Девочка⁰

Он кинул косынку куда-то поверх моей головы, я повернулся в другую сторону, а там ее поймал Ваня. Он замахал этой тряпкой передо мной, как перед собачкой, а потом перебросил ее обратно Олегу.

– Лысая башка, дай пирожка! – противно крикнул перед этим Ваня.

Это была глупая детская фразочка, которой Ваня больше унижал себя, чем меня, но… я был в него влюблен. И этими словами он как будто вколотил меня в землю, да еще и у всех на глазах. Младшеклассники вокруг смеялись.

Я стоял посреди этого хохота, в голове у меня звенело, а щеки становились горячими.

Когда Олег кинул косынку еще раз, она, пролетая через меня, не долетела до Вани. Чья-то крепкая рука перехватила ее в полете. Я узнал эту руку.

Над нами стоял Гордей. Десятиклассник! Десятиклассники всем тогда казались божествами, даже тем, кто ростом метр восемьдесят. Его присутствие тут же заставило всех притихнуть.

– Волосы, – спокойно начал Гордей, – отрастут. А у вашего ума, молодые люди, шансов нет.

Мелкие снова расхохотались, а Гордей, положив руку на мое плечо, провел меня мимо скривившегося Вани, дальше по коридору. Я чувствовал себя в тот момент особенным. И конечно, ужасно гордился тем, что у меня есть старший брат.

– Давай мириться, – предложил Гордей, когда мы отошли подальше от моих одноклассников.

После инцидента с превращением меня в «настоящего мальчика» мы толком не разговаривали все выходные.

Я кивнул, соглашаясь на перемирие.

– Давай попробуем еще раз, – сказал Гордей.

– Что попробуем?

– Переодеть тебя.

– Я не хочу выполнять твои дурацкие правила.

– Хорошо, давай без правил, – согласился Гордей. – Давай как получится. Я тебя с друзьями познакомлю. Скажу, что ты мой брат. Хочешь? – На последнем вопросе он протянул мне руку.

Я не спешил ее пожимать.

– С какими друзьями?

– С пацанами, – неясно ответил Гордей. – У нас своя компания. Никаких девчонок. Будешь с нами?

– А зачем?

– Я тебя социализирую в мужском обществе. Это как с языками, знаешь? Нет смысла учить с репетиторами, лучше сразу попадать в среду.

Я с сомнением посмотрел на протянутую руку.

– А если у меня не получится?

– Быть девочкой у тебя тоже не получается, – заметил Гордей. – Думаешь, будет хуже?

Я вспомнил, как Поля Рябчик отсела от меня за другую парту только потому, что я все делаю как пацан. А если я так сильно похож на мальчика, что сложного в том, чтобы научиться быть мальчиком?

Я сжал руку Гордея.

– Хуже не будет, – согласился я.

Мы пошли домой, где я переоделся в «нормальную», как ее называет Гордей, одежду. Из-под своей кровати он достал старый походный рюкзак, а из него – яркую желто-фиолетовую куртку, напоминающую винтажную шмотку из девяностых. Гордей носил такую в седьмом классе и очень гордился тем, что сам купил ее в секонд-хенде на карманные деньги.

– Еле сберег, чтоб мама не отдала, – цыкнул Гордей. – Как знал, что пригодится.

Куртку он вручил мне.

– Мы пойдем на улицу? – испугался я.

– Конечно, не вести же мне всю толпу сюда.

Новости о «толпе» меня встревожили. Одно дело – быть неубедительным мальчиком перед Гордеем, другое – неубедительно ходить по городу или предстать перед кучей людей.

Но делать было нечего. Трусость – это еще один девчачий порок, от которого я должен был избавиться, чтобы стать похожим на настоящего мужчину. Сейчас я в лучшем случае барахтался между первой и второй степенью мальчиковости, а мальчики в десятой степени ничего не боятся.

На улице меня не узнали соседи. Если бы узнали, то все старушки сразу же закричали бы: «Лисочка, как у тебя дела?» – а они только покосились на меня, как обычно косятся на Гордея. Про Гордея все бабули думают, что он наркоман. Кажется, теперь они и про меня так думают. Возможно, даже сильнее, чем про Гордея, потому что я был лысым.

Идти пришлось недалеко. Между улицами Лермонтова и Мира располагалась двенадцатиэтажка, которую в народе называли «беременный дом» – из-за ее дугообразной формы. В один из подъездов этого дома мы и вошли.

Сначала я думал, что мы идем в чью-то квартиру, но мы все поднимались и поднимались по лестнице, бесконечно долго. Лифт не работал.

Наконец мы добрались до последнего этажа и остановились под люком с огромным замком. Гордей полез в карман, зашумел ключами и с легкостью открыл люк – будто это его собственная квартира. Подул ветер, и я понял, что там, наверху, выход на крышу.

Гордей подпрыгнул, схватился руками за короткую металлическую лесенку и подтянулся наверх. В два ловких движения он оказался на крыше.

Я растерянно посмотрел на его лицо, глядящее на меня сверху вниз.

– А я?..

– Тоже прыгай.

Я честно прыгнул, вытянув руки. Роста не хватало.

– У меня не получается!

– Да брось, просто прыгни повыше.

Я подпрыгнул еще раза два.

– Никак!

– Блин, ты че, издеваешься? – начал раздражаться брат.

– Мне роста не хватает!

– Ты как коротконогий пони, – проворчал Гордей и, свесив ноги из люка, прыгнул обратно в подъезд.

Очутившись рядом со мной, он грубовато схватил меня под мышки и поднял так, чтобы я дотянулся до лестницы. Я вцепился в ржавые прутья и вскарабкался наверх. Гордей буркнул что-то типа «наконец-то» и так же ловко, как в первый раз, поднялся следом за мной.

Выдохнув, я огляделся вокруг: рядом с нами возвышался чердак с треугольной крышей и пустым оконным проемом без стекол; за чердаком стояла вентиляционная труба и какие-то бетонные конструкции, через которые были протянуты телевизионные провода. Чуть подальше, на одной из таких бетонных балок, расположилась группа подростков. Видимо, к ним мы и шли.

Гордей подтолкнул меня вперед, а я судорожно начал вспоминать, как правильно ходить: постарался расслабить ноги и размашисто болтать руками. Когда мы подошли поближе, я сосчитал парней: четверо. Все примерно одного с Гордеем возраста, но одеты кто во что горазд. Один рыжий, похожий на ирландца, вроде бы ничего: в кожаной куртке и джинсах, на кармане которых виднелась маленькая бирка – Levi’s. Но тут же, рядом с ним, сидел вылитый беспризорник: мятый, грязный, с прокуренным желтым лицом. Сразу видно, что, если подойти к нему поближе, почувствуешь неприятный запах. Двое других были братьями-близнецами и выглядели как нечто среднее между ирландцем и беспризорником: вроде бы опрятные и в чистой одежде, а все равно на лице какой-то неясный отпечаток неустроенности. И тоже, наверное, курят – так я подумал из-за черных кругов под глазами.

Все они так или иначе выразили радость при виде меня. Пожали руки, кто почтительно, а кто немного шутливо. Гордей сказал им, что я его брат Вася. Они наперебой назвали свои имена, но с первого раза я запомнил только ирландца – Рому.

– Ты деньги принес? – хриплым басом спросил беспризорник у Гордея.

– Принес.

– Ложи в общак.

– Клади, – поправил я.

– Че? – нахмурился беспризорник.

– Правильно говорить «клади», – сказал я, уже жалея, что вообще вмешался.

Но его лицо вдруг снова приветливо разгладилось.

– Ай, эти дети попиков, – беззлобно сказал он. – Интельктуалы…

Меня резануло, что он назвал нашего отца «попиком», но я промолчал. В конце концов, они приняли меня как своего, а я впервые чувствовал, каково это – быть своим.

Пранк

В свои почти тринадцать лет я уже не так часто болтал с Иисусом. Это казалось мне немного по-детски, и я старался отучиться от привычки спрашивать его мнения по каждому поводу, но в тот день, когда я пришел домой после знакомства с компанией Гордея, мне очень хотелось кому-нибудь рассказать, что никто не заподозрил во мне девчонку. Не поведаешь же такое родителям или Поле Рябчик, которая к тому же перестала со мной общаться. Поэтому, оставшись один в комнате, я сел перед иконой и громким шепотом выдал ей всю историю. Наверное, если бы в комнату вошли родители, они бы подумали, что я молюсь.