Иссык

Вася Москва 1961

Иванов 1962

Толик Куйбышев 1963

– Смотри, – Лена позвала Димаша, – вот эта надпись, – показала она на последнюю, – как будто вчера сделана. А ведь почти шестьдесят лет прошло.

– Угу, – кивнул Димаш. – спустимся, я тебе ещё кое-что покажу.

Спустившись, Димаш пробрался к раскинувшейся неподалёку россыпи мусора, выдернул из неё бутылку – обычную на вид бутылку, как из-под напитка «Байкал», оглядел её и подошёл к Лене.

– Глянь.

На донышке бутылки, среди прочих цифр и аббревиатур, значилось: 1963.

– Как? – поразилась Лена. – Это она столько лет здесь лежит?

– Это что, – Димаш забрал у Лены сосуд, и покрутив в руке, метнул его восвояси. – Бутылка-то и тысячу лет пролежать может. Я тут обёртки от мороженного находил. Бумажные. От шестьдесят третьего года. Вот как они сохранились, этого я объяснить не могу.

Тишина сделалась оглушительной. Замерли лапы елей, ветви осин и берёз. Будто окаменел каждый стебелёк, каждая травинка на малахитовых гребнях. Димаш не шутил. Время в этом месте и вправду остановилось. Оцепенело на роковой отметке 7 июля 1963-го. Вместе со временем оцепенела и Лена.

– Эй! – Димаш потянул её за руку. – Пойдём на крест поглядим.

– Какой крест? – сознание Лены медленно выбиралось из летаргии.

– Поклонный. – Димаш продолжал тянуть Лену за руку.

– Зачем крест? Для чего?

– Да ты знаешь, сколько народу здесь погибло?

*

На чисто выметенной, выложенной плиткой площадке, раскинул позолоченные руки в стороны громадина-крест. Рядом плита из чёрного мрамора. На ней бесхитростная эпитафия.

Трагедия ваша

История наша.

Сель вас унёс.

Бог в вечность принёс.

В водах потока вы полегли.

За муки свои покой обрели.

Лене стало неловко, будто бы она пришла на могилу к близкому человеку не взяв цветов.

– Надо бы цветочков нарвать.

Благо вокруг недостатка в них не было. Среди сочной альпийской травы пестрели лимонно-жёлтые лютики, нежно-голубая дикушка-герань, и какие-то насыщено синие, похожие на колокольчики.

Димаш протянул ей букетик, от которого веяло пряной свежестью. Лена не смогла удержаться, поднесла букет к носу, жадно втянула воздух. И закашлялась. С хрипом, со свистом. Димаш побледнел.

– Что с тобой? Ты в порядке?

– Баллончик… в рюкзаке… – Лена выдавливала слова, борясь со спазмами, – в левом кармашке… достань.

Через пару минут, к великому облегчению Димаша, всё закончилось. Лена запаковывала баллончик с сальбутамолом обратно в рюкзак.

– У тебя астма что ли?

– Да. Но это не страшно. Такие приступы редко бывают. Только когда цветёт что-нибудь этакое. Хорошо, что баллончик взяла.

– Да уж, – выдохнул Димаш.

– Ладно. Не грузись. Всё нормально будет, – она подмигнула и опять поглядела на крест. О чём-то задумалась.

– Ты чего?

– Христианский крест на мусульманской земле. Неожиданно.

– Хм, – Димаш почесал нос. – Мусульманской-то мусульманской, только вот… в душе каждого казаха, на глубоком архетипическом уровне, укоренён степной дух тенгрианства.

– Вот ты завернул! – Лена рассмеялась. – Пафосно как!

– Да это не я завернул, – Димаш грустно улыбнулся, – это дед мой. Он историк. Всю жизнь тенгрианство своё изучает.

– А что за вера такая?

– В верховного бога Тенгри. Это бог неба. В злого подземного бога Эрлика. В кучу других богов и богинь. Но главное – в души предков, с которыми мы якобы связаны навсегда. Муть, короче, языческая. Ты точно в порядке?

– Абсолютно.

– Ну тогда под рюкзаки, и вперёд!

*

Они поднимались, по уже потерявшей весь свой асфальт дороге, на огромную, перегородившую ущелье перемычку.

– Это плотина, – пояснял Димаш. – Её восстановили искусственно. После той катастрофы. А сейчас, – они, тяжело дыша, приближались к кромке, – ты увидишь то, чего никогда не забудешь.

Лена ахнула. Её изумлённому взору открывалась фантастическая панорама. Там внизу, в обрамлении покрытых мохнатым лесом гор, над которыми в неприступной вышине парили ледяные башни острых вершин, величаво раскинулось исполинское зеркало непредставимого цвета.

«Цвет голубого бриллианта?» – подумала Лена, пытаясь найти сравнение.

– Цвет забайкальского берилла, – подсказал Димаш, будто бы прочитав её мысли. – Пётр Тян-Шанский так о нём написал. Это из-за горной муки. Ледники тают и приносят с собой частички скальной породы.

– Господи! Красота-то какая! – Лена достала смартфон.

Набежал ветерок, пахнущий лугами и снегом. Он вернул с собой звуки. Зачирикали птицы, застрекотали в траве кузнечики, загудел над ухом бархатный шмель. И время снова пошло.

Лена фотографировала. Димаш присел на камень и украдкой глядел на неё. На то, как ветерок играет с её пшеничными волосами, на её ладную фигурку в обтягивающей майке и леггинсах, на градины сосков, дерзко пробивающихся сквозь ткань…

– Какое огромное! – восхитилась Лена, окончив, наконец, съёмку.

– Вовсе нет, – Димаш поднялся с камня. – Огромным оно было до селя. Вон видишь, – Димаш показывал на более молодой светло-зелёный лесок, по склонам гор и в пойме впадающей в Иссык реки. До катастрофы здесь была вода. Тут даже прогулочные катера ходили – здоровые, на сто человек. Посмотри туда, – он направил руку в сторону поросшей осокой отмели, где, наполовину уйдя под землю, ржавел искорёженный остов приличных размеров судна.

– Офигеть! – Лена, сделав наезд камеры, взяла развалину в фокус.

– Остановимся там, – Димаш указал на противоположный берег, где река, расходясь широким веером ручейков на шоколадном песке, впадала в озеро. На пляже, на почтительном расстоянии друг от друга, стояло несколько легковушек, два тента, сновали фигурки людей, от мангалов поднимался лёгкий дымок.

– А купаться будем? – спросила Лена.

– Ну, если ты морж – тогда пожалуйста, – улыбнулся Димаш. – Температура воды семь градусов.

– Блин, а связи-то нет, – прежде, чем упаковать телефон в рюкзак, Лена поглядела на экран.

– Что ж поделаешь? – Димаш развёл руками. – Хотя… Сутки в отрыве от цивилизации! Разве это не круто? – он подмигнул.

*

Они поставили палатку в размашистой дельте, в пятидесяти метрах от озера, там, где сквозь песок и гальку речного наноса пробивалось юное деревце. Тени оно давало немного, а солнце на безоблачном небе палило на совесть. Высоко в горах всегда так: если солнышко светит – жарко, а стоит ему спрятать лицо за тучку – тут же становится зябко.

Димаш натаскал из ближайшего ельника сухих ветвей для костра, выбрал из них несколько самых ровных, и достав из рюкзака большой нож, принялся заострять их концы.

«На колья пойдут, – объяснил он, – тент сделаем». Увидев, что Лена не сводит глаз с его грозного на вид инструмента, добавил: «Настоящий. Охотничий. Друг на день рождения подарил».

Поодаль расположились ещё две компании. Трое парней и две девушки резались в волейбол. Женщины постарше, возлегая на узорчатой кошме доедали арбуз. Два карапуза копошились в песке. А дородный мужик, с воплями и уханьем, геройски окунался в студёные воды озера.

Глядя на припаркованные рядом авто, Димаш вздохнул.

– Эх была бы у меня машина, насколько б удобнее было!

– А чего ж ты её не заимел? – спросила уже раздевшаяся до купальника и растянувшаяся на песочке Лена.

– Да дед всё. – Димаш высекал ножом стружку. – Бзик у него, понимаешь. Не разрешает за руль садиться, хоть ты его убей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.