Страница 4 из 6
Может быть, в этом и состоит предназначение танго: внушить аргентинцам веру в их былую отвагу, в то, что однажды они нашли в себе силы не уклониться от требований доблести и чести.
А вот еще одна интересная версия. Новый танец для двоих прибыл в Аргентину в XV веке. Это был танец рабов, но никто не знал, как он называется. Так вот, говорят, что на языке киконго (kikongo), принадлежащем к языкам банту, слово «tango» могло означать «солнце», «время» или что-то подобное. Когда привезенные в Аргентину рабы заканчивали свою работу, они радостно кричали: «Tango!» Это означало, что работа закончена и наступает момент расслабления и счастья. Это означало, что можно идти домой, выпить, потанцевать… А белые аргентинцы и европейцы, слыша слово «tango», думали, что это и есть название необычного танца.
Танго и хабанера
Итак, этимология самого слова «танго» явно имеет африканское происхождение.
Известный кубинский композитор и музыковед Эдуардо Санчес де Фуэнтес (Eduardo Sanchez de Fuentes) указывает на «африканское танго (tango africano), напоминающее румбу – танец эпохи рабства, чисто африканского характера».
Бразильская фольклористка Онейда Альваренга (Oneyda Alvarenga) пишет, что танго – это «название афро-лаплатское, которое в Бразилии означало лунду в манере хабанеры, подобно тому как в Уругвае и Аргентине этим словом называли польки в манере хабанеры».
Кстати, хабанера сыграла важную роль в зарождении аргентинского танго. В своем чистом виде она оказалась в 50-х годах XIX века в Аргентине, что было вполне естественно для модного кубинского танца. В эти же годы кубинская хабанера попала и в Испанию, где ее ждала встреча со своим «двойником» – местным танго.
У музыковеда-фольклориста Карлоса Вега (Carlos Vega) читаем:
«Начиная с середины XIX века в Андалусии получила большое распространение и популярность своеобразная народная песня, называемая танго. Андалусийское танго также танцевали: сначала оно было женским сольным танцем, затем танго стали исполнять одной или несколькими парами: мужчина и женщина, лицом к лицу, описывали полукруг, отбивая ногами ритм и прищелкивая пальцами на манер кастаньет».
Андалусийское танго было завезено в Аргентину в 80-х годах XIX века со спектаклями испанской сарсуэлы[3], и культивировали его там не менее активно, чем в Андалусии, с похожей музыкой и текстами, отображавшими характерные эпизоды жизни и быта Буэнос-Айреса.
Мелодическое и особенно ритмическое сходство хабанеры с андалусийским танго явилось, скорее всего, одной из причин того, что в Андалусии хабанеру стали именовать «американским танго». Со временем прилагательное «американский» отпало, и хабанера окончательно превратилась в танго, сохранив тем не менее свои характерные родовые признаки как в мелодии, так и в ритмике. Наконец, когда на берегах Ла-Платы появилось завезенное испанскими танцевальными группами андалусийское танго, сыгравшее, как считает ряд исследователей, решающую роль в образовании аргентинского танго, его уже с большим трудом можно было отличить от хабанеры.
А вот милонга[4], как пишет Карлос Вега, принадлежит к «определенному песенному жанру, одному из древнейших в Испании и почти во всей восточной части Южной Америки». Она пришла в Буэнос-Айрес из пампасов, где в 1860–1870 годах была самым популярным танцем в среде гаучо.
В ритмическом отношении милонга имеет практически ту же формулу, что и хабанера и андалусийское танго. Будучи поначалу песенными формами, милонги на окраинах Буэнос-Айреса обрели танцевальные вариации, восприняв острые ритмы хабанеры, польки и мазурки. По определению писателя Бласа Матаморо (Blas Matamoro), «милонга была хабанерой городской бедноты». И ей суждено было пережить презрение «высших кругов», а затем пришло признание. А вот к началу XX века милонга как танец вышла из моды, но широко проникла в музыку профессиональных композиторов. И первым из них стал Франсиско Артуро Харгрейвс (Francisco Arturo Hargreaves), написавший между 1885 и 1900 годами каприччио на тему старой милонги, а также несколько фортепианных пьес в этом жанре, выдержанных в чисто креольском стиле.
Из вышесказанного следует, что хабанера, милонга и андалусийское танго встретились в 80-х годах XIX века на музыкальной почве Буэнос-Айреса и долгое время оспаривали друг у друга пальму первенства с точки зрения популярности. Потом стали появляться комбинации – хабанера-танго, милонга-танго, к которым прибавилось постепенно их вытеснявшее так называемое «аргентинское танго». Однако для полного формирования танго как нового жанра аргентинской музыки должно было пройти еще определенное время.
Креольский[5] облик танго вырисовывался постепенно. Вплоть до 1900 года мелодической моделью для местных танго продолжало служить андалусийское танго.
Местные композиторы просто копировали испанский первоисточник. Когда же появились первые действительно креольские танго, андалусийское танго тихо сошло со сцены, оставив аргентинскому танго свое название. Но при этом бывшая кубинская хабанера и аргентинская милонга оставили в нем яркие черты: от хабанеры, например, танго унаследовало изящество мелодической линии, пластику и пружинистость ритма, определенные особенности в гармонии. А вот милонга, снабдив танго остросинкопированными акцентами, ритмическими сбивками и резкостью мелодических контуров, продолжила свое существование и как самостоятельный жанр.
Танец родился в 1870-х годах в порту Буэнос-Айреса. Все порты мира были местами встречи – разных людей, культур. В те времена в порту Буэнос-Айреса было огромное количество разных людей – испанцев, итальянцев, русских, португальцев, немцев, французов. Сюда же привезли и негров из Африки. И именно неграм мы обязаны появлением танго. Негры привезли ритм и танец. Их забрали из Африки, лишили свободы, достоинства, семьи, дома. Единственное, что у них оставалось, – это их культура. У них не было инструментов. Они сделали их из того, что было под рукой, – камней, зерен, монеток. Эти инструменты они использовали, чтобы молиться своим богам. Места, где негров, как животных, держали в загонах, назывались «милонги». И когда они что-то праздновали, местные, которые жили здесь, говорили: «Вот, началась милонга».
И еще они танцевали. В это же время с Кубы в порт привезли танец хабанера, у него такой интеллигентный ритм. Он добавился к музыке негров. Из Европы приехал вальс. Эти ритмы, мелодии, слились – и превратились в танго.
Следует отметить, что в 2009 году на 4-й сессии Межправительственного комитета ЮНЕСКО по нематериальному наследию, прошедшей в Абу-Даби, танго было включено в список нематериального культурного наследия человечества. Однако при этом было отмечено, что танго – это музыкальный ритм, родившийся на берегах реки Ла-Платы, но он практиковался на обоих берегах, то есть в Аргентине и Уругвае.
Совместная презентация Аргентины и Уругвая тогда четко обозначила:
«Танго родилось среди низших классов обоих городов (Буэнос-Айрес и Монтевидео), как выражение произошло от слияния элементов афро-уругвайской и афро-аргентинской культуры, а также подлинных креольских и европейских иммигрантов».
Танго принадлежит к Ла-Плате и является «сыном» уругвайской милонги и «внуком» хабанеры.
Аргентина или Уругвай?
Как уже говорилось, несмотря на то что танго называется аргентинским, «родительские права» на него заявляет и Уругвай. Спор на эту тему имеет очень давние традиции, и уругвайцы до сих пор уверены, что танго возникло не в Буэнос-Айресе, а в Монтевидео.
3
Сарсуэла (Zarzuela) – испанский музыкально-драматический жанр, сочетающий вокальные выступления, разговорные диалоги и танцы. Свое название получил по имени королевской резиденции Сарсуэла, расположенной неподалеку от Мадрида, в которой в XVII веке прошел первый спектакль такого рода.
4
Милонга – это и южноамериканский танец, и танцевальный вечер, на котором танцуют аргентинское танго и звучит танго-музыка. При этом в музыкальном смысле милонга является более быстрым танцем, чем танго.
5
Креолы (criollo) в системе латиноамериканских каст – это потомки первых европейских (испанских, португальских, реже – французских) переселенцев на территориях колоний Северной и Южной Америки.