Страница 81 из 82
— Своими делами надо заниматься, Сергей Олегович, — мягко сказал он, — тогда и сон будет хороший, и здоровье крепкое. Кончайте его, только тихо, потом прикопаете к остальным.
Подручные синхронно усмехнулись и дождавшись, пока Смидович скроется за дверью, вытащили ножи. Голова у Сергея кружилась, да и слабость в ногах не проходила, он геройствовать не стал, выхватил майнлихер и продырявил одному из бандитов правое плечо. Тот вскрикнул, выронил нож, потянулся к револьверу, и получил вторую пулю в живот.
— Я его взял! По башке треснул, так он отключился.
Мухин сунулся было в комнату, прикрываясь обмякшим Смидовичем, засевший за комодом бандит выстрелил в нового противника, пуля чиркнула санитара по щеке. Фомич отпрянул, Травин два раз пальнул в появившееся плечо, а потом, когда его обладатель от боли потерял контроль и показался почти полностью — в голову.
— Там похоже дверь ломают, тикаем.
Травин кивнул, схватил первую попавшуюся папку с ятями на обложке, пачку старых ассигнаций, и поспешил за Фомичом. Им наперерез бросились несколько человек, Мухин выстрелил в их сторону, до новых противников было всего несколько метров. Травин схватил Смидовича, кое-как закрылся им как щитом, всё то время, что Сергей с Фомичом пятились к кладовке, подручные конторщика целились, но не стреляли. Мухин помог подтащить конторщика к лазу, подождал, пока Травин спустится вниз, и перехватил Смидовича за ноги, чтобы утянуть за собой. Сергей поднял руки, подстраховывая товарища, из темноты неожиданно выскочил человек, два раза быстро ткнул Травина в живот и бросился обратно. Адам свалился вниз головой, застонал.
— Там же Варя! — Фомич скатился по лестнице вместе с пленным, не забыв запереть люк, взвалил Смидовича на плечо. -Ты как?
— Бегом, — скомандовал Травин, и сам кое-как попытался поспеть за рванувшим вперёд Мухиным.
Дышалось тяжело, грудь словно сдавило, ноги не слушались, он заткнул отверстия в животе пальцами и два раза упал, а потом карабкался по лестнице из последних сил, Мухин схватил Сергея за шиворот и выволок наружу. Возле люка валялось тело сапожника, он не двигался, вокруг головы расплывалось кровавое пятно.
— Он на меня сверху спрыгнул, ударил и за вами полез, — Варю трясло, но пистолет из руки она не выпустила, — а потом обратно появился, сволочь.
— Всё хорошо, — Фомич прижал женщину к себе, — ты молодец. Теперь давай командира в больничку доставим, его крепко приложило, и печёнка проколота, а потом этого хмыря куда следует отвезём.
Входная дверь распахнулась, в дом вбегали бойцы ГПУ во главе с Мигуличем, это Сергей видел уже как сквозь пелену, а потом и вовсе потерял сознание.
Эпилог.
Смидович от пособничества экономическим диверсантам отпирался, утверждая, что всего лишь продал старые ассигнации по рублю за штуку, на четыреста тысяч рублей, и помогал скупать облигации за небольшой интерес, Чижиков, который последние дни скрывался у него на чердаке, интересовался документами из архива, и даже за это платил, как выяснилось — фальшивками. Сколько конторщик получил, всё почти до копейки нашли у него в доме, только государству от этого толку не было, настоящими банкнотами там едва ли шесть тысяч набралось.
— Это ж меня обокрали, — чуть ли не рыдал Адам, правда, когда его прижали с контрабандой, замкнулся в себе и помогать следствию перестал. Но Меркулов был уверен, что замазан Смидович в этом деле по уши, и рассчитывал в скором времени его расколоть — пойманные члены банды были куда разговорчивее.
Ему устроили очную ставку с Фомой, в надежде, что тот конторщика опознает, но ничего из этого не вышло, если они и узнали друг друга, то вида не подали. Зато от знакомства с Варей Смидович не отказался и даже похвастался, что сохранил для дочери друга книги, посуду и мебель, а себе оставил никому не нужные бумаги. С точки зрения самой Лапиной, она ничего не потеряла, а дядю Адама даже жалела. Устроил ли пожар сам Лапин, или просто спас часть архива вместе с банкнотами, а потом по причине смерти его не вернул, выяснить не представлялось возможным.
Травин лежал в больнице, печень подзажила и сознание прояснилось, но снова начались головные боли, Черницкая ни в какую не отпускала его домой, на Керниса, начальника окрсвязи, по телефону кричала так, что тот, наверное, и сам готов был слечь.
— Мухина твоего уже три дня как отпустили, так я ему сказала, чтобы не ошивался тут попусту, — Лена кормила Сергея с ложечки, отметая все его попытки есть самостоятельно. — То, что вы Смидовича поймали и бумаги старые вернули, тут, конечно, молодцы, а вот что червонцы так и не нашли, и Чижиков, который знал где они, мёртв, это Меркулова очень злит. Если бы не Политкевич, сидеть вам вдвоём в кутузке за самоуправство, а так он в Ленинград доложился, и его похвалили. И всё же, понять не могу, почему этот Смидович с заграницей связался, мог бы и дальше тут тёмными делишками заниматься.
— Старость, — Травин сделал безуспешную попытку завладеть ложкой, — что в голову взбредёт, то и делает. От травм головы такое тоже случается.
— Ты мне тут с этими шутками поаккуратнее, — докторша щёлкнула Сергея по носу, выглянула в коридор — Надя, принеси-ка Сергею Олеговичу чаю, и мне тоже, да сахару не пожалей.
Матюшина была в бешенстве. Так хорошо всё шло, Сергей и Черницкая поругались, и не разговаривали, казалось, ещё немного, и он эту докторшу окончательно забудет. Так ведь нет, помирились, вон как его обхаживает, тварь подколодная, чтоб ей в аду гореть. В ту ночь, когда Травина привезли, он был без сознания, и домогательства Черницкой выглядели жалко, но потом он очнулся и теперь с рук её ест.
Надя заварила чай, положила в каждый стакан по два куска рафинада, представила, как она входит в палату, ставит поднос на тумбочку. Травин будет слева, а Черницкая — справа. Матюшина достала флакончик с лекарством, которое Мухин для её матери сделал.
— Сколько он сказал, двадцать капель?
Она отсчитала до двадцати, капая в правый стакан. А потом добавила ещё столько же, для верности, взяла поднос и отправилась к больному.
***
Мухин помогал носильщику перегружать вещи. Варя после того, как её чуть не убили, решила, что ни дня не останется в этом неспокойном городе, и Фомичу поставила ультиматум — немедленно перебираться в Ленинград. У Лапиной на Гороховой жила родственница, готовая приютить на первое время одну возлюбленную пару.
— Однако ж, — носильщик с трудом затащил в багажный вагон фанерный ящик, — никак кирпичи возите?