Страница 3 из 14
Женщина вдруг сильно побледнела, вцепилась руками в подлокотники коляски. Лектор сбежал к ней с кафедры, в аудитории повисло тяжелое молчание.
— Икру? ИКРУ?!
Пациентка, оттолкнув препода, вскочила на ноги, с треском рванула правый рукав на блузке, стала сильно расчесывать локтевой сгиб. После чего так заорала, что даже меня оглушило на галерке. А первый ряд так и вовсе отшатнулся.
Лектор попытался успокоить женщину, но какое там... Она вопила, будто рожала.
— Меня отчислят! — паниковал Давид в коридоре. — Буряков орал почище этой бабы.
— А Буряков это... — я завис, пытаясь вспомнить.
— Куратор курса. Слушай, что теперь делать? Я же нечаянно!
— За нечаянно бьют отчаянно, — тут я задумался. — Пиши в объяснительной, если потребуют, мол, в ходе общения с пациенткой засомневался в том, что болезненные переживания померкли и потеряли актуальность, дескать, пациентка подгоняла свой рассказ для того, чтобы ее выписали...
— Да эта баба — его постоянный экспонат. Обидится, перестанет к студентам ходить. Лектору еще кого-нибудь уговаривать придется.
— Блатная?
— Похоже, — Давид вцепился себе в волосы. — Что же делать, что же делать?!
— Делай, как я говорю! Ничего страшного не случилось. Пациенты в психушке постоянно врут, чтобы их выписали побыстрее. Если бы бред прошел, она бы на твои слова про икру никак не реагировала.
— Думаешь?
— Зуб даю. И вот что еще, — как бы между прочим сказал я. — В общагу могут следаки звонить...
— Следаки? Ты во что вляпался?.?
— Я свидетель, не переживай, — успокоил я встревожившегося Ашхацаву. — Короче, если что, ушел в неизвестном направлении и обещал вернуться. Ты, кстати, вещички собираешь? Я скоро съезжаю, уступаю место.
Давид оглянулся, увидел стайку девушек с курса, что шли по коридору. Ого, а Соня Голубева абхазскому князю глазки строит откровенно уже. Симпатичная девчонка, но очень уж прилипчивая. Ладно, помолчу, думаю, Давид и сам разберется, не маленький.
— Собираю. Дай телефоны владельцев квартиры.
— Завтра найду и оставлю тебе запиской на вахте. Все, бывай. Мне пора бежать.
Томилина, к счастью, оказалась дома. И трубку взяла сразу, хоть и голос заспанный был.
— Хорошо что ты позвонил... Ты что утром сказать хотел? Я просто не успевала уже, бежать надо было...
— Давай приеду, расскажу. Твои дома?
— Родители? Нет, они во вторую, ушли уже.
— Ну жди тогда, мчусь!
Хочу сказать, что когда пробок нет, ездить по Москве на такси — одно удовольствие. Каких-то жалких пол часа — и я на месте. И успел еще зайти в кулинарию, купить пирожное для Лены.
Она встретила меня, закутавшись в длинный махровый халат до пят, из-под которого торчал воротник байковой пижамы.
— Замерзла, что ли? Вроде не холодно у вас.
— Какое там, вчера какая-то птица врезалась в мое окно, стекло треснуло, дует. Мама звонила в ЖЭК с утра, но когда там придут заделать — неизвестно. Что принес? Пироженку? Пойдем на кухню, чай пить будем. У тебя когда следующая процедура?
— Завтра. Третья уже.
И ведь не последняя. Чем больше материала получим, тем лучше, но смотреть на этот шланг сил нет.
— Так тебе и надо, не будешь в науку лезть. Так что там случилось? — спросила она, поставив чайник на плиту. — Ты спичек не видел? Завалились куда-то.
— Держи, — подал я ей коробок. — Слушай, там утром... короче, неприятность у нас...
— Остановили вас на дороге? ГАИ?
— Хуже. Когда мы ехали назад, нас тормознул сторож... садовое товарищество там...
— Что ты тянешь, Андрей? — Томилина побледнела, уставилась на меня своими глазищами — Говори уже? Нагрубили кому-то? Жалобу писать будут?
— Там труп был, — вывалил я ей новость.
Лена открыла рот, закрыла.
— До прибытия? А вызов почему не оформили?
— Не было вызова, Лена. Там... мужика из КГБ убили, понаехала куча целая, с обеих сторон. И менты, и чекисты. Перетрясли всё. Меня завтра в прокуратуру вызывают...
На Томилину было больно смотреть. До нее начало доходить, в какую жопу мы попали из-за хозяйственного Миши и ее доброты. А как отказать? Свои же. А теперь расхлебывать.
— Что дальше будет, Андрей? — спросила она.
— Выговор. Тебе и Харченко. Мишу еще и за использование транспорта в личных целях дергать могут. Поэтому запомни — ты ничего не знала. Водитель отпросился поехать, зачем — не сказал.
— Это почему?
— Потому. Одно дело, если водила один всё сделал. А другое — группа лиц по предварительному сговору. Тут и уголовное дело возбудить могут — воруют бензин, то се.... Что бы кто ни говорил, никому и никогда не признавайся, что ты знала, зачем Харченко поехал. Понятно?
— Да, — кивнула она. — А что будет с нами? Чайник закипел, подожди, заварю свежий сейчас.
Вот я бы так не смог. А женщины наши — запросто, не думая. Тут мир рушится, творится неизвестно что, а она встает и идет жратву мужику готовить. Жениться, что ли? Ну нет, обожду пока.
— А ничего не будет. Держись этой версии, и кроме выговора — вообще ничего. А скорее всего и его не будет — я тут с товарищами из обкома пообщался. Вроде настроены помочь нам.
— Ну да, ты же... Андрюша, обними меня, — Лена подошла ко мне и прижалась грудью к лицу.
Как-то потом не до чая было. Мы в спальню переместились настолько стремительно, что я и опомниться не успел. Опасность, как оказалось, тоже неплохой афродизиак.
Полетел куда-то халат, а вслед за ним и пижама с вязаными носками. А я показал просто чудеса скорости, раздеваясь быстрее опытного стриптизера. Поцелуи, жадные и беспорядочные, так и летали по нашим телам, которые сплелись в какую-то очень сложную конструкцию.
— Ты же не оставишь меня, Панов? — спросила Лена, пока моя голова лежала у нее на груди и я неспешно водил пальцем по торчащему розовому соску со слегка припухшей ареолой. — Не бросишь?
Я только крепче сжал мою «рыжую».