Нетронутые миры

"Мои источники говорят, что вы знаете местоположение Кселии…" пробормотал Джиро.

"Если это реально, то я знаю, где это может быть", – ответил мужчина на другом конце стола, делая еще один глоток пива. "Кто-то приходил в прошлом месяце. Сказал, что отправился в пустыню, пытаясь найти лекарство от своей болезни. Мы все это видели. Его обезображенную половину лица. Бедный парень…

Блуждая по пустыне Якша, он нашел вторую библиотеку, и там ему рассказали все, что он хотел услышать. Вернулся, и ему стало лучше. Я видел это своими глазами". Джиро нахмурился.

"Пустыня Якша простирается на тысячу миль. Я был там последние 15 лет, пытаясь найти то, о чем говорят слухи". Он взглянул на свой мешочек с золотом, спрятанный под мантией.

"Подожди, парень. Я еще не закончил. Он дал больше. Он сказал, что это было в оазисе на…" Потолок рухнул, деревянные доски разломились надвое, и среди них приземлились стражники. Джиро и человек, сидевший по другую сторону стола, отпрыгнули друг от друга. Наемник слов бросил ему ранец и поспешил к коридору сзади. Бесполезно, когда за тобой гонятся двое.

Убегая от офицеров, он пробил заднюю стену, и песок тут же хлестнул ему в лицо. Песок попадал в глаза, в рот, в нос, царапал кожу и рвал одежду. Каждый шаг от таверны позволял его ногам все глубже погружаться в песок. Песок, который погубил урожай. Песок, который высушивал воду. Песок, который быстро стирал памятники и башни, обрушивая их друг на друга.

Джиро расположился в переулке между двумя разрушенными домами. Песок проникал сквозь дома, сквозь сетчатые стены и шаткие доски, и даже здесь попадал ему в лицо, но, по крайней мере, это было хоть что-то. Он пошел по своей тропе в пустыню, той самой, которой пользовался все эти годы. Даже с затуманенным зрением он пробирался вперед. Он помнил большинство шагов, но время изменило путь, по которому он шел.

Джиро споткнулся и ударился лбом о бревно, погребенное под землей. Вскочив на ноги, он прислушался. Ветер завывал, доски скрипели, но голосов не было. Никакого лая между офицерами. Он достал листок бумаги и что-то записал. Сладкое облегчение. За пятнадцать лет Джиро, казалось, не изменился. Он все еще чувствовал себя тем же идиотом, который думал только о себе. Но теперь он был идиотом, который умел писать. Он умел читать и собирался прочитать и записать ту книгу, которую сжег, и сжечь ее снова, и спасти всех на этой жалкой земле.

Слово было: Выносливость. Он никогда больше не использовал то слово, которое сжег той ночью. Песку было все равно, что ты неуязвим. Он все равно врезался в тебя. Офицеры вычислили его. Они преследовали его все эти годы. Он бы сдался, если бы не тот факт, что только он один знал, что произошло той ночью. Ему было больно говорить об этом, но он был единственным, кто мог все исправить. Он вытащил спичку. Он ненавидел спички. Вид огня. Ощущение жара. Это напомнило ему о той ночи. О лицах, которые он видел и которые нельзя было не видеть. Лица, которых больше не существовало.

Но как только ты разжигаешь огонь, ты не можешь остановиться. Это он усвоил давным-давно. Поэтому он чиркнул спичкой и сжег фразу. Он почувствовал себя чище. Песок начал проходить сквозь него, но его ноги погрузились еще глубже. Тогда он встал и побежал.

Не прошло и часа, как он оказался в горах напротив того места, где раньше было море. Сначала горы были заполнены людьми, пытающимися покинуть эту забытую землю, но свита остановилась перед пустыней Якша. Пустыня, сухая, как луна. Пустыня без единого ориентира, сто миль пустоты. Теперь этот перевал был безлюден, если не считать его и еще нескольких человек в погожие дни. Там могли выжить только такие же наемники слов, как он.

Мысль о других выжигателях остановила его. Его родители. Их лица всплыли в его памяти, когда он сделал первый шаг с горы. За последние 15 лет их лица не изменились. Как они выглядели сейчас? Джиро покачал головой и пошел дальше.

Еще через час он пожалел, что не выбрал слово "Вода". Буря стихала, и он мог видеть дальше, но он также мог видеть, что его фляга на исходе. Ему нужен был оазис. Он жалел, что не может просто сжечь другое слово. Джиро ухмыльнулся. Вот это был бы полезный инструмент. Но пока Выносливость не закончится, никакое другое слово не будет работать.

Еще через час буря стихла, и песок начал уходить, а обзор вырос в разы. Джиро мог видеть дальше, чем раньше, но от этого лучше не становилось. Это были сто миль пустоты. Горизонт был единственной деталью, которую можно было разглядеть в миллионах и миллионах песчинок, которые сливались в один ровный желтый цвет. В первый раз это было весело. Даже захватывающе. Один информатор рассказал ему о второй библиотеке, и он ему поверил. Как наивно. Теперь, после 23 экспедиций по пустыне, 12 информаторов и стопки сожженной бумаги, его положение дел не лучше, чем раньше.

Неужели он даже не приблизился к цели? Теперь у него было название библиотеки. Он не знал, с чего начать, но Кселия была той, о ком он мечтал, кого представлял в своем воображении все эти годы. И теперь он знал, что она находится в оазисе, или, по крайней мере, подозревал это.

У него была карта; бумага, похоже, была его единственным достойным инструментом. Он обнаружил пять оазисов. Если человек умирал от кожной болезни, он, вероятно, не мог далеко уйти, особенно не имея возможности сжигать слова. Джиро отметил место на карте. Судя по компасу и звездам, до этого оазиса было бы четыре часа пути – двенадцать, если бы он не был Выносливым. Он предпочел бы не быть Выносливым, раз уж буря прошла, даже если это займет больше времени. Сколько еще он сможет продержаться без воды?

Его голова начинала кружиться. До восхода солнца оставался час или около того, потом он остановился. И вот, через час, Джиро нашел сломанное бревно и уснул в нем.

***

Двести тридцать два человека. Именно столько погибло в огне. Это было первое, что пришло ему в голову, когда он проснулся. Из этих 232 человек 127 умерли сразу, а остальные 105 умерли в больнице от ожогов третьей и четвертой степени. Еще 302 человека остались с серьезными шрамами, которые никогда не заживут. А Джиро остался без единой царапины. Но он не остался таким. Он содрал все татуировки, заклеймив себя словами, которые он использовал в глупых сожжениях, которые он называл игрой. Его руки покрылись длинными кляксами вскоре после того, как он научился читать.

Второе, что он понял, это то, что он перестал быть выносливым: еще один дар, который ему не следовало давать. Но это было не для него. Это было для всех людей, которые смогут вернуть свою жизнь в нормальное русло после того, как он починит эту разбитую землю. Он написал еще одно слово: "Вода". Потом он сжег его. Потом он пошел пешком.

Это было скучно. Это было монотонно. Это было тяжело. Но это то, что он заслужил. Каждый шаг был теплым от только что ушедшего с неба солнца. У него было 12 часов, целая ночь, чтобы попытаться добраться до этого оазиса. А если не до этого оазиса, то до следующего. Его желудок заурчал. Неужели на этот раз он умрет? По-настоящему умрет?

Он всегда задавался этим вопросом. Всегда бормотал про себя, как бы ему этого хотелось. Но этого никогда не случалось. Природа была слишком добра к нему. Почему он мог разрушить жизнь всех остальных и выйти из этого невредимым? Он должен был погибнуть в том пожаре, но кто бы тогда нашел Кселию?

Поэтому он шел. И шел. А потом он нашел ее. Сначала он не мог в это поверить. Прошло всего девять часов. У него болели лодыжки. Его желудок требовал еды, словно это был какой-то чужой зверь, управляемый своими инстинктами. Должно быть, это мираж. Он моргал глазами. Но с каждым шагом эта штука становилась все ближе, как будто он мог протянуть руку и дотронуться до нее.

В море желтой пыли, примерно в миле впереди, из земли торчали пальмы. Внутри них находился бассейн с водой. Он бросился к нему по горячему песку, который кусал его за лодыжки. Скоро до него оставалось десять футов, потом семь, потом четыре. И вот он достиг его, упав лицом в пышные зеленые растения. Они пахли… они пахли травой. Он не чувствовал запаха травы уже пять лет!