Страница 23 из 36
«Вот оно! Все сходится! Поэтому и Эчмиадзин, и Мцхет! Господи, как я не догадался раньше! И ведь то видение в Гехарде! Навершие копья! Копье святого Лонгина!»
— Вам нехорошо, Ник? — спросил шепотом Антоний Иванович, увидев, как на лбу у Ника выступили крупные капли пота.
— Нет, нет, не беспокойтесь, все в порядке.
В это время Ник прокручивал в голове все события, начиная с лондонского убийства.
«Татуировки скорее всего представляют собой изображение копья. Значит, должен существовать не то орден, не то тайное общество, связанные с копьем. Но возможны не одно, а два — ведь наколки-то были двух цветов, красные, как в Лондоне, и черное, как у убийцы из Мцхета. Надо будет спросить осторожно у Антония Ивановича, что он знает о копье, кроме того, что связано с Мцхета. Как это я не вспомнил, почему? Да какой же я дурень! Хофбургский дворец! Ведь там тоже хранится копье, но то копье Святого Маврикия! Значит, существуют два копья! И что там со Святым Маврикием? Надо бы припомнить!»
— Служба кончается, — тихо сказал Левон, — давайте, я осторожно выведу вас отсюда, а то будет жуткая давка.
Осторожно пробираясь сквозь толпу, все трое добрались до колясок. Их встретила Лили, разгуливающая между двумя колясками, в одной из которых сидели Аполлинарий и Лиза. Аполлинарий был бледен и что-то настойчиво говорил Лизе, а та сидела с пунцовыми щеками и опущенными глазами.
Ник был так поглощен своими мыслями, что не заметил всего происходящего. А Лили сразу возникла возле Левона и стало его горячо о чем-то расспрашивать. Тут Аполлинарий вышел из коляски, куда тотчас же впорхнула Лили, подошел к Левону, отвел его в сторону и стал что-то говорить.
Левон, растерянно опустив голову, слушал Аполлинария.
Ник и Антоний Иванович, не зная, о чем идет разговор, подошли к ним.
Левон, повернувшись, беспомощно сказал:
— Аполлинарий Шалвович просит руки Лизы. И говорит, что Лиза согласна. Все так быстро и неожиданно…
— Ну что ж, Левон, — бодро откликнулся Антоний Иванович, — по моему, прекрасная пара. Что ж, благословите их.
— Как, прямо тут?
— А что ж, день примечательный, мы у святого храма. Этот день останется в памяти.
Так Аполлинарий нашел себе невесту.
После поздравлений все же пришло время расставания. Аполлинарий сказал, что как только он приведет в порядок все свои дела, тотчас же вернется в Армению, чтобы договориться с Левоном и Лизой о дне свадьбы и обо всех остальных делах. Все расселись по коляскам и поехали в Эривань на вокзал, провожать тифлисцев.
Глава 12
Утром, всего лишь с двухчасовым опозданием, поезд прибыл в Тифлис. Распрощавшись на вокзале с Антонием Ивановичем и Аполлинарием, Ник и Лили отправились домой. Прощаясь с Аполлинарием, Ник шепнул ему, что будет рад его видеть как можно скорее у себя.
Дома их ждал Петрус, который успел с утра помчаться на Метехский мост, купить ведерко рыбы и приготовить ее как-то особенно, как его научили рыбаки. Конечно, это было безумно вкусно.
— Петрус, ты просто кудесник! — воскликнул Ник. — Необыкновенная вкуснятина!
— Божественно! — вздохнула Лили. — Как бы я не старалась, у меня так не получается.
— Погодите, вот к обеду у меня будет ореховый соус к рыбе! Вот тогда что вы скажете! — гордо произнес Петрус. — Надеюсь, Аполлинарий Шалвович поспеет к обеду.
— Петрус, я должна тебе кое-что рассказать, — таинственным голосом сообщила Лили. — Это касается Аполлинария Шалвовича.
— Ладно, лапочка, сообщи Петрусу последние новости, а мне надо срочно поработать, — сказал Ник, поднимаясь из-за стола.
— Ник, не забудь, завтра приедет управляющий из Аштарака, — крикнула ему вслед Лили.
Ник, не оборачиваясь, помахал рукой и спустился к себе, в тишину библиотеки.
Первым делом Ник взял с полок огромные тома, в которых описывался Хофбургский дворец и его сокровищница. Нервно листая страницы роскошного фолианта, Ник, наконец, нашел то, что искал. Среди экспонатов сокровищницы Габсбургов под номером 155 значилось: «Копье Святого Маврикия». Оставив фолиант лежать на столе, Ник достал Британскую энциклопедию и нашел там обширную статью о Святом Маврикии.
— Итак, времена римской империи, 285–305 годы новой эры, — шептал он про себя, перелистывая страницы, — империя уже не та, да и правители соответствующие. Император Диоклетиан, который окончательно упразднил республику и требовал поклонения себе как богу и господину. Он облачился в пурпур, парчу и шелк, завел церемониал поклонения себе на персидский лад: перед ним падали на колени и целовали край его одежды. Но он был достаточно умен для того, чтобы понять, что в одиночестве он не сможет управлять обширной империей, окруженной со всех сторон варварами. В соправители он взял себе Максимиана.
Максимиан как император имел официальное имя Цезарь Марк Аврелий Валерий Максимиан Август и прозвище Геркулий, что значит «происходящий от Геркулеса». Максимиан Геркулий, как и Диоклетиан, был человеком неглупым, но гораздо менее гибким и более свирепым. Если Диоклетиана называли отцом золотого века, то Максимиана Геркулия прозвали отцом железного века. Восстание галлов вынудило Максимиана отправиться со своей армией в Галлию. В состав армии входил и Фиванский легион, состоявший из христиан, коптов. Во главе легиона стоял чернокожий офицер по имени Маврикий. Подавив восстание, Максимиан издал указ о жертвоприношении римским богам, в том числе среди жертв должны были быть христиане. Фиванский легион отказался выполнить приказ, отошел и расположился лагерем неподалеку от маленького галльского городка Агуанум. Максимиан, услышав о том, что его приказы не выполняются, рассвирепел, и велел казнить каждого десятого. Но это не подействовало. Тогда он велел казнить каждого десятого из оставшихся. В общем, были казнены все 6600 воинов и даже те из Фиванского легиона, кто в это время находился в других местах Европы. Во время их мучений случились многочисленные чудеса, которые, несомненно, в значительной степени внесли вклад в массовое обращение жителей этих областей в христианство. В Цюрихе, например, трое казненных мучеников чудесным образом встали и со своими главами в собственных руках, взошли на вершину холма. Там они стали на колени, помолились и, наконец, легли. Позже на том самом месте был воздвигнут большой собор. Трое мучеников, несущих в руках свои головы, присутствуют на гербе и печати Цюриха до сего дня.
И дальше шло самое интересное.
«В средние века святой Маврикий был святым покровителем многих римских династий Европы, а позже — Римских императоров. В 926 году Генрих I (919–936) даже уступил швейцарский кантон Ааргуа в обмен на копье мученика. Некоторые императоры были помазаны перед алтарем святого Маврикия в Соборе святого Петра в Риме.»
Так, теперь понятно, как это копье, копье Святого Маврикия, оказалось в сокровищнице Габсбургов и какое значение оно имело для Европы.
«Итак, копье, его чернокожий обладатель… — строил Ник логическую цепочку, — Маврикий. Стоп. А что мне говорил в подземелье Гехарда тот португалец? Он сказал, что все это козни злого мавра… Но сам он рассказывал о другом копье, о копье Лонгина. Значит, существуют два копья, одно в Вене, это копье Святого Маврикия, другое в Эчмиадзине, и это копье Святого Лонгина. Значит, могут существовать и два ордена, каждый со своим копьем. И явно, черная татуировка связана с копьем Святого Маврикия, мавра, чернокожего.»
— А вот перед самым моим отъездом букинист принес мне стопку книг о крестоносцах, я их тогда только проглядел, но что-то такое там было, — бормотал Ник, лихорадочно перебирая книги. — Вот тут, да, да, Ливонский орден…
«В Лифляндии же при рыцарских замках именно в XIV и XV веках возникли загадочные общества Черноголовых. Устав Ливонского ордена рекомендовал принимать в домашнюю прислугу светских мужей, которым предписывалось вести богобоязненную жизнь, не заниматься ремеслами или извлечением прибыли и жить отдельно от жен. В орденских документах эти люди назывались слугами магистра Ливонского ордена. До нашего времени дошел устав Черноголовых Кулдигского замка. Крестоносцы, обычно не страдавшие щедростью, награждали этих людей поместьями и землями. По-видимому, Черноголовые выполняли особо тайные поручения.»