? Конечно, она до такого опустится. А выпрямиться не сможет: сила тяжести не даст.

Обычно Беспредельная Дарлин ведет себя как участница непрерывного конкурса Мисс Дружелюбие. Но Трилби Поуп – ее слабое место. Они были близкими подругами, способными по три часа обсуждать дело, на которое потратили час. Но потом Трилби увлеклась хоккеем на траве. Она звала с собой Беспредельную Дарлин, но ведь в футбол играют в том же сезоне, что и в хоккей на траве. Подруги разбежались по разным тренировкам, по разным компаниям. Трилби стала носить клетку, которую Беспредельная Дарлин ненавидит. Трилби стала общаться с парнями-регбистами. Атмосфера накалилась до предела. В итоге они поссорились – прямо на уроках обменялись злыми записками, сложенными в виде артиллерийских снарядов. Сталкиваясь в коридорах, они мелодраматично отводили глаза. С тех пор как они по-дружески менялись аксессуарами, у Трилби сохранились вещи Беспредельной Дарлин. Беспредельная Дарлин хочет их вернуть, о чем рассказывает всем, кроме Трилби.

Нить разговора постепенно от меня ускользает. Я по-прежнему высматриваю в коридорах Ноя, прекрасно зная, что если увижу его, то густо покраснею и рвану к ближайшей двери.

– Позволь осведомиться, – осведомляется Беспредельная Дарлин, – что тебя так отвлекает?

Здесь я чувствую, что у нашей дружбы есть лимит. Если Бесконечная Дарлин спокойно выкладывает мне свои секреты, то я боюсь: если выложу ей свои, секретами они быть перестанут. Они превратятся в общешкольное достояние.

– Просто ищу кое-кого, – уклончиво отвечаю я.

– Разве не все мы так?! – горестно осведомляется Беспредельная Дарлин. Только я решаю, что опасность миновала, она спрашивает: – Это кто-то особенный?

– Нет, нет, ничего серьезного, – лепечу я, скрестив пальцы, а про себя молюсь: «Пусть это будет серьезно!» Да, я молюсь Всемогущей-Лесбийской-Богине-Которой-Нет-В-Реале. «О многом не прошу, клянусь! – говорю я ей. – Но пусть Ной окажется именно таким, как я надеюсь. Пожалуйста, пусть он станет человеком, с которым я смогу зажигать и который захочет зажигать со мной».

Мое отнекивание вернуло Беспредельную Дарлин к ее собственной дилемме. Я советую ей на параде идти с футбольной командой, но надеть свои королевские регалии. Мне это кажется разумным компромиссом. Беспредельная Дарлин начинает кивать, но потом ее взгляд падает на кого-то у меня за спиной и наполняется яростью.

– Не смотри туда! – шепчет она.

Разумеется, я смотрю. Мимо идет Кайл Кимбалл. От меня отворачивается, словно может подхватить чуму от одного бубонного взгляда.

Кайл – единственный парень-натурал, которого меня угораздило поцеловать. В ту пору он сомневался в своей гетеросексуальности. Встречались мы несколько недель в прошлом году, то есть в девятом классе. Он единственный из моих бывших, с кем я больше не разговариваю. Порой даже кажется, что Кайл меня ненавидит. Это очень странное ощущение. Я не привык, чтобы меня ненавидели.

– Он поймет, – обещает Беспредельная Дарлин, когда Кайл ретируется в классную комнату. Это она сулит уже год, не уточняя, кто поможет Кайлу понять. Порой я гадаю, не меня ли она имеет в виду.

После некоторых расставаний вспоминается лишь плохой конец и обида на бывшего возлюбленного. После некоторых одолевает тоска по самым светлым моментам, а причина разрыва стирается из памяти. Мои мысли о Кайле – сумбур начала и конца. Я вспоминаю его восхищенное лицо, отраженное мерцающим светом киноэкрана; вспоминаю, как передал ему записку, а он, не прочитав, порвал ее в клочья; вспоминаю, как он впервые взял меня за руку по пути на математику; вспоминаю, как он называл меня лгуном и лузером; вспоминаю, как понял, что нравлюсь ему, когда засек его у моего шкафчика еще до моего прихода; вспоминаю, как понял, что больше не нравлюсь ему, когда решил вернуть ему книгу, которую брал почитать, а он от меня отшатнулся.

Кайл сказал, что я заморочил ему голову. Он рассказал об этом всем.

Поверили ему лишь некоторые. Но мне было важно не что думают они. Мне было важно, что думает Кайл. И верит ли он сам в свою байку.

– Он хуже всех, – говорит Беспредельная Дарлин. Но даже она понимает, что это неправда. Кайл далеко не хуже всех.

Я смотрю на него, и мой внутренний саундтрек звучит глуше. Отлетает кайф от встречи с Ноем.

Беспредельная Дарлин пытается меня подбодрить.

– У меня есть шоколадная конфетка, – говорит она и запускает огромную ручищу себе в сумочку, нащупывая «Милки уэй»-мини.

Я сосу нугу с карамелью, когда к нам подходит Джони со свежим докладом о Ное. К сожалению, он не отличается от последних пяти.

– Я его не нашла, – сообщает она. – Я нашла знающих, кто он, а вот где он, похоже, не знает никто. Раньше мне помогал Чак, так он назвал его «таким художественным». У Чака это не наивысший комплимент, но я хотя бы поняла, в каком направлении двигаться. На стене у художественной мастерской обнаружился снимок, который сделал этот тип. Чак помог мне его снять.

Воровство Джони меня по-настоящему не тревожит. Мы то и дело снимаем вещи со школьных стен, потом вешаем их обратно. Но мой внутренний радар засекает, сколько раз Джони упомянула имя Чака. Раньше, когда Джони в очередной раз принималась сорить именем Теда, я делал вывод, что у них снова налаживается. То, что теперь вместо Теда Чак, меня сильно шокирует.

Джони вытаскивает из рюкзака маленькую фотографию в раме. Рама того же цвета, что у очков Бадди Холли[14], и, по сути, работает так же.

– Внимательно посмотри, – советует мне Джони.

Я подношу фото к глазам – гляжу не на собственное отражение, а на то, что за ним. Сперва ближе к заднему плану я вижу старика в кресле. Возрастом он примерно как мой дед, сидит в старом деревянном кресле-качалке и ухохатывается. Потом я замечаю, что он сидит в комнате, заставленной стеклянными шарами. Круглые пластмассовые шейкеры, внутри каждого собственная, трудно различимая модель, их там сотни, а то и тысячи. Снежные шары на полу, на полках, на разделочном столе, на обеденном столе неподалеку от кресла.

Классная фотография!

– Ты не можешь ее забрать, – напоминает Джони.

– Да, да. – Я смотрю на фотографию еще минутку, потом возвращаю ее Джони.

Беспредельная Дарлин в наш разговор не вмешивается. Но она вот-вот лопнет от любопытства.

– Это просто один парень, – говорю я.

– Давай-давай, рассказывай! – настаивает она.

И я даю. Я рассказываю.

По ходу своего рассказа я понимаю, что Ной не «просто один парень». За две минуты нашего с ним общения возникло чувство, способное длиться годами. Откровенничая с Беспредельной Дарлин, я не на пересуды себя обрекаю.

Нет, я подставляю под удар свое сердце.

Гордость и радость

Во второй половине того дня мы с Джони и Тедом наблюдаем за школьным Прайд-парадом. Это первый парад, за которым я слежу, сидя на трибунах. Получилось так случайно, из-за несостыковки расписаний. У нас в школе слишком много кружков и секций, в каждой категории нужно приветствовать слишком много команд. Именно поэтому на каждом параде внимание уделяется лишь дюжине коллективов. Меня попросили привести на этот парад свою труппу, но мне показалось, что такое признание навредит нашему искусству: личность актера окажется выше самого актерства. В итоге я сижу на самом верху трибун нашего спортзала и оцениваю показания барометра отношений Джони и Теда. Прямо сейчас давление высокое. Тед то и дело посматривает на Джони, а она на него – почти нет.

14

Имеется в виду черная оправа Бадди Холли, американского певца и автора песен, одного из первопроходцев рок-н-ролла.