Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 10



Такое, что ты мой отец, чтоб тебя!

На самом деле, ветер не такой уж и холодный, в самый раз для того, чтобы охладиться в тёплый летний день. Просто у меня с полётами как-то не складывается, если честно. Я не выпускала крылья ни единого раза с тех пор, как боролась за яблочную пюрешку. Всякий раз, как думаю о полёте, вспоминаю тот день и не хочу летать. Просто не хочу.

– Я жду, – напоминает мне о себе худший в мире отец. В обоих мирах!

Я поворачиваюсь к нему спиной и выхожу на балкон, стеклянная дверь которого расположена за рабочим столом и занавешена полупрозрачной оранжево-алой шторой, напоминающей пламя. Передо мной резная перегородка, изображающая, кажется, фениксов, и выполненная то ли из серебра, то ли из платины. Этаж третий, но, учитывая высоту потолков, он приблизительно равен пятому, может быть, седьмому этажу обычного жилого дома в России. Внизу сад, при удачном стечении обстоятельств можно упасть на одно из деревьев, исцарапаться и сползти по стволу на землю. Это в случае если я просто не рухну вниз, как шар для боулинга.

Страшно, жуть. Как я тогда полетела-то? Я сильно злилась. И грохнулась на задницу. А можно как-то без падения на мягкое место?

В тот день я не боялась лететь. Мне не нужно было прыгать с огромной высоты. Я была охвачена обидой и раздражением, и оно само как-то всё вышло. Но сейчас страх сильнее моей злости на короля фениксов. Ох, мамочка моя Мина, приди и забери меня у короля-психа!

– Ну и чего ты стоишь? – раздаётся голос за моей спиной, и я подпрыгиваю от неожиданности, слишком сильно задумавшись.

Величеству надоедает ждать, и он выходит ко мне на балкон.

– Сегодня довольно тепло, – издевательски замечает мужчина и вдруг поднимает меня за подмышки. Я сглатываю.

А потом король фениксов перебрасывает меня через перила.

Глава 4. Треснул то ли лёд, то ли мой здравый смысл

В кино, аниме и прочих творениях человеческих летят до земли обычно долго. Жертвы в процессе падения даже подумать, поцеловаться или поговорить успевают, не померев, к тому же. Что касается меня, то…

Я даже сообразить ничего не успеваю, только глаза инстинктивно зажмуриваю. Падение мгновенное, но я что-то не чувствую себя так, как если бы шмякнулась.

Веки приподнимаются, и я широко распахнутыми глазами смотрю на короля фениксов под собой. Как и у маленькой меня когда-то, его руки преобразились в крылья, однако цвет перьев у нас отличается: отцовские настолько красные, словно белое обмакнули в кровь. Поражённая, я даже не вскрикиваю, просто хлопаю ресницами, как идиотка.

– Видишь вон то дерево? – спрашивает отец, на спине которого я лежу, вцепившись в широкие плечи. – У которого ветвей нет? Если сейчас не полетишь, оставлю тебя на его вершине.

Высокое дерево без ветвей впереди только одной. Сползти по стволу с такой высоты, не имея возможности ни за что толком зацепиться, будет довольно проблематично. Почему мне думается, что моё лицо позеленело?

До меня запоздало доходит весь ужас того, что мужчина, зовущийся моим отцом, минуты две назад перекинул меня через перила. Я могла убиться, если бы он не соизволил меня поймать! И во второй жизни меня бы настигла тупая смерть, и вновь я бы не успела пожить. Я не хочу во второй раз глупо умереть, ничего не достигнув. Не хочу, не хочу, не хочу!

Руки накрывает волна жара, и знакомые белые перья стремительно покрывают кожу под одеждой, проходят сквозь рукава и преобразуются в крылья птицы, размером с человека. Король фениксов слегка наклоняется, из-за чего я сползаю с его спины и, оказавшись в свободном полёте, бьюсь в воздухе, как бился бы утопающий в воде, стараясь удержать себя от падения. Огромными, как блюдца, глазами я смотрю вниз, на зелёный газон, на клумбы с цветами, на деревья, на мощёную дорожку. Кое-как долетев до ближайшего дерева, я плюхаюсь на ветку и обнимаю её крыльями. И как теперь спуститься?

Моё невезение даёт о себе знать: на ветке я не удерживаюсь, и мне вновь приходится работать крыльями. В конечном итоге, полёт заканчивается моим приседанием в цветочную клумбу. Моё нефритово-зелёное платьице постигает печальная судьба измазаться в земле и цветах. Больше я его никогда, даже в качестве домашнего платья, не надену…

– Судя по твоим способностям, ты не феникс, а какой-нибудь пастушок, – заключает спокойно приземлившийся на ноги рядом со мной Лиран Кристофер Араэнтерон.

Я смотрю на него исподлобья. Он вдруг присаживается на корточки и как-то нехорошо смотрит на моё лицо. Если в моей голове и крутятся злые слова, сейчас их точно не время произносить. Жизнь мне ещё нужна. Очень.

– Ты себе лицо поцарапала, – равнодушно замечает он, хотя взгляд у него более эмоциональный, злой. – Когда на ветку упала?

Он вздыхает.

– Тебе необходимо больше летать, – мужчина делает паузу. – Со мной.



Да я с тобой только калечусь, псих!

***

– Ходить не любит на работу,

На людей ведет охоту,

Папа-псих, папа-псих, пааааапа-псих! – напеваю я, кружась с подушкой в руках по спальне. От моих полученных во время дневного приключения царапин не осталось и следа. Спасибо доброму дядюшке-целителю, которому такие ранки вылечить не стоит ни больших усилий, ни особых магических затрат. Зачарованная мазь – и никаких проблем!

– Убивает всех подряд

Добрый папа-психопат! – я швыряю подушку на ковёр и, представляя красивую, чего греха таить, но дико раздражающую меня физиономию Лирана Кристофера Араэнтерона, начинаю на ней прыгать и топтаться.

Выдыхаю, почувствовав себя немного лучше.

– Значит, психопат? – раздаётся вдруг голос за моей спиной, и я, как если бы мои движения отразили в замедленной съёмке, поворачиваюсь в сторону дверей.

Король фениксов, в брюках и рубашке, без кителя, с чего-то решил навестить меня вечером, в то время, когда я должна бы уже спать. Видеть его в почти домашнем образе непривычно: мы не едим вместе с тех пор, как мне исполнилось два.

Я сглатываю. Он услышал, как я напевала песенку из сериала, который смотрела маленькой в другом мире? И видел, как я издевалась над подушкой? Никогда ещё Штирлиц не был так близок к…

– Твоей матери больше нравилось называть меня кретином, – хмыкает мужчина, – а тебе, значит, психопатом.

Кретин тебе тоже подходит! И моральный урод! И сволочь!

Так, стоп! Покойная королева обзывала вот это чудовище? Смелая женщина, однако…

– Я искал внешние сходства, но, получается, надо было искать внутренние? – задумчиво вопрошает в высокий потолок мой отец в волшебном мире. – Хм, это имеет смысл. Спокойной ночи.

И он выходит из спальни, так и не дождавшись от меня какого-то ответа. Я выдыхаю и бухаюсь на пол. Что это сейчас вообще такое было?

Глава 5. К таким переменам меня ни одна из жизней не готовила

Лиран Кристофер Араэнтерон – определённо самый странный мужик из всех, встреченных мною в обеих жизнях.

– Если долетишь до того балкона, можешь назвать меня кретином, – заявляет король фениксов, прислонившись спиной к дереву, которое я день назад рассматривала в качестве возможного предмета спуска с балкона, до коего мне сейчас предлагают добраться с помощью крылышек.

Я смотрю на правителя КаЭмПэ так, как если бы намеревалась спросить: «Папа, а не долбанулся ли ты своей важной царской головой?» Хотя жестокая истина моего положения в том, что высказать подобное без дозволения я могу разве что подушке или плюшевому медведю. И то, как вчера выяснилось, это рискованно.

– А если после ты ещё и нормально спустишься, приземлившись на ноги, как феникс, а не курица, то даже можешь сказать что-то, что определённо прямо сейчас вертится у тебя на языке, – мужчина усмехается. – Судя по твоей вчерашней песенке, меня это позабавит.

Его вообще не смущает, что его шестилетняя дочь, пока он, как она считала, не видел, обзывала его психом? Как не смущает и то, что в качестве поощрения он разрешает маленькой девочке, принцессе, ругаться? Да откуда я, по его мнению, вообще такие слова знаю?! Этот чёрт точно ничего не смыслит в детях…