Страница 9 из 98
Я сразу пригласил Бориса Григорьевича на вечерний чай, и пристав, закончив со служебными делами, пришёл ко мне. Тому, что я не отослал Варю, когда мы сели говорить о деле, Шаболдин удивился, но, надо полагать, тут же сообразил, что это мой дом и мои правила, и раз уж я таким образом поступил, то так тому и быть.
— Дурацкая история, должен вам доложить, Алексей Филиппович, получилась, совершенно дурацкая, — сокрушался старший губной пристав. — Господин Ташлин вдруг поменял свои первоначальные показания и пояснил, что никуда он не уезжал, а слух о своём отъезде по служебным делам пустил, чтобы отсрочить выплату карточного долга. Вот он-то сам вора и застрелил, а не его супруга. Да и пристав тамошний Крамниц говорит, настолько всё очевидно было, что он с самого начала не поверил, будто это госпожа Ташлина с вором справилась.
— Что ж, всё, как я и предполагал, — с удовлетворением отметил я. Да, с рекламой своих карабинов через госпожу Ташлину я пролетел, но хоть подтверждение собственной правоты погрело душу. С паршивой овцы, как говорится…
— Всё, да не всё, — усмехнулся пристав.
— Это, простите, как? — не понял я.
— А так, Алексей Филиппович, что Крамниц уверен: пусть супруга Ташлина ни в кого не стреляла, но и сам Ташлин дома в ту ночь и правда не был, — выдал Шаболдин. Ну ничего себе поворот!
— Вот! — торжествовала Варя. — Я же говорила!
— А что, прошу прощения, вы говорили, Варвара Дмитриевна? — заинтересовался Борис Григорьевич.
— Что у Ташлиной был любовник! — выпалила Варвара. — И это именно он и стрелял!
— Ну, любовник или кто ещё, этого мы теперь не узнаем, — с лёгким сожалением сказал Шаболдин, однако признательный поклон в сторону моей супруги обозначил.
— Почему не узнаем?! — Варенька даже опешила.
— Так закрывать дело будут, — развёл пристав руками. — Вор убит, кто бы из находившихся в доме его ни застрелил, ничего это не меняет. Тем более, Ташлин сказал, что это он. Никаким иным имеющимся по делу сведениям слова Ташлина не противоречат, в доме, по словам того же Ташлина, ничего не пропало, то, что никуда он по служебной надобности не выезжал, установлено совершенно определённо, — вот, собственно, и всё.
— Но как же так?! — обиженно возмутилась Варенька. — Как же не выезжал никуда Ташлин, если этот ваш Крамниц уверен, что не было его дома?
— Не выезжал по службе, — уточнил Шаболдин. — А что там у него не по службе приключилось, того, боюсь, Крамниц узнать уже не сможет.
— И где же Ташлин служит? — похоже, я начал что-то соображать.
— В Палате государева двора, — без особой радости ответил пристав. Да уж, то ли не пожелало начальство этого Крамница тягаться с ведомством, управляющим царским имуществом, то ли Палата не захотела, чтобы публично склонялось имя не самого последнего её чиновника, то ли то и другое сразу.
— А вора, кстати, опознали? — я попытался зайти с другого конца.
— Пока нет, — недовольно буркнул Шаболдин.
Да уж, насколько я себе представлял, долго держать тело убитого вора на леднике прозекторской не будут. Изограф зарисует лицо и особые приметы на теле, по каковым потом его и опознают, если найдётся, кому. Тело же похоронят по-христиански, пусть и крайне скромно, да молиться священник будет за раба Божия, «имя же его Ты, Господи, веси».
Вот уж действительно, дурацкая история…
[1] В те времена анекдотом называли примечательный случай из жизни, а не короткий смешной рассказ с неожиданной концовкой