Шёпот звёзд

— Откуда ты это знаешь?

— Мой отец обезвреживал бомбы. Но и подорвался на одной из них…

Пот стекал по лицу Лукаса ручьём.

— И какой провод надо перерезать?

— Красный! — мгновенно ответил он.

— Ты уверен? А что, если это неправильный?

— Тогда мы оба умрём! — сдавленно крикнул Лукас.

— Я не хочу умирать! — возразил я, думая уже оставить эту идею.

— Никто не хочет умирать, но и жить так я тоже не хочу. Предлагаю рискнуть!

— Надеюсь, ты прав, и красный провод верный, — говорил я, кусая губы.

— Уверен, всегда нужно резать красный, я уже это не раз делал! Не будь ребёнком! — прикрикнул на меня Лукас.

— Хорошо, хорошо, я сделаю!

— Так, давай на счёт «три»! — Лукас протянул мне кусачки для проводов.

Мы медленно считали вместе. «Раз», — и я взял кусачки из его руки. «Два», — и я захватил кусачками красный провод. «Три», — и щелчок. Провод перерезан.

Огонёк на ошейнике стал мигать всё быстрее, и запищал детонатор. Лукас оцепенел в ужасе, а я резко отбежал от него на пару шагов. Через секунду раздался взрыв. Меня отбросило к стене, было очень горячо, я упал на пол, ощутил дикую боль и потерял сознание. Комнату охватил огонь, отчего включилась сирена, от звука которой я и пришёл в себя.

Тело моего товарища разметало по всей комнате. Моя одежда сгорела, я был весь чёрный, в саже, на мне остались кусочки обгоревшего тела Лукаса. Но огонь не мог ранить моей кожи. В голове отдавался звон после удара, и я понимал, что необходимо выйти из комнаты, иначе я умру, если не от огня, так от угарного газа точно! Перед глазами всё расплывалось. Кругом — пламя и дым. Я кое-как доковылял до двери. Её заело. Кнопка открытия не срабатывала, я стал стучать в дверь и звать на помощь, но никто не откликался. Сирена заглушала мой голос. Тогда в дыму я разглядел у двери короб, отвечающий за питание. Еле-еле я смог открыть его, но провода в моих глазах сливались в один комок. Я сообразил, что нужны кусачки, прошёл пару шагов в огне, стараясь не дышать, и вот нашёл одни с расплавленной ручкой. Я взял их, — как же горячо, словно кожу на руках разъедает! Но выбора не было. Я вернулся к двери.

Сирена замолкла, и за дверью были слышны голоса доктора и детей. Они пытались освободить меня. Я молча стал высматривать нужный провод, мы с Лукасом уже находили его, когда вламывались в лабораторию. Всё расплывалось перед глазами, но я не сдавался, и через пару минут смог отличить нужный провод. К тому моменту, как я его перерезал, ручка кусачек застыла в моей коже. И, наконец-то дверь открылась!

Из комнаты, наполненной огнём, я вышел почти невредимый. На мне остался один ошейник, который расплавился от огня и прикипел к коже. Я держался за голову, которая жутко болела. Доктор ошарашенно смотрел на меня, как только я показался из-за двери.

— Маркус! Что случилось? — вскричал он.

— Лукас… хотел снять ошейник… — пробормотал я, пытаясь отдышаться на нормальном воздухе, и почти свалился с ног, но доктор вовремя подхватил меня.

Гемилион велел детям потушить огонь, снял с себя белый пиджак и накинул его мне на плечи. Потом он медленно проводил меня в душевую, где помог отмыться от гари и обгорелой плоти друга. Сам я был не в состоянии даже нормально стоять. Гемилион одел меня в новые штаны, также не спеша отвёл в каюту, уложил в постель и накрыл одеялом. «А с рукой мы завтра разберёмся», — сказал он, рассматривая приплавленные к моей ладони кусачки. Мне было очень плохо, и я сразу же отключился.

Утром следующего дня звонок на завтрак меня не разбудил, я проснулся после обеда. Состояние было вялое, жутко болела голова. Валекиан сидел рядом.

— А я уж думал ты не проснёшься! — тревожно сказал он.

— Почему же так плохо? — пробормотал я, держась руками за голову.

— Может, потому что ты выжил после взрыва. Скажи мне, как? На тебе ни единого ожога!

— Не знаю, — я ничего не соображал, очень мешались кусачки, которые уже стали частью моей правой руки.

— Доктор велел отвести тебя к нему, как проснёшься. Ты готов?

— Да, — я тяжело вздохнул.

Путь по коридору был мучителен, я только и повторял про себя: «Когда же это всё закончится?». Мы шли медленно, меня шатало от бессилия. Друг придерживал меня за плечи. Он постучался в дверь лаборатории, и Гемилион встретил нас. Доктор велел Валекиану возвращаться в каюту и помог мне дойти до кушетки.

Казалось, вся моя спина — это один большой синяк, и я аккуратно присел. Гемилион придвинул стул и сел рядом со мной.

— Ты помнишь, что вчера произошло? — спросил старик, пристально глядя на меня.

— Отчасти, — я снова взялся за голову.

— Почему Лукас хотел снять ошейник?

— Он был самым старшим из нас, поэтому боялся, что скоро пропадёт, — честно ответил я.

— Ты знаешь, что именно, он сделал?

— Нет, он велел отойти, а я собирался выходить из комнаты, когда всё случилось, — я ещё крепче схватился за голову и говорил, изнывая от боли.

— У тебя может быть сотрясение мозга, мне нужно посмотреть. Ложись на кушетку.

Доктор присоединил к моей голове четыре провода, и минут десять что-то анализировал на приборах.

— Да, всё, как я и думал. Несколько дней покоя, и это пройдёт. Пока поставлю тебе обезболивающий укол, — он снял провода с моей головы.

— Нет! — громко возразил я, насколько было сил. — Не надо никаких уколов!

— Маркус, иначе твоя голова будет болеть ещё долго. И только под действием обезболивающего я смогу снять расплавленный ошейник и кусачки.

— Я вам не верю!

— Что случилось? Я никогда не обращался с тобой плохо, — недоумевал старик.

— От ваших уколов умирают другие дети! — в отчаянии поспешно говорил я. — Я же не слепой!

Доктор замолчал и задумался. Он встал и ходил по лаборатории, то и дело потирая очки. Я вертелся на кушетке, боль не давала ровно лежать. Гемилион подошёл ко мне и спросил:

— Хочешь я расскажу тебе о тех уколах? Если ты позволишь потом поставить тебе обезболивающее

— Давайте, — еле ворочая языком, согласился я.

— Я хотел сделать тех детей особенными, почти как ты. Я вколол им сыворотку на основе твоей крови, и, честно, я был уверен в успехе, — последние слова он произнёс надорванным голосом.

— Но вы повторите этот опыт снова.

— Да, но тебе нет смысла бояться своей же крови, — старик усмехнулся. — Я надеюсь сделать её безопасной для остальных.

— Почему вы не спросите у детей: хотят ли они стать такими же, как я? — возмущённо закричал я.

— Я всегда говорю с детьми, когда спасаю их. Они в курсе, что пути назад нет. Тоже самое я говорил и тебе на Амаране.

— Вы спасаете детей, чтобы сделать из них подопытных! — от злости я почти во весь голос кричал.

— Я даю им лучшую жизнь! Да если бы не я, они бы умерли уже давно в том аду, что творится на их планетах! — в сердцах вскричал Гемилион, достал автоматический шприц, и по нажатию кнопки в него набралось содержимое из ампулы. — Ты готов?

— Да, — ответил я с недоверием, но ради избавления от боли уже готов был рискнуть.

— Боль пройдёт в течении пяти минут, ты будешь в сознании, так что мы всё сделаем вместе.

Я почувствовал облегчение уже через пару минут после укола и смог присесть. Гемилион приложил свою карточку от двери к ошейнику, предварительно набрав на ней какой-то код, и тот раскрылся на три части, но всё ещё соединялся с моей кожей.

Старик взял обычный скальпель и стал срезать прибор с моей шеи. Больно не было, только кровь полилась и залила верх белой рубахи, что была на мне, как и обычно. Потом доктор смочил бинты в голубой жидкости и обмотал мою шею. Я почувствовал легкую прохладу, и кровь больше не текла. С правой рукой он проделал тоже самое. С неё содралась почти вся кожа, так что я мог разглядеть мышцы ладони. Гемилион достал что-то из холодильника и объяснил, что положит на рану специальную биологическую плёнку, из которой потом восстановится моя кожа. Он вырезал два нужных лоскутка, один из которых приклеил к шее, а другой — к ладони.