Высокая вероятность

Василий Гурковский

Высокая вероятность

По теории (вероятности) – Вероятность в 50 %, считается высокой…По шкале жизни – такой уровень вероятности, для нас, людей, покоится где-то в районе НОЛЯ, или – Да, или НЕТ, Будет или не – Будет. То есть, для нас, такой уровень вероятности какого-либо события или действия, больше похож на высший уровень (пик) неопределенности…

Василий Гурковский

Глава первая

Ей просто повезло. Родись она лет на пять – шесть лет раньше, проблем у неё по жизни было бы в разы больше. Дело в том, что Война началась, когда Люда была еще восьмилетней девочкой, с не особо приятной внешностью, поэтому три трудных года фашистской оккупации, прошли для неё без дополнительных неприятностей. На неё мало кто обращал внимание, как на девочку, что, конечно, было ей неприятно, но с этим можно было жить.

В сорок четвертом году вернулись наши, освободили село и пошли дальше, а Люда пошла во второй класс, потеряв три школьных года при румынах. В том, сорок четвертом, многие, уцелевшие во время войны дети, пошли в «свои» классы – кто не ходил до войны в школу – в первый класс, а кто ходил – продолжали учиться дальше, также, как и Люда.

Её отец погиб на фронте, жила она с мамой в сельском доме. В этом же селе, жила и её старшая сестра, с тремя детьми, на другом конце села, возле берега Днестра. Муж у неё тоже погиб на фронте, трое малых детей, жили они более, чем трудно, поэтому мама Люды, больше времени проводила в семье старшей дочери, помогая ей и по уходу за детьми, и по хозяйству. Люда, как уже «взрослая», чаще всего оставалась дома одна. Работала на огороде, прибиралась в доме. С детства любила чистоту и аккуратность. Подруг у неё не было. Во время войны, дети отвыкли общаться, это было запрещено, а после войны – простые, подростковые связи налаживались с трудом. Рядом с их домом не было подходящих по возрасту – ни девочек, ни мальчиков, а одноклассники – жили в разных концах села, поэтому Люда, коротала время одна, занималась уроками, домашним хозяйством, иногда посещала семью старшей сестры.

Вынужденное одиночество, очень угнетало энергичную и пытливую девочку, но время шло, а никаких изменений в её жизни не происходило.

В школе – она училась средне. Трудное было послевоенное время для всех, в том числе и для школьников. Тетради были в основном самодельные, сшитые из оберточной бумаги или из чистых листов, вырванных из довоенных тетрадей. Писали на них «химическими» карандашами, которые, перед использованием, надо было смачивать слюной. Так как парты и столы во время войны растащили на топку, школьники сидели за длинными, сколоченными из горбылей, столами, на длинных скамейках, сбитых из тех же горбылей.

Люда с мамой жили вдвоем на кухне. В доме было еще две комнаты, и летом, они спали в одной из них. А в холодное время- ютились на кухне, там было теплее. Топили плиту тем, что собирали по огороду – прошлогодней сухой травой, высохшими ветками деревьев. Главным же «топливом» служили сухие стебли кукурузы и вырванные, высушенные с лета, корни той самой кукурузы, они дольше держали тепло.

Электричества тогда в селе не было, приходилось работать и учиться при керосиновой лампе, с которой тоже часто были проблемы, в основном – с её заправкой – то денег не было, то – керосина….

Недалеко от их дома, была контора одного из колхозов, в то время, в селе, где жила Люда, их было – Одиннадцать. Мама работала в конторе уборщицей, Люда часто помогала ей, но это было не очень удобно, особенно в период занятий в школе. Мама старалась пораньше убраться в конторе, а потом – на весь день, а часто и в ночь, отправлялась в семью старшей дочери, там было масса проблем, в том числе и со здоровьем детей. А Люде ходить в школу было довольно далеко, и, хотя она вставала разом с матерью, их пути сразу расходились – мама – на работу, дочка – в школу. Помогать маме по работе, она могла только по выходным, то есть – по воскресеньям, ну и во время школьных каникул. Так они и жили в первые, послевоенные годы. Люда носила шитые -перешитые платья, собранные из обрезков старых маминых или тетиных платьев, зимой надевала старое мамино пальто, с обрезанными рукавами и подолом, и её же сапоги.

Сразу после ухода румын и немцев, дети в селе, почти все, ходили – кто в чем мог, но постепенно шло расслоение детского общества, причем довольно заметное. Те дети, у кого вернулись домой отцы, которые сразу шли на работу, там получали зарплату и какие-то пайки или продовольственные карточки, и по внешнему виду, и по многим другим показателям, заметно отличались от детей – сирот, особенно из многодетных семей, где одна мать не знала, как свести концы с концами в своей семье и, где одна обувка, иногда, использовалась детьми по очереди. Один – наденет, час погуляет на улице – передает другому и – так далее….

Потом пришел страшный сорок шестой год. Голод накрыл все Приднестровье. Такого голода, никто из старожилов не помнил за всю историю села. Много людей унесла та зима, с сорок шестого на сорок седьмой год, в первую очередь – из старых, и малых.

Вряд бы пережили ту зиму и Люда с мамой, и сестра с детьми. Но им повезло. Рядом с домом сестры, располагалась небольшая колхозная свиноферма, сестра там работала и все трое детей ходили на ферму вместе с ней и там часто питались запаренным в большом чане комбикормом, собирая остатки после кормления свиней.

Люде и её маме, понемногу помогала мамина старшая сестра, тетя Клава. Она жила рядом, в городе Тирасполе, еще с довоенных времен, и работала заведующей столовой при кирпичном заводе. Там, в заводском поселке, так называемой «кирпичной слободке», у неё был свой дом, построенный мужем, после того, как они поженились, потом муж ушел на фронт и не вернулся, с тех пор тетя жила одна. Детей у них не было.

Благодаря её посильной помощи, Люда с мамой пережили то тяжелейшее время, а уже в сорок седьмом году, жизнь и в селе, и в стране, начала потихоньку налаживаться. Подросли дети у сестры, Люда перешла в старшие классы, маму взяли на работу санитаркой в больницу, стала получать хоть небольшую, но зарплату, и жизнь у них начала налаживаться.

Глава вторая

Пока Люда ходила в младшие классы, её бедность, в первую очередь в одежде, не очень бросалась в глаза, не одна она так ходила, но, начиная с пятого класса, среди её одноклассников – девочек, появились «интеллигентные» дети местных районных чиновников. Все районные управленческие службы, располагались на «молдавской» части села и, естественно – все работники этих служб, проживали там же. Большинство из них, были русскоязычными. Но – на той части села была всего одна четырехклассная русская школа, поэтому, начиная с пятого класса – по десятый, русскоязычным ученикам приходилось ходить в школу, где училась Люда.

Девочки, дети районных служащих, заметно отличались от сложившейся привычной школьной массы и, с внешне скрываемым презрением и высокомерием, относились к таким, как Люда. Тут уже никто ничего не мог сделать, ни руководство школы, ни родители обеих сторон. Просто сосуществовали два этих течения и учились. Другого выхода не было. Как было уже сказано, в школе на Люду, мало кто обращал внимания. В отличниках она не ходила, нарядами не блистала, в общественной жизни участия не принимала, после уроков в школе не задерживалась, спешила домой, готовить еду и заниматься другими домашними делами.

Она с детства не была «гадким утенком», но и ничего особого, привлекательного, у неё тоже не было.

Как оказалось, этот невзрачный розовый бутон, просто долго не мог разорвать стягивающую его оболочку и раскрыться….В 15 лет, Люда закончила пятый класс и к дню её рождения, тетя Клава приехала к ним в гости, навезла гостинцев и вдобавок – привезла свое, еще довоенное красивое цветастое крепдешиновое платье. Она его уже много лет не одевала, платье стало для неё тесным, а продавать или отдавать его кому-то – она не хотела, это был подарок от мужа к Новому, Сорок первому году.