Давай останемся никем

- Почему? – невинно хлопаю ресницами и продолжаю еле касаясь ногтями царапать его кожу.

Захват на моей талии усиливается. Пульс срывается. Жарко становится так, словно мы оказываемся на краю вулкана.

- Меняемся парами, - внезапно в наш совершенный крошечный мир врывается голос Зака, и он буквально отрывает нас друг от друга. Непонимание во взгляде Скайлера брат тушит быстрым и чётким: - На вас предки смотрят, дебилы. Вы бы хоть не облизывались так друг на друга перед ними.

Сердце ухает вниз. Краем глаза подмечаю, как напрягается Скайлер, и без лишних вопросов обнимает уже другую девушку, уводя её на танец.

Зак рывком прижимает меня к себе. Ближе, чем когда-либо. Упираюсь ладонями ему в плечи, потому что не привыкла с ним так.

- Теперь придётся тебе об меня также тереться, уж потерпи, - ворчит, чувствуя, как я пытаюсь отстраниться. – Надо было думать, прежде чем влипать друг друга.

От страха я еле ноги передвигаю.

- Они видели, да?

- Они не просто видели. Они пялились на вас, как на что-то ненормальное. А девчонка, с которой я танцевал, спросила, когда это у тебя появился парень. Лив, блин, где твои мозги?

Не знаю. Отключились. Я провалилась в Скайлера и совсем не подумала, что со стороны мы можем смотреться странно.

Крепко обняв Зака за шею, стараюсь выглядеть так же, как только что со Скайлером. Легко и непринужденно, а у самой сердце тарабанит и спотыкается снова и снова. Нахожу глазами родителей. Их взгляды действительно направлены прямо на нас. Отец пристально всматривается в Скайлера, потом в меня и снова в него.

Меня начинает трясти. Боже мой, боже. Хоть бы они ни о чем не догадались!

Глава 57

Весь вечер мы со Скайлером друг к другу не подходим и всячески делаем вид, что заняты общением с другими. Вроде бы получается.

Во всяком случае, родители перестают следить за каждым нашим шагом, а по окончанию вечера ничего нам не предъявляют.

Для перестраховки мы на несколько дней перестаём ночевать друг у друга в комнатах и демонстративно расходимся каждый по своей, но кажется, беда миновала. Ни мама, ни папа не ведут себя подозрительно.

В один из таких вечеров я тихонько пробираюсь в комнату Скайлера нашим привычным путем. Соскучилась ужасно по совместным вечерним просмотрам фильмов и возни на кровати, поцелуям, разговорам.

Пока бегу, успеваю замёрзнуть. На улице декабрь, а я в одних пижамных штанах и майке.

Дёргаю окно, закрыто. Обхватываю себя руками и заглядываю внутрь. Скайлер валяется на кровати, листая что-то в телефоне. Стучусь в окно, отрывая его от мобильного. Взгляд до этого безразличных глаз вспыхивает. Он быстро соскакивает с кровати и впускает меня внутрь.

- Боже, ну и холод, - стучу зубами, тут же ныряя в его горячие объятия.

- Решила позакаляться? – усмехнувшись, Скайлер обнимает меня и растирает руками плечи. - Ты чего? Вынужденный карантин окончен?

- Я соскучилась, - тянусь к его губам, но Скайлер вместо того, чтобы поцеловать меня, сдергивает с кровати одеяло и набрасывает его мне на плечи.

Укутывает как ребёнка.

- Заболеешь ещё, - а потом садится на кровать и прямо так в коконе сажает меня к себе на колени. - Я тоже скучал.

И наконец целует. Мммм, вот оно то, что меня сейчас согреет. И одеяла никакие не нужны. Но если честно, вот так сидеть на его руках мне безумно нравится. Чувствую себя маленькой девочкой.

Мы включаем фильм, заваливаемся на кровать и, удобно умостившись, обсуждаем сюжет, то и дело целуясь.

Интересное наблюдение – с Роем меня раздражало отвлекаться от фильма на поцелуи и объятия, а со Скайлером я делаю это сама.

Мне так тепло и хорошо, что я начинаю проваливаться в сон. Не замечаю, как засыпаю крепко-накрепко. Вероятно, Скайлер тоже…

А наутро нас будит яростный голос отца:

- Я так и знал.

Сквозь сон разлепляю глаза, когда папа буквально сдергивает с кровати Скайлера.

Меня мгновенно ужас охватывает.

- Пап, - выдыхаю, вскакивая на пол и мигом оказываясь рядом со Скайлером, - пап, это не то.

- Рот закрой, маленькая дрянь.

- Это ваша дочь, - обвинительно летит от Скайлера, а я обмираю.

Меня начинает колотить, душа в пятки уходит. На пороге, сжимая крепко губы, стоит мама, а папа... Господи, я ещё никогда не видела его таким. Даже во время ссор с Заком он не выглядел настолько злым.

- А ты не лезь, оборванец, - гаркает он, переводя взгляд на Скайлера, - я тебе крышу над головой дал, машину, деньги, а ты с дочерью моей решил спутаться?!

- Пап, - вскрикиваю я, краснея, - у нас ничего такого не было!

- Это ещё проверить надо! Выродок. Мало тебе было, да?

- Патрик, - серьёзно произносит Скайлер, - я Оливию не трогал в этом плане. И я с ней не из-за этого. Я люблю её.

Что? Резко оборачиваюсь. Из лёгких весь воздух выкачивается. Скайлер бросает на меня быстрый взгляд, который почти сразу возвращает на папу. Встречает волну его ненависти и гнева.

- Любишь? Тебе семнадцать!

- Я тоже люблю его, пап!

На лице отца отражается брезгливость.

- Да замолчите уже! Любят они. Мать любить надо, Оливия, меня, братьев. А не черт знает кого без рода и копейки за спиной...

- Папа, как тебе не стыдно?

Становится дико обидно за Скайлера.

- Стыдно? Мне? Это ты с братом своим в кровати валяешься и обжимаешься так, что мне потом объяснять всем надо, что вы сводные, и краснеть за вас.

- Сводные, не родные же, - выкрикиваю я, чувствуя, как начинаю захлебываться отчаянием.

- Это ненадолго, - цедит отец, - я завтра же верну тебя в интернат, поганец.

- Что? – теперь мне по-настоящему становится плохо.

- Не собираюсь смотреть, как ты дочь мою своими руками мараешь.

Оборачиваюсь на Скайлера, но встречаю лишь непробиваемую стену.

- Возвращайте, - выдаёт он, испепеляя отца взглядом. - Только если думаете, что после этого я перестану видеться с Оливией, то ошибаетесь. Без Ваших денег я проживу, не впервые.

Нет, нет, нет! Ему нельзя в интернат. Там этот ненормальный Сэм с друзьями. Не будет там Скайлеру жизни. Это же словно вернуться побитой собакой… Униженным, брошенным. Это разобьет Скайлеру сердце. Знаю, что он вернется туда с высоко поднятой головой и даже будет делать всё возможное, чтобы не давать себя в обиду, но те неадекватные способны на всё. Они его просто уничтожат, сгнобят.

Боль скручивает ребра.

- Я в полицию на тебя заявлю, - набирает обороты папа. - За растление малолетней!

- Папа, - топаю ногой, ощущая, как земля качаться начинает, - между нами ничего не было! Нет причин заявлять! Я не позволю!

- А ты рот закрой! Отправишься в закрытую школу доучиваться, если собираешься и дальше видеться с этим засранцем.

- Патрик, - вступается мама, входя в комнату, - ты перебарщиваешь.

- Это ты виновата. Была бы построже, ничего бы этого не произошло. Позорище!

- Ничего такого не случилось! Откажемся от мальчика, сенату объяснишь причину, они поймут и даже на твою сторону встанут.

Мама что-то ещё говорит, но я не слышу её. «Откажемся от мальчика…» от этих слов меня напополам сгибает. Смотрю на этих двоих и не узнаю. Кто эти бесчувственные люди?

Как так можно при Скайлере говорить, что от него откажутся? Словно он вещь какая-то, больше ненужная.

На глаза наворачиваются слезы, кровь в венах стынет.

Оборачиваюсь на Скайлера. Он все так же несгибаем. Только глаза потускнели. Смотрит на меня и незаметно от родителей сжимает мои пальцы.

- Всё нормально будет, - говорит тихо, но я-то знаю, что не будет.

Ему нельзя в интернат!

- Папа, не смей отказываться от Скайлера, - прошу сквозь слезы. – Я уеду. Поеду в школу, только не отказывайся. Пусть поживет где-то, но по документам останется с нами.

Говорю с трудом из-за колючего кома в горле.

- Нет, даже не думай! - твёрдо обрывает меня Скайлер, - Всё хорошо будет, Оливия. Я справлюсь! Не впервый раз же!