Связь без брака

Глава 4

После разговора с девочкой, на меня словно снизошло какое-то умиротворение. Все личные душевные переживания отошли на второй план, и в голове стали формироваться зачатки плана, как можно хоть что-то изменить. Главное — стать известным, чтобы к моему голосу могли прислушаться, а это в советское время можно было сделать, пожалуй, только через кино, спорт или партийную карьеру. Экран мне точно не светил, но вот последних двух я имел определённый опыт, являясь в подростковом возрасте кандидатом в мастера спорта по бегу с барьерами на дистанции 110 метров и помощником депутата, а затем и депутатом одной из правящих партий уже когда стал взрослым. Всё это было для меня словно другая жизнь, далёкая оттого, когда всё пошло под откос из-за взятки, тюремного срока за неё, ухода жены и попадания на дно общества.

«Но для начала, нужно разобраться с тем, что происходит в лагере, — приняв решение, я вытащил изо рта травинку и щелчком отбросил её в сторону».

Гуляя возле озера, я видел знакомые стреловидные растения с фиолетовыми красивыми цветками, и теперь мне нужна была только ёмкость для сбора сока, который я собирался получить, перетирая на камне цветы, стебель и корень. Борец был крайне ядовитым растением и мне об этом было прекрасно известно, зря я что ли штудировал библиотеку интерната, восстанавливая школьные знания и впитывая в себя то, чего не знал раньше, а в лагере записавшись потому на почти все кружки, в том числе и сбора гербариев.

Вернувшись, я нашёл на кухне пустую бутылку из-под кефира, с широким горлышком и вернулся пока было время, на озеро, ища борец и заполняя её на треть ядовитым соком. Уже с ней, спрятав под выпущенную рубашку, я вернулся в лагерь и улучив момент, когда повара выйдут покурить, вылил собранное в тот бак, который готовили для лагерной верхушки. Затем, помыв тщательно саму бутылку и руки, я отправился в душ, чтобы постирать одежду, в которой я был, а также тщательно помыться самому. Руки, в которых я держал камни, давя ими растения стали покрываться волдырями, несмотря ни на какие предосторожности и это могло меня выдать.

Сидя за ужином, вместе со всеми, я сильно переживал, увидев за столом с отравленной едой двух посторонних, я порывался было встать и подойти, но тем самым я бы сразу себя раскрыл. Не зная, что делать, я умоляюще смотрел в сторону девочки, ложкой ковырявшейся в еде, но не пробующей её, как я и предупреждал, а рядом с ней сидели старшаки, и сам директор, который оживлённо разговаривал о чём-то с начальником лагеря. Ира внезапно встала, и провожаемая колючим взглядом директора позвала из-за стола двоих пионервожатых, оказавшихся за их столом случайно. Она строила им глазки и о чём-то весело щебетала. Лицо Пня при этом нужно было видеть, пришло понимание, что Ира поплатится за то, что она спасла двух человек, а я наделся, что они съели мало, для того чтобы умереть. Смерть случайных людей не входила в мои планы.

Борец вскоре подействовал, раздались крики и по земле, оря от боли и держась за животы, стали кататься люди. Тут же началась суета, никто ничего не понимал, поэтому нас срочно стали разводить по баракам, не дав доесть еду, и уходя, я с сожалением увидел, что Пень суёт себе два пальца в рот и рыгает, чтобы избавиться от содержимого желудка. Видимо за разговором он съел мало отравленной еды, чтобы аконитин подействовал на него сильнее.

Нас завели в барак, закрыли дверь, и все стали громко обсуждать, что же произошло и к чему это приведёт. Ко мне, по привычке никто не подходил, я давно уже создал себе образ замкнутого и себе на уме подростка. А зная, что я могу в ответ и ножом пырнуть, желающих общаться со мной ближе, больше не находилось.

Многие подростки, прильнувшие к окнам, рассказывали, что происходит на улице, говоря, что через час приехала машина скорой помощи, а ещё через час машина милиции. Весь вечер и следующее утро нас продержали в безызвестности, не выведя даже на зарядку и завтрак, а уже в обед, когда голодные дети стали табуретками бить в двери, наконец появился первый взрослый. Незнакомый пионервожатый пришёл в сопровождении милиционера и сказал, чтобы мы прекратили буянить, поскольку через пару часов подойдут автобусы и нас увезут обратно в интернат, поскольку пионерлагерь закрывается.

Дети попытались узнать в чём причина и когда их накормят, на что он ответил, что из-за случившегося массового отравления, умерло пять подростков с нашего интерната, начальник лагеря, и ещё около шести человек увезли в больницу. Это потрясло многих, и от взрослых отстали. А через пару часов и правда нас погрузили в автобусы и выдали бутерброды и по бутылке кефира, которые голодные подростки умяли со скоростью звука, уже более довольные поехали в обратный путь, галдя и обсуждая случившееся. Я же, сидел и размышлял, жалко ли мне того, кто пострадал помимо старшаков.

«Начальника лагеря точно нет, он видел, что происходит на его территории и не сделал ничего, чтобы этому помешать, жаль только, что главная цель моего плана осталась цела и невредима. В этом я убедился сам, когда увидел Пня, распоряжающегося погрузкой детей».

По приезде домой, все бросились делиться новости со своими друзьями и знакомыми, которые не попали в лагерь в нашу смену, а я воспользовавшись тем, что интернат превратился в галдящий и шумящий филиал ада, отправился осуществить то, что давно хотел, но боялся. Теперь же, после произошедшего на озере и в лагере, я чувствовал себя чуть увереннее и страх за свою жизнь ненадолго отступил.

Выйдя из комнаты, я спустился на второй этаж и якобы идя в туалет, воровато оглянувшись, чтобы никого рядом не было, нырнул в комнату, которая была сразу напротив общего туалета. Сидевший за столом мальчик, испуганно вздрогнул и отодвинул от себя тетради.

— У меня ничего нет, — со страхом смотрел на меня Редька, после появления новой власти, снова вернувший себе мальчишеский облик, но неуважение подростков. Он, и ещё трое опущенных жили в этой комнате полными изгоями.

— Мне плевать, у меня мало времени, — я подпёр дверь своей пусть и хилой тушкой, — быстро расскажи, за что тебя опустил Бугор.

— Зачем тебе? — удивился он.

— Я хочу его наказать, поэтому у тебя только один шанс, — отрезал я, — ну же! Или я ухожу!

— Стой, погоди! — в глазах подростка показались слёзы, — я всё расскажу. Он сделал это по приказу прошлой директрисы, так как я случайно услышал её разговор со своим мужем, о том, сколько она максимум может брать с содержания интерната себе.

— И что ты сделал?