Девочка⁰

Кто придумал корейцев?

В гимназии нам говорили, что мы «дети Божьи», и то, что Господь нас «усыновил», является свидетельством его безусловной любви к нам.

Лично мои детско-родительские отношения не сложились ни с Богом, ни с реальными родителями. Я бы даже сказал, что мой божественный приемный отец был камнем преткновения между мной и мамой с папой.

Я плохо учился в школе по всем христианским предметам, и мама считала, что так я свидетельствую свое неуважение к Богу. Мне было лень заучивать притчи про Иисуса Христа и постигать всеми прочими способами богооткровения, доверенные человеку. А церковнославянский язык – жуть непонятная, как будто первоклашки с ошибками переписываются.

Когда я сказал это маме – ну, про первоклашек, – она шлепнула меня по губам, и это был первый раз, когда она меня ударила. Дальше такое будет случаться регулярно и всегда по одной и той же причине – плохие отметки по основам православия и языку. Она считала, что так происходит, потому что я не верю в Бога, но на самом деле я верил.

Мы с ним даже разговаривали. Правда.

Обычно перед сном. Я ложился в кровать, закрывал глаза, и мы болтали с Иисусом о том о сем. Например, я спрашивал:

– А зачем тебе и Господу нужно, чтобы мы в школе учили церковнославянский?

А Иисус отвечал:

– Слушай, да мне это вообще не нужно!

– Вот и я думаю, что тебе это не нужно. Мы ведь с тобой говорим на русском!

– Было бы странно, если бы я не знал русского, – замечал Иисус. – Ведь это мой отец его придумал.

– Это Бог придумал русский?! – удивлялся я.

(Тут нужно быть осторожным – если удивиться слишком сильно, можно случайно открыть глаза, и Иисус пропадет.)

– Конечно, – подтверждал он. – Он все языки придумал.

– Даже корейский?

– Он придумал и корейский, и корейцев, всех и вся.

– А мне казалось, что корейцев придумал Будда.

– Может быть, и Будда, – соглашался Иисус. – Я точно не знаю. У них там с Буддой и Аллахом разделение труда.

Так мы и болтали почти каждую ночь. Мой Иисус был лучше того Иисуса, про которого нам рассказывали в школе: вместо длинного белого балахона, который рисуют на картинках, он носил спортивные штаны с полосками по бокам и растянутую серую футболку, а еще не произносил странных выражений типа: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня – сбережет ее». Нет, ничего такого. Мой Иисус говорил: «Приколись», «Зацени», «Смотри, че нашел» – и другие человеческие слова. Единственное, что роднило его с Иисусом из школьных книжек, – длинные волосы до плеч, борода и пробитые гвоздями ладошки.

Впервые Иисус начал приходить ко мне в первом классе, когда я плакал из-за двоек и из-за мамы – того, как она ругается. Он сел на краешек моей кровати и успокоил: сказал, что ему все равно, если я не знаю чего-то из Нового Завета, а еще ему нравятся мои кеды, и он не против, если я буду иногда носить их со школьным платьем.

Так он приходил ко мне много-много лет.

Мы часто говорили с Иисусом о том, что мне не нравится быть девочкой. Я спрашивал его, почему Господь создал девочек такими слабыми, такими уязвимыми, такими… Такими скучными!

– Эй, если ты скучная, Бог ни при чем, – возмущался Иисус.

– Это не я скучная, а ваши дурацкие правила. Здесь не ходи, там не лезь, носи платья, будь красивой!

– Это не наши правила.

– А чьи?!

– Не знаю. Может, твоей мамы?

– А откуда она их взяла, если не от вас?

– Не знаю, – снова растерянно сказал Иисус. – Может, сама придумала?

– Да не могла она это сама придумать!

В пятом классе я нашел доказательства, которые могли бы утереть Иисусу нос в этом споре. Мы читали Послание к Ефесянам, и там были слова: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу». Ночью я вытащил их из памяти и предъявил Иисусу, а тот только пожал плечами:

– Но про платье и скуку здесь же ничего не сказано.

– Все равно, что хорошего повиноваться мужьям?

– Ну… – Иисус замялся. – Может быть, у тебя будет хороший муж, и у него будут прикольные прихоти. Например, он будет говорить тебе: «Дорогая, приказываю тебе ничего не делать и лежать на боку», а ты будешь повиноваться.

Я только горько усмехнулся: совсем, мол, меня за дурака держишь?

Вздохнув, я произнес:

– Не хочу быть девочкой. Я даже не похожа на них.

– Как это?

– А ты сам посмотри.

– Смотрю. Не вижу.

– Помнишь, как выглядят Карина или Поля Рябчик? Они красивые, и им нравится носить этот дурацкий сарафан. Еще они ноги все время держат коленками вместе. И лица у них нормальные, не как мое.

– А что с твоим не так?

– Мое квадратное и широкое, губы тонкие, нос с горбинкой, глаза навыкате, как у рыбы, а еще мама говорит, что у меня крупная щитовидная железа и от этого как будто бы кадык, а у девочки не должно быть кадыка.

– Да, жуть, – согласился Иисус. – И что делать?

– Не знаю, – честно признался я.

Немного подумав, Иисус предложил:

– Слушай, может, тогда тебе не быть девочкой? Раз все равно плохо получается.

– Это как?

– Будь мальчиком.

– Ты че? Не получится.

– Почему?

– У меня же этого нет… Ну, этого…

– А ты никому не показывай.

Я помотал головой:

– Нет, все будут понимать, что я девочка.

– Как? У тебя же квадратное лицо, тонкие губы, нос с горбинкой, глаза навыкате и кадык, – перечислил Иисус без запинки. – Ты просто одолжи одежду у Гордея.

– В школе все равно всё поймут.

– А ты не в школе, ты просто в жизни. Школа – это ж не жизнь. Она закончится, а жизнь продолжится, будешь в этой жизни парнем, разве не круто? Йоу, чувак! – На последних словах он пихнул меня кулаком в плечо.

– Звучит круто, конечно… Но… – я запнулся от страшной догадки, – но тогда мне придется жениться на женщине, когда я вырасту.

– Ну и что?

– Я не могу!

– Брось, конечно, можешь.

– Нет, Иисус, не могу, я хотела признаться в любви Ване после новогодних каникул, так что я никак не могу жениться. Мне некогда!

Он скрестил руки на груди и строго проговорил:

– Ну, слушай, придется выбирать: или ты живешь как девочка со своим квадратным лицом и в платьях, или ты становишься нормальным человеком и женишься. Что, по-твоему, лучше?

Я не успел ему ответить, потому что в коридоре мама громко хлопнула дверцами кладовки, а Иисус пугается всяких звуков и сразу пропадает.

Открыв глаза, я посмотрел на икону с Иисусом, которая стояла на прикроватной тумбочке, и, прежде чем перевернуться на другой бок, проворчал, глядя ему в глаза:

– По-моему, ты все усложняешь.

Ваня – дурак

Наутро весь наш разговор с Иисусом показался мне абсолютной бредятиной. В одиннадцать лет я не так много понимал в биологии и анатомии, но догадывался, что прикидываться человеком другого пола всю жизнь невозможно. Хотя бы потому, что моя жена наверняка начнет что-то подозревать.

Говоря по правде, к пятому классу из девочки в нулевой степени я превратился в девочку в первой степени, потому что заметил одно немаловажное сходство между собой и другими девочками. И сходство это сводилось к мальчикам.

И я, и Поля Рябчик, и моя соседка Карина, которая тоже перешла учиться в гимназию, – все мы были жутко влюбчивыми, и работали наши чувства примерно по одинаковой схеме: найти объект симпатий, влюбиться, через две недели влюбиться в кого-нибудь другого, потому что тот, первый, не замечает нас. Если я и мог о чем-то болтать с девчонками без умолку, так это о пацанах: кто на кого посмотрел, кто кому что сказал, «а я ему, а он мне, а я ему, прики-и-инь…».

С Ваней у нас было все серьезно. Не на самом деле, а в моем воображении. Я был влюблен в него с третьего класса, а в пятом он сел со мной за одну парту на математике. Поля говорила, это потому что я хорошо понимаю математику и даю ему списывать, и в глубине души, честно говоря, я и сам так думал, но все-таки надеялся, что на этом свете существует мальчик, который может обратить на меня внимание.