Страница 2 из 13
Не знаю, как это лучше описать, но парни раскачиваются из стороны в сторону. Учитель, который ведет у них занятия по хору, играет на пианино – судя по мелодии, это что-то французское, а Саймон только что сделал шаг вперед и приложил руку к сердцу.
«Помнишь ли ты счастливые дни в Ханаане…»
Голос у него немного дрожит, а французский акцент кошмарен. Но, черт возьми, до чего это все смешно! Он падает на колени, хватается за голову, стенает – это без преувеличения лучшее исполнение всех времен и народов.
Ко мне бочком подбирается Нора.
– Угадай, сколько раз я слышала, как он репетирует это у себя в комнате?
– Он же не знает, что ты его слышишь, правда? Пожалуйста, скажи, что нет.
– Он не знает, что я его слышу.
Прости, Саймон, ты слишком милый. Не будь ты геем и в отношениях, я бы вышла за тебя. И давайте начистоту: это было бы здорово, даже не потому, что в средней школе – печальная история! – я была тайно в него влюблена, о нет. Для начала, я была бы не прочь носить фамилию Спир, потому что у Саймона идеальная семья. Нора стала бы моей золовкой – это все равно что сестра; а еще у него есть крутая старшая сестра, которая учится в колледже. К тому же Спиры живут в огромном классном доме, и одежда у них по всем комнатам не разбросана. Да я даже собаку их люблю!
Песня заканчивается, и я выскальзываю из-за кулис в зрительный зал, пробираясь на самый последний ряд, известный среди будущих звезд сцены как «места для поцелуев». Но я здесь одна и совсем с другой целью – наблюдаю за происходящим издалека. Мама вечно пытается уговорить меня сходить на пробы, но я сопротивляюсь и ни разу не участвовала в постановке. Видите ли, можно годами рисовать в скетчбуке фиговенькие фан-арты, и никто никогда их не увидит. Или барабанить в пустой комнате, пока не начнет получаться достаточно хорошо, чтобы давать концерт. А у актеров нет возможности годами ковыряться в своем ремесле в одиночестве. Зрители у них появляются еще до того, как наступает час выходить на сцену.
Музыка становится громче. На сцену выходит Эбби Сусо – на ней огромный расшитый воротник и парик Элвиса – и начинает петь.
Конечно, она великолепна. У нее не такой сильный голос, как у Ника или Тейлор, но она попадает в такт и при этом умеет быть смешной. В том и фишка. На сцене она строит из себя уморительную недотепу. В какой-то момент мисс Олбрайт даже расхохоталась. Это о чем-то да говорит: во-первых, кто бы мог подумать, что люди правда хохочут; во-вторых, она видела этот номер примерно тысячу раз. Да, Эбби настолько крута. Даже я не могу отвести от нее глаз.
Когда прогон заканчивается, мисс Олбрайт собирает актеров, чтобы провести разбор. Все равномерно распределяются по сцене – все, кроме Саймона и Ника, которые немедленно перемещаются к самому краю, поближе к Эбби. Вполне предсказуемо.
Ник обнимает Эбби за плечи одной рукой, она придвигается к нему поближе. Тоже вполне предсказуемо.
Вайфая здесь нет, так что я вынуждена слушать сначала замечания мисс Олбрайт, а потом десятиминутный монолог Тейлор Меттерних о том, как потерять себя и стать своим персонажем. Подозреваю, Тейлор просто уносит от звука собственного голоса. Уверена, она получает миллион маленьких оргазмов прямо у нас на глазах.
Наконец мисс Олбрайт останавливает этот поток, и все начинают собирать рюкзаки и расходиться. Саймон, Ник и Эбби остаются сидеть у оркестровой ямы. Я встаю, потягиваюсь и спускаюсь в проход, чтобы к ним присоединиться. Мне одновременно хочется и кричать о том, какие они молодцы, и ничего не говорить. Что-то останавливает меня. Может, это чересчур искреннее проявление чувств слишком похоже на то, как вела себя Лиа-пятиклассница. Это если не принимать во внимание тот факт, что от идеи восхищаться Эбби Сусо меня буквально начинает тошнить.
Поэтому я просто вскидываю ладонь.
– Пятюню, Саймон! Ты был великолепен!
– Я даже не знала, что ты здесь, – говорит Эбби.
Сложно понять, что она имеет в виду. Может, это завуалированное оскорбление: «Что ты вообще здесь делаешь, Лиа?» Или: «Мне на тебя плевать, поэтому я тебя не замечаю». Или я опять выдумываю лишнее. Когда дело касается Эбби, это случается сплошь и рядом.
Отвечаю ей кивком.
– Я слышала, вы едете в «Вафл Хаус»?
– Да, мы ждем Нору.
Мимо нас проходит Мартин Эддисон.
– Пока, Симеон, – говорит он.
– Пока, Рубен, – отвечает Саймон, поднимая взгляд от телефона. Так зовут персонажей, которых они играют, и да, Саймону досталась роль Симеона – полагаю, мисс Олбрайт просто не могла себе в этом отказать. Рубен и Симеон – это братья Иосифа, так что все это было бы даже мило, если бы не Мартин Эддисон.
Он отходит в сторону, Эбби провожает его яростным взглядом. Ее не так-то просто вывести из себя, но Мартину это удается самим фактом своего существования – и тем, как он всегда останавливается, чтобы заговорить с Саймоном, будто в прошлом году не случилось ничего особенного. Офигительная наглость. Саймон отвечает коротко, но меня бесит, что он вообще отвечает. Не то чтобы я могла ему указывать, с кем разговаривать. Одно я знаю наверняка: Эбби это бесит ничуть не меньше.
Саймон снова уткнулся в телефон: наверняка пишет Брэму. Они вместе чуть больше года – одна из тех счастливых парочек, при взгляде на которые немедленно начинает тошнить. И речь сейчас совсем не о том, что они демонстрируют свои чувства при всем честном народе. Нет, в школе они даже не прикасаются друг к другу, скорее всего потому, что окружающие – те еще неандертальцы, когда дело доходит до геев. Зато Саймон и Брэм весь день переписываются, а уж какими взглядами обмениваются – и пяти минут друг без друга продержаться не могут. Не завидовать им невозможно. Не только потому, что «любофф-сирца-уединитесь-уже-парни» и прочее «долго и счастливо», но и из-за того, через что им пришлось ради этого пройти. У них хватило смелости сказать: «Насрать на все, насрать на порядки в Джорджии, насрать на всех зашоренных гомофобов».
– Брэм и Гаррет тоже приедут? – спрашивает Эбби.
– Ага. У них только что закончилась тренировка, – говорит Саймон с улыбкой.
Мы едем с Саймоном: он за рулем, я на пассажирском, Нора сзади – сидит и роется в своем рюкзаке. Сегодня на ней заляпанные краской джинсы с отворотами, кудрявые волосы стянуты в растрепанный пучок. Одно ухо у нее проколото по всему хрящику – это не считая маленькой голубой сережки в носу, которую она вставила прошлым летом. Просто поверьте, что Нора – самая офигенная девушка в мире. Мне нравится их сходство с Саймоном и то, как они оба похожи на свою старшую сестру. Создавая это семейство, матушка-природа явно пользовалась копипастой.
Нора тем временем извлекает из рюкзака огромный запечатанный пакет M&M’s.
– Умираю с голоду.
– Слушай, мы же в «Вафл Хаус» едем, – удивляется Саймон, но руку за конфетами все-таки протягивает. Я тоже зачерпываю горсть: они идеально подтаявшие – сверху твердые, но чуть-чуть мягкие внутри. – Не так уж и плохо у нас выходит, да? – спрашивает Саймон.
– Ты про мюзикл?
Он кивает.
– У вас отлично получается.
– Если бы. Некоторые все еще путают слова, а премьера уже в пятницу. Чертов Потифар сегодня испортил всю песню. Боже, мне срочно нужна вафля, чтобы это все заесть.
Я вытаскиваю телефон, чтобы проверить снэпчат. Так и есть: Эбби уже опубликовала невероятно длинное видео, которое выглядит как нарезка из ромкома. Кадры с Ником и Тейлор, снятые во время их выступления. Суперкрупный план Эбби и Саймона. Еще более крупное фото Саймона: ноздри кажутся такими огромными, что в одной из них хватило места для смайлика с пандой. И, конечно, фотки Ника и Эбби, снова и снова.
Я прячу телефон обратно в карман. Саймон сворачивает на шоссе Маунт Вернон. Мне как-то не по себе, будто что-то тревожит, но что – никак не вспомнить; свербит себе где-то на краешке сознания.
– Не могу понять, что за песня, – говорит Нора.